— Чем увлекается ваш мальчик? — спрашивали знакомые родителей на вечеринках.
— Авиамоделированием, — отвечала Эмма, пригубив шампанское.
Честно говоря, у «Ключа» есть две «дочки» — «Отмычка» и «Открывашка». Леон гордился семейством. Теперь можно легко добывать любую информацию. Закрытых дверей и замков не существует. «Отмычку» он продал первой. Продал тем, кто предложил больше денег. Удивительно, но никаких угрызений совести после общения с серьезными покупателями в дорогих черных костюмах у Леона не возникло — товарно-денежные отношения без примесей, без рефлексий. Потом настал черед «Открывашки». Она досталась государственным мужам. Как они радовались! Наивные! А забавно получилось: раздать инструменты по добыванию информации двум антагонистам. Первое время Леон радовался удачной шутке, пока не осознал, что антагонизм — иллюзия. Но все равно было смешно.
Про «Открывашку» даже писали в газетах, без упоминания настоящего названия, разумеется. Там ей присвоили номер. А главное — до сих пор не довели до ума. Ведь Леон продал им только алгоритм. Детальную же разработку приберег до лучших времен.
А у «Ключа» пока нет цены даже за алгоритм.
Надо разобраться с фотографиями из поездки: обработать как следует, составить альбом и не забыть послать той девушке с ребенком — Саша, кажется. Когда Леон бегло просматривал снимки, первое, что бросилось в глаза, — плотно сжатые губы. Такие губы совсем не хочется целовать. Интересно, что тогда, в аэропорту, Леон не обратил на губы внимания, только на разные брови. Часто именно застывший снимок передает эмоции гораздо лучше, чем живая мимика.
Он окончательно проснулся, запретил себе валяться под одеялом, хотя никуда не торопился, и вышел босиком на балкон. Улица была еще тиха и свежа. Внизу сосед выгуливал собаку, а в лавке напротив дочка хозяина выставляла наружу цветочные горшки. Леон потянулся. И кто сказал, что одиночество — беда? Такое одиночество — праздник! Беда — это когда ты один во Вселенной и не можешь себя продолжить, потому что не знаешь, где начало. Начало в виде Эммы и отца с его вонючими чучелами Леону не подходило.
Сосед поднял голову и помахал ему.
Хэл
C появлением гостей в доме стало слишком суматошно. И Бо не знал, куда податься: он то суетился вместе с остальными внутри, то выбегал во двор к Хэлу. Но, перекинувшись с ним парой слов, возвращался к людям. В небе по-прежнему гудели самолеты. Хэл запрокидывал голову, прижимал уши, смотрел, как белые полосы таяли на голубом фоне. Внезапно его осенило: а что, если попытать счастья и уговорить новых знакомых Бо взять его с собой в самолет? Они явно не задержатся здесь надолго. Что им тут делать с Робертом? О том, как Мия и Саша приехали сюда ночью из гостиницы, Бо успел рассказать другу в один из его визитов под сиреневый куст. Девочка показалась Хэлу милой и доброй — даже герань общипала, чтобы его угостить. А если ребенок такой славный, то и мать должна быть приличным человеком. По крайней мере, доброй. И желательно — защитницей дикой природы. У нее наверняка нет шуб в гардеробе. И, покупая в супермаркете еду, она обязательно кладет деньги в коробку для пожертвований бездомным животным.
— Ага, и вяжет свитера пингвинам, — по обыкновению, съехидничал Внутренний Голос.
— Тебя только не хватало, — буркнул Хэл.
— Ну уж простите! Я к вам не напрашивался. К кому меня определили, с тем и живу.
— А если бы при этом молчал…
— Что? Я и так все время молчу. А нам — внутренним голосам — молчать вообще не положено. Некоторые, между прочим, со своими существами и по ночам разговаривают.
— С кем разговаривают? С существами? — возмутился Хэл.
— Да, с вами. С существами! — подтвердил Внутренний Голос. — Все, я пошел.
— Куда?
— Куда надо!
Хэл помотал головой. Нет, этот Внутренний Голос совсем распоясался!
В дырку в заборе пролез Бенджи. Он ничего не видел и не слышал уже лет десять. Хэл любил поболтать со стариком:
— Привет, Бенджи! Как ты? Все живешь? И я все живу. Слушай, по-моему, я тебя еще не спрашивал. Ты вообще летал когда-нибудь на самолете?
Бенджи доковылял до сиреневого куста, поднял трясущуюся морду и уставился на Хэла. Глаза его слезились. Хэлу показалось, что он кивнул в ответ. Конечно, летал, а как иначе? Ведь Бенджи всю жизнь прожил в семье диспетчера. Хэл вздохнул.
— Ну ничего, у меня есть план. Самое главное — разработать план. А потом потихоньку его исполнять, — проговорил он, поглядывая на пса.
Бенджи снова будто бы закивал, потом развернулся и тяжело поковылял к забору.
Тут дверь в дом открылась, и на веранду вышла Мия. Она катила за собой красный чемодан с Микки-Маусом.
— Ты далеко? — донеслось из дома.
— Я уеду к папе!
Вышла Саша. Она присела на корточки перед дочкой и стала шептать что-то ей на ухо. Потом они обнялись и вернулись в дом.
Хэл замер. План работал. Теперь он точно знал, как попадет в аэропорт и в самолет — в красном чемодане.
