Довольно много времени провели спутники в отнорках, следя за передвижением караулов, отсчитывая время между группами, пока снабженный летучестью и невидимостью бойцовый кот излазывал ближайшие коридоры, отмечая места, где можно безопасно укрыться на время прохода патруля.
По сравнению с Иллуниби, где чудовища бродили в целом хаотично и редко, лабиринт под Когоруном выглядел куда более оживленным. Если порождения больной фантазии спятившего за тысячелетия колдуна вообще можно считать живыми.
Движение это было сродни копошению в гнездах квама, где каждый организм выполняет задачу, которой соответствует (фуражиры отыскивают пищу и новые штольни, матка несет яйца, рабочие квама ухаживают за ней и потомством, воины их оберегают), но собственной воли и разума у него нет. Зато инстинкт отточен до совершенства.
Аррайда подумала, что ее собственная жизнь тоже упорядочена и однообразна. Сперва в одиночку, потом втроем, теперь впятером они бродят по подземельям, полным чудовищ. В первый раз она попала в переплет из любопытства, во второй — был приказ разведать базу Шестого Дома. В этот раз — плетется за каким-то ненужным щитом. И — за девицей, вздумавшей доказывать свое превосходсво.
Кстати, о девице… «Гнездо» не казалось разворошенным, а значит, либо Звездочку не обнаружили, либо она сюда не дошла. Или утонула в фарватере, пытаясь избежать встречи с пепельными упырями, как мрачно шутил Тьермэйлин. Или — на такое куда больше хотелось надеяться — алмсивнула к ближайшему храму. Но подземелья с чудовищами придется осмотреть все равно.
В пещерах не было эха. Камни исправно шуршали под ногами и осыпались со стен, но звуки словно таяли у какой-то невидимой границы. И от этой глухой тишины стоял в голове комариный звон. На пределе слуха. Может, он чудится и комарья нет, но звенит в ушах и заставляет раздирать кожу до кровавых волдырей.
Аррайда силой заставляла его умолкнуть: перебегая между укрытиями, прижимаясь к стене, проползая под перемычками. Читая свитки, глотая зелья, горчащие на губах. Пробиваясь к собственным мыслям, которые в другом месте дались бы легко.
Когорун. Одна из баз, лучше защищенная — этим вот делением с фарватером-рубежом. Такая же, как Иллуниби. Сперва накатывают от Красной Горы моровые бури и твари, потом заполонят все пепельные идолы, мода либо суеверие. Потом вознесут кровавую молитву спящие — поднимаясь до видящих и выше — до матерых чудовищ, эмиссаров Шестого Дома. А потом, как очередная волна на беззащитный берег, хлынут из этих баз полчища Неоплаканного Дома, пустые воины, наполненные искаженной в безумце божественной силой Сердца.
Думать становилось все труднее. В голове ритмично звучали колокола, причем, ритм этот делался сильнее с каждым пройденным коридором и поворотом, звучал, подчиняя и раскрывая гармонию происходящего, в чем-то действительно похожую на ритм жизни гнезда квама. Это как если мимо тебя движется плясовая цепочка, то вперед, то назад, то совершая переходы, и если поймать соль ее движения и выбрать разъединственный миг, чтобы влиться, не нарушив ритма, то змейка в плясе увлечет за собой, не заметив, что присоединился кто-то еще. Не станешь для нее чужеродным. Тут, главное, не ошибиться, угадать этот миг — как дрожание весла, по которому бежишь над вспененным морем. Как ритм набегающих на берег валов. Слиться, но не дать себе ни раствориться в плясе, ни вести его. А колокола от малого до великого дрожат, пронизывают пространство вокруг. И видно уже, когда патрульные идут по коридору, и куда стоит свернуть, и где обойти ловушку, чтобы не задеть звенящие нити. И где застыли рядами пока что спящие воины Дома Дагот, Дома Неоплаканного.
Ритм ворожит, ритм зовет за собой. Но нельзя ударить латной перчаткой по пепельному идолу, срывая наваждение. Нельзя вступить в бой. Нельзя заглушить колокола.
— Что ты творишь?
— Отойди, Эдвина, — Черрим оттеснил магичку плечом.
Сквозь звон в ушах протискивается, пробивается тяжелый голос Сул-Матуула:
— Сними рукавицу и возьми меня за руку.
Вот так отдают долги. И сквозь марь теплое прикосновение к ладони и тихий ритм другого пляса:
«Ты вернулась дальней дорогой из-за луны и звезд. То, к чему ты приложишь руку, будет сделано. Что осталось несделанным, будет завершено… Многие пали, но одна осталась».
И губы движутся, повторяя молитву. Беспамятство отступает, колокола глохнут. Красные глаза заглядывают в глаза.
— Когда пройдешь посвящение, будет легче. А пока держись.
— Я… держусь. Я здесь.
— Ты что-то видела?
— Ловушки… много. И сторожа. Я их чую.
— А они тебя? — встревоженно спросила Эдвина.
— Нет. Кажется… нет.
— Я же говорила, что не надо…
Но Аррайда оборвала ее:
— Я использую… любой шанс, чтобы нам уцелеть.
Бретонка криво ухмыльнулась и больше не спорила. Только следила в полглаза за подругой, готовая в любой миг разорвать связь между ней и тварями Дома Дагот.
Но раз вырвавшись из паутины, Аррайда больше не позволяла ей увлечь себя, держала на краю сознания, а когда остановились на привал, и вовсе изгнала из мыслей.
