— Как представлю, что кому-то снюсь… — Эдвина передернула плечами. — Словно за мной раздетой кто-то подглядывает. Нет, хуже, чем раздетой!
— Снюсь… — мечтательно завел очи Лин.
— К снам провидиц следует относиться серьезно. Они предупреждают нас о грядущих бедах и помогают уцелеть. Они сберегают нашу веру во тьме и не отдают во власть злобных видений, навеянных Красной Горой.
— Кстати! — хлопнул себя по лбу аптекарь и поморщился. — Среди Уршилаку ведь не было спящих, тех безумцев, что в городе?
Похоже, и до диких земель добирались вести и объяснять ничего не пришлось. Ашхан торжественно кивнул.
— Сила Дагота велика, но над нами не властна. Нас бережет Луна-и-Звезда.
— А может, вас просто давить невыгодно, — буркнул Черрим под нос.
— Выгодно! Они знают такое, что может его остановить. Удивляюсь я Даготу…
— Знания есть в разных колодцах. Можно засыпать один, но пропустить остальные. Можно засыпать все, но тогда вода прорвется где-нибудь еще. Кроме того, Нереварин — отражение шармата, врага. И тот будет искать сражения с ним, а не с нами. Вам… я не должен этого говорить.
— Так поздно, уже сказал, — оскалился котище веселой улыбкой. — И вообще, будем прятать знания один от другого, так и разобьют нас по-одиночке. А ведь нам придется драться рядом, вождь. У жены под юбкой не спрячешься.
— У меня нет жены.
— В примитивных культах всегда имеется дуаль благостного бога и его вечного врага, и они постоянно ищут встречи, — сказал Тьермэйлин назидательно и скрылся в темноту. Ему с хаджитом первыми выпало сторожить. Сул-Матуул промолчал. Они с наемницей лежали у костра голова к голове. Аррайда нашарила в темноте и стиснула его руку:
— Я не обижаюсь, — шепотом отозвался ашхан, гладя девушку по волосам. — Я готов сказать тебе то, что не сказал бы никому другому. Не потому что ты молодая и красивая. Черрим прав. У тебя есть особое свойство склонять к себе сердца.
Аррайда рывком нырнула под шкуру, чувствуя, что краснеют уши.
— Дагот, Враг, это тоже умеет, — прожолжал ашхан. — Но посредством своего, черного волшебства. Вы с ним как тьма и свет. Когда светит солнце, всегда есть тень. Он всегда был тенью Неревара.
— Ворин был мо… его другом.
— Это было слишком давно. Не дай врагу обмануть себя, прикрываясь дружбой.
Его слова приснились Аррайде золотой сияющей нитью, за которую она держалась в темноте.
Пепельная буря налетела, когда путники уже несколько часов были в пути. Небо вдруг сделалось низким, красная пыль и мелкие камушки, поднятые ветром, завихрились в воздухе. Обнаженную кожу секло, стало нечем дышать. Аррайду и Сул-Матуула защищали закрытые шлемы, а Черриму с Эдвиной и Лину пришлось обмотать лица кисеей, и все трое спустили пониже капюшоны и крепче стянули завязки на них.
— Надо переждать! — перекричал вой ветра ашхан и направил гуара к груде высоких валунов, перекрытых каменной плитой, точно ворота.
— А если идти по или против ветра? — стал бурно допытываться Тьермэйлин, когда они спешились под валунами.
— Ветер крутит, меняет направление. Многие погибли в часе ходьбы от становища, двигаясь по кругу.
Камни укрывали путников сбоку, сверху и сзади. Спереди улеглись, заслоняя от секущего ветра, гуары. Буря заметала их сугробами красной пыли. Шуршала по туфу, насыпаясь в поры и трещины, словно тысячи паучьих лапок. Сипел ветер. День превратился в ночь.
Когда легко, то каждый сам по себе. Но когда вплотную, вот так прижавшись друг к другу, когда только вместе доступно выжить — какие-то совсем другие силы вступали в игру. Они таились где-то глубоко, спали до поры до времени; люди начисто забывали о них, пока… как кровь сквозь корку на ране, как лава сквозь взорванный базальт. И этой силе нечего противопоставить, она сильнее, чем раны или смерть, чем подленький гнусный страх, чем чужое презрение, зависть и жадность. Единение. Дружба.
Словами трудно передать то, что улавливалось в кровавой полутьме колдовской бури, в песке, скрипящем на зубах и забивающем горло, и в последнем глотке воды из баклажки, оставленном для тебя. И в понимающем пожатии руки.
Они забились в неровность скального столба с подветренной стороны, прижимаясь друг к другу. Рядом сбились в кучу гуары, с большего заслоняя людей от бури. Песчинки секли по натянутому над головами плащу. Летели колючки и мелкие камешки.
— Как там Зайчик, зараза ушастая? — почти беззлобно поинтересовался хаджит.
— Надеюсь, они тоже отыскали, где укрыться. А то найти сможем только случайно… лет через двести, скелеты, — скорбно, словно эпитафию, произнес аптекарь.
— Не суетись, такое не потонет. И не полная дура ведь.
— Не знаю, не уверен.
— А вдруг уже она наскребла той плесени и ныряет в фарватер Набит за щитом? — продолжал пугать и развлекаться Лин. — Прибежит с ними и найдет… наши скелеты.
Он засмеялся, Эдвина сплюнула и вытерла красный от пыли подбородок.
— Ну и что, что страшного случится, если Пикстар опередит нас? Принесет тебе этот щит? — прицепилась она к вождю. — Воровку признаете Нереварином?