— Ой! Умру со смеху! — не унимался Внутренний Голос. — В чемодане он поедет. Без воздуха? И на первом же досмотре тебя вытряхнут оттуда. А знаешь, на экране, где показывают содержимое чемоданов, пограничники увидят зайца изнутри. Вот потеха-то!
— Куда ты там собирался? Вот и иди!
Саша
Каждый раз, когда тренькал телефон, Саша вздрагивала. Она знала, что рано или поздно Пол позвонит с незнакомого номера. Он заблокировал ее карту, следующий ход — появление. Какое счастье, что Пол не знает, где они. Был момент, когда ей мерещилось, что муж следит за ней. С нынешними технологиями это легко устроить. Слишком уж легко он отступил! Чересчур смиренно принял их отъезд. Но она помнит его глаза, когда подписывала полиции документ о ложном вызове, — не простит. Да он и не прощал никогда раньше даже пустяков, с чего вдруг начинать?
Полицейский тогда указал пальцем на сумму штрафа в графе, где нужно было оставить подпись. Саша кивнула. Их было двое — молодые парни в форме, крепкие, ладные, как в кино. Она вспомнила, как виновато улыбнулась им.
— Давайте мы вас все же подвезем? — спросил тот, который помогал с заполнением бумаг. — Думаю, вашему мужу по-любому стоит посидеть в тишине, пораскинуть мозгами. Давайте чемодан!
Он резко выбросил вперед руку, чтобы перехватить ручку чемодана из Сашиной руки, и Саша отшатнулась, чуть не раскроив голову об угол кухонного шкафа.
— Понятно, — сказал второй полицейский.
Что делать? Все деньги истрачены. Отец бы помог, но он сильно сдал за последнее время. После инфаркта исчез ее «папка», с которым играли в волейбол на даче и пекли картошку в костре — редкие и самые счастливые мгновения детства, подтвержденные пленочными фотографиями в конверте, который всегда лежал в папке с документами, чтобы не потерять не дай бог.
Однажды Саша позвонила: «Папка, помоги мне! Ты ведь всегда помогал. Просто будь со мной, потому что я совсем одна и мне страшно. Я у тебя денег попрошу, но это не то, что ты думаешь. Это от отчаяния. К кому мне еще?» Отец молча выслушал, тяжело дыша в трубку: «Ты уж лучше к маме. Она у нас по части решения проблем». Мать потом перезвонила и орала, что у отца кардиостимулятор и чтобы не смела его трогать.
Любовь к матери отмирала постепенно, и сейчас не осталось ничего, кроме понимания, что эта женщина когда-то ее родила. Но не было сил окончательно отказаться от семьи. Разве на такое вообще можно найти силы? К родителям Саша кинулась в самом начале, когда поняла, что попала в беду. Жесткая отповедь, которую получила в ответ, быстро вернула ее на место, в знакомое с детства состояние — сама виновата.
Ванесса выручала несколько раз, и Саша клялась, что вернет ей все до копейки, но когда это будет? Дважды для нее собирали деньги университетские друзья, а еще она смогла продать очень дорогую сумку и серьги, которые Пол покупал, будучи женихом. Эти вещи чудом уцелели. Настал момент, когда не осталось ничего. Ей не на что кочевать по знакомым, не на что снимать жилье, ее в любой момент можно лишить опеки над ребенком: нет средств для содержания дочери, нет жилья и есть психиатрические проблемы. Если Пол ввяжется сейчас в открытую войну за Мию, Саша не выдержит. Она знает истории, когда женщины покрепче сдавались. Можно, конечно, попроситься в приют. Там, наверное, выделят комнату и будут кормить, проведут медосмотр. Докатилась!
Саша подошла к шкафу и открыла тяжелую дверцу. Как такое чудище на львиных лапах запихнули в эту крошечную комнату?! В глубине прятались платья хозяйки. Они сбились в пеструю стайку, притихли, выжидая, что будет теперь, когда в доме появилась чужая. Саша постояла, вдыхая плотный запах старого дерева, странных духов, будто поднесли к носу горсть опилок, смоченных в чем-то сладком, потом протянула руку и выхватила вешалку с неожиданно тяжелым платьем. Оно вздрогнуло, качнув подолом, будто испугалось, что сейчас эта женщина, с длинной шеей, широкими плечами, крупными руками, попытается втиснуться в оболочку мотылька. «Какое маленькое!» Виктория Ноэль, оказывается, была совсем крошкой. Саша толкнула дверцу, чтобы увидеть себя в крапчатом зеркале, приложила к плечам верх платья, расправила юбку. «Вот ведь какая я громила! Ни за что бы не застегнулось».
Роберт читал Мии в гостиной. Чужой человек впустил ее в свой дом, в свою жизнь, как беженку — с одним узелком. То, что он делал, было нужным, как хлеб, и одновременно неудобным, как свитер с чужого плеча. И не знаешь, как его приспособить, подворачивая и закатывая рукава. Саша прилегла на кровать, накрылась с головой колючим пледом. «Сдохнуть бы, да и все». Тикали часы, потрескивали старые обои. Фотография Виктории Ноэль на стене покрылась солнечными бликами. Хозяйка дома смотрела, как посторонняя женщина с белыми волосами лежит на ее покрывале в цветочек, купленном под Рождество.
Дверь открылась.
— Вики…
— Что? — Саша откинула с головы плед.