«Что-то здесь не так, — сказала она себе, пытаясь то так, то этак устроиться на камнях, чтобы поспать. — Из норы Иллуниби, где таился Дагот Гарес, было несколько выходов.
Если бы сюда, как в другие „утюги“, стекались спящие и корпрусные твари, они кишели бы в крепости, упирающейся в фарватер Набит, или двигались сквозь него дальше — раз уж там их нет. Но ряска на стенках и дне однородна, значит, воду не спускают, не держат трубу сухой ни частью, ни полностью даже на время. Ну не ныряли же они, в самом деле!
Так и роятся. Не оболваненные сектанты, костяк серьезного войска с регулярным патрулированием, с тренировочными площадками, со складами, с… вменяемым командиром. Невменяемый не сумел бы все это организовать, даже подчиняясь воле Дагот Ура. Шармат с командиром… должен быть хотя бы один широкий вход, или откуда твари здесь взялись? На плане он не отмечен. Прорубили недавно? Где он находится? И куда ведет? Надо найти».
— Сестренка, с тобой все в порядке? — окликнул ее Черрим.
— Жестко.
— На, подстели мой плащ.
И тогда Аррайда наконец заснула.
Сон не принес отдыха. В нем наемница, спотыкаясь, брела все теми же коридорами, в полной темноте — никак не хотело срабатывать заклинание «кошачьего глаза». Так искра гаснет, падая в сырой трут. И потому ноги забирали по кругу, словно нарочно избегая сердцевины запутанного клубка. Где уж точно таится рогатый идол. И приставленный к нему жрец дергает за нити пепельное воинство. Мысли об идоле и его служителе причиняли Аррайде боль. Сила, повелевающая ею, принуждающая уничтожать святилища Шестого Дома, не должна была вырваться в этот раз. Слишком близко Когорун от Красной Горы, и нельзя обнаружить себя, пока к бою недостаточно готов.
Но вот свет забрезжил впереди — дымно-кровавый, как цвета Дома Дагот. Он вырывался из черненых тяжелых чаш, освещая того же колера алтари. Но в пустоте святилища не оказалось жреца. Там был лишь «шепчущий» колодец, заполненный прахом и человеческими костями. И на одно из копий, торчащих из него, была насажена рыжеволосая девичья голова.
…Наемница села, прислонившись спиной к стене. Нашарив баклажку, глотнула разбавленного вина. Услышала бормотание Черрима:
— Что ж это за испытание воина такое, если мы никого ни разу и не тюкнули? А воин — это не только сила, проявленная в драке. Это и хитрость, и ловкость, и терпение, умение выждать и напасть в самый выгодный момент. И талант предвосхищать действия врага.
— И зачем ты мне это говоришь? — хохотнул аптекарь.
— Чтобы не скучать, наверное. Арри? — обернулся он на шорох.
— Звездочка в беде.
— Да ничего не сделалось этой заразе, — буркнул кот, суя ей в ладонь острый осколок, гладкий с одной стороны, а с другой склизкий и податливый. Наяву заклинание «кошачьего глаза» вышло с легкостью. Аррайда повертела крупную яичную скорлупу, перемазанную в пыли. На яйце сохранился кусок белка.
— Не присыпала толком — я и увидел, — пояснил Черрим. — Совсем свежее.
Он потыкал в белок.
— И следы рвоты чуть подальше. Не сильно она нас опередила.
— Насчет угля не догадалась, — полез в сумку аптекарь. — Сухари закончились.
— У меня есть, — хаджит разложил на платке скудный завтрак.
— А все же изрядное мужество нужно, чтоб сюда в одиночку сунуться, — жуя вяленое мясо, заметил Лин. — И враги тебе, и камни, и трещины… Оступился — вывих или перелом.
— Шею б она себе вывихнула, поганка! — рявкнул кот. — Чуть что, вон к храму метнется. Вылечат.
— Это если сознание не потеряет. Свитки у нее есть?
— Все у нее есть, кроме совести, — Черрим выпустил и втянул когти. — Идем сменим Эдвину с ашханом. Пусть тоже поедят.
Аррайда пока не стала говорить друзьям о предполагаемых поисках черного входа в пещеры. Мысль эту она тоже отодвинула на край сознания. Сначала щит и Звездочка, остальное потом.
В том, что Пикстар жива, путники убедились совсем скоро: далеко перед ними мелькнул легкая фигура, закутанная в коричневый плащ, практически незаметная на фоне стены. И теперь не собирались терять ее из виду.
А еще чуть погодя за поворотом замерцал свет, и к серной вони примешалась вонь горящего масла. Все было точь-в-точь, как Аррайде снилось.
Из чаш било дымное пламя. Оно освещало черно-красные алтари по обе стороны входа в древнюю гробницу, обращенную в святилище и скудно украшенную парой гобеленов. То ли гобелены с гербом Дагот соткали совсем недавно, то ли восстановили магией — ткань была плотной и целой, узор яркий — цвета киновари по углю. Он совпадал с росписью алтарей.
Звездочка опустилась на пол и на четвереньках нырнула в проход между чашами, чтобы ее не выдала тень.
Черрим скрипнул зубами.
— Сул-Матуул, Лин, стерегите здесь. Девочки, за мной.
Друг за другом все трое протиснулись в узкую нору, буквально проползли на животе и залегли за каменной грядой, отделяющей нору от гробницы Дагота Морина. Черрим умел выбирать по-настоящему удобные позиции. Отсюда святилище было, как на ладони, а их самих не видел никто.