— Нереварин может быть вором, может быть убийцей, благородство для него совсем не обязательно, — с достоинством отвечал Сул-Матуул. — Он просто сосуд для возрожденной души.
— Ну теперь уж точно нет! — рыкнул Черрим. — Если тебе так важны эти щит и чашка, я найду, как забрать их у этой дуры. А Зайчика просто выдеру.
— Мы спешим, чтобы помочь им, а не опередить. Чтобы не вляпались, — бросила Аррайда сердито.
— Боги, — простонал Лин. — Эти — могут.
— А к тому же, если они разворошат гнездилище, то нам будет намного труднее туда проникнуть и выбраться оттуда живыми.
— Не поверю, что у вас нет другого испытания, — сказал Черрим, — настоящего. Чтобы увидело душу этого вашего покойного полководца, а не только хитрость залезшего в Когорун мародера.
— Есть. Но я пока о нем не скажу.
Буря слабела. Порывы ветра делались реже, багровый чад, забивший воздух, оседал. Становилось видно не только на растоянии вытянутой руки и ясно, что до ночи еще далеко. Люди вытоптались из песчаного плена и стали прочищать гуарам ноздри и глаза.
— Двемерский когерер за возможность умыться, — простонала Эдвина, размазывая грязь по лбу.
Мутное солнце показало в пепле свой круг. Ашхан довольно кивнул. И указал направление.
По дороге им попался разбившийся скальный наездник. Он выглядел гнетуще, и путники уехали поскорее.
Вторую ночь скоротали они в развалинах неподалеку от Когоруна. Из песчаного холма торчали четыре стены с дверным проемом, к которому с радостным иканием с нечеловеческой силой поперли гуары, до того сохранявшие флегму даже во время песчаной бури. Поводов для радости у них было целых два — уведенные Пикстар и Зайчиком сотоварищи, привязанные к крюку в стене над здоровой охапкой трамы. Путы гнило хрупнули, и произошла радостная встреча, в которой наездники приняли весьма опосредованное участие. Кроме ашхана, принявшегося осматривать покражу и убедившегося, что с ездовыми ничего страшного не случилось.
Эдвина запустила заклинания, Черрим склонился над костровищем в углу, проверяя, как давно им пользовались.
— На пару часов мы от них отстали. Но сунуться в Когорун на ночь глядя, это ж надо додуматься!
— Определенный резон в этом есть, — пощипал губу аптекарь. Эдвина возмущенно зыркнула на него.
Аррайда посмотрела на небо с первыми звездами — крыши над руиной не было.
— Пойдем туда перед рассветом. Далеко отсюда?
— Час ходьбы, — отозвался Сул-Матуул. — Лучше выспаться здесь как следует, там слишком жутко, чтобы спокойно спать.
Утром Аррайда неохотно выбралась с нагретого местечка между Эдвиной и гуарьим боком и уселась, зевая, наблюдать, как смешно надувает щеки Лин, раздувая угли в костре.
— Ну, позавтракаем — и в путь? — бодро поинтересовался Черрим, расправляя когтями усы. — Ищем этих двоих и вещички?
— Быстро и скрытно, не увязая в бою, — повторила Аррайда загодя обговоренный план.
— И да благоволит нам Азура.
— И не пошлет крылатых баб с пустотой внутри, — завершил аптекарь, вынудив Эдвину громко фыркнуть.
— А ты? — посмотрела наемница на Сул-Матуула. — Заберешь гуаров в стойбище?
— Я пойду с тобой, — она встретила непримиримый алый взгляд.
— Я думаю… может, все же лучше одна? Корпрус мне не грозит…
— Здрасьте че удумала! — возмутился хаджит насмешливо. — А Дагота потом тоже одна пойдешь воевать? Против всех его могучих армий?
— Проберусь… как-нибудь, — рассмеялась девушка и вздохнула. — Понятно…
— Да ничего этим зверюгам не сделается, — Эдвина постучала по боку ближайшего верхового. — И за себя постоят, и за кого угодно.
И полезла еще раз проверить колдовские зелья.
— И дорогу домой сами найдут, — неожиданно поддержал ее вождь, выбирая из седельных сумок то, без чего точно не обойтись в пешем походе в Когорун.
Позавтракали они не торопясь и с шуточками. Между тем небо светлело и делалось из серого блекло-голубым, странно ясным для этих мест. Но Эдвина, заметив озабоченность спутников, пообещала укрыть всех заклинанием хамелеона и замести следы.
— Не сейчас, — возразил Сул-Матуул. — Стоит поберечь силы на будущее. А здесь вполне достаточно укрытий, чтобы добраться до крепости незамеченными.
Тьермэйлин связал пару веников из трамы, чтобы заметать следы там, где придется пройти по пыли. И отряд пустился в путь. Сеть заклинаний, раскинутая Эдвиной и аптекарем, не показала никакой жизни поблизости, исключая пару скальных наездников, кружащих высоко наверху. Пробирающиеся в Когорун странники как добыча их не заинтересовали.
Шершавая платформа, на которой стояла крепость, была начисто вылизана ветром, только к стенам привалило невысокие сугробы красной пыли. Плиты были уложены так плотно, что ни кустика, ни травинки не смогло пробиться между ними, даже пролезающей везде упрямой трамы тут не было. Здания, возведенные по древней данмерской традиции — из плинфы, скрепленной цемянкой на яйцах квама, — сужающиеся кверху, обведенные фигурными карнизами, казались заброшенными — что сама массивная крепость, что две пухлые башни под ржавыми куполами, что квадратный тесный храм с контрфорсами по углам. Да и не только казались. Заклинания твердили то же самое. И не ощущалось присутствия контрзаклинаний, должных обмануть не слишком опытного наблюдателя.