Несколько лет назад, заглянув в кафе в аэропорту, неожиданно встретил Линду. Она вернулась из путешествия, катила огромный розовый чемодан по залу прилета и случайно заметила Роберта, сидящего в зеленом мягком кресле с чашкой кофе. Замахала, улыбнулась, растолкала шумную стайку индийцев у входа в кафе и ворвалась. Красные босоножки на каблуках разъезжались на скользком полу.
Когда-то они дружили с Вики. Линда приходила в их дом, и они пекли печенье в четыре руки или рассматривали журналы мод. С ее появлением становилось весело и просто. Роберту нравилось наблюдать за «девчонками». А они примеряли новые джинсы или крутили друг другу прически.
После смерти Вики Линда раза три позвонила Роберту, сначала с соболезнованиями, спрашивала адрес Норы, выясняла какие-то пустяки. Потом пропала.
— Роб, это невероятно! — Линда затолкала чемоданище между стеной и столом и кинулась обниматься. — Ты что, снова на работе?
— Нет, зашел попить кофе среди людей. Как ты? — Он обхватил ее широкую спину и ткнулся носом в щеку.
— Я прекрасно! — Линда поправила шляпу.
Он вдруг вспомнил, как она рассказывала анекдоты про своего мужа Стефана, который то чай посолит, то отправится в контору в разных носках, но гениям можно. «Все как в книжках про чудаков», — хохотала она и подмигивала Роберту. Волосы, собранные в тугой хвост, и удивительно аккуратные, маленькие уши, которые казались Роберту слишком совершенными для человека. Вики ее любила.
Линда сняла шляпу, обмахнулась, пригладила обесцвеченные волосы. Блестящий балахон, красные острые ногти, абсолютно гладкий лоб и выпяченная верхняя губа — столько усилий, чтобы обмануть старость! Вот Вики точно не стала бы таскаться по салонам красоты и в жизни не купила бы себе такие босоножки — натуральные копыта. Но Вики нет на этом свете: нет ее каштановых волос с едва заметной проседью, нет детских пальцев с круглыми ногтями, нет гибкого тела, теплого дыхания, запаха духов — она шутила, что больше всего любит аромат мокрых опилок.
Разговор о путешествиях, о погоде, немного о политике. Потом Линда сообщила, что восемь лет назад скончался Стефан. Она вдруг громко всхлипнула: «Сначала говорили, что просто полипы в кишечнике». Роберт выудил из кармана куртки упаковку бумажных платков. Линда шумно высморкалась и вздохнула, положив на грудь пухлую руку. Вспомнился тихий, сутулый Стефан в нелепых вязаных жилетках и коротких брюках.
— Можно я буду тебе позванивать? — спросила она на прощание. — Мы ведь страшно подумать, сколько знакомы. Схоронили своих, теперь вот что осталось?
Роберт проводил ее до такси, помог с чемоданом и даже помахал вслед. До конца дня оставалось ощущение сухости во рту и неловкости непонятно отчего, хотя он рад был ее видеть. Конечно, рад.
Линда позвонила спустя несколько дней. Поговорили о пустяках, а вскоре она приехала. Вышла из круглой зеленой машинки и вытянула за собой огромную торбу леопардовой расцветки: «Здесь угощения!»
Долго бродила по дому, вздыхала. Они даже поднялись на второй этаж.
— Слушай, я помню это покрывало. — Линда кивнула на застеленную кровать, стоя в дверях спальни. — Мы вместе выбирали по каталогу. Надо же, еще живо, а я-то свое давно выбросила. А журналы?
— Какие журналы?
— Ну, журналы по вязанию. У Вики же была целая коллекция. Ты их не выкинул? Если что, я могу забрать.
— Не знаю, — замялся Роб. — Кажется, в коробках в гараже.
Они постояли еще минуту в неловкой тишине и спустились вниз.
Потом Линда суетилась на кухне, разогревала домашнюю еду, разложенную по пластиковым контейнерам: «Я ведь знаю, чем ты питаешься. Всякой индийской дрянью из супермаркета!» Сели ужинать. Роберт пилил столовым ножом куски пересушенной индейки, макал в «обалденный» соус брокколи, ковырял шоколадный торт — все это пахло ее сладкими духами.
— Послушай, Роб. — Линда сидела напротив, опустив густо накрашенные ресницы. — Я вот что хотела сказать. Зачем огород городить: давай жить вместе?
Роберт замер. Было слышно, как в соседней комнате зевнул Бо.
— Не знаю, что и сказать.
— А ты не торопись. Не отказывай мне сразу. Я ведь вижу, как ты живешь. Ты загнешься тут от одиночества. А мне тоже не сахар, Роб. Нора-то с тобой не общается, как и мой сынок. Ох, расскажу как-нибудь, сколько я с ним хлебнула. Он ведь и Стефана загнал в могилу.
Она говорила, говорила, говорила. Роберт жевал, кивал, смотрел в окно. На мгновение представил, как она ходит по дому в махровом халате и с полотенцем на голове, спрашивает, записался ли он к врачу, измерил ли давление. Представил, как она убирает из гардероба платья Вики, снимает со стен ее фотографии одну за другой — постепенно, чтобы он не сразу понял. Жалуется на сына и просит Роберта поговорить с ним, потому что кто еще образумит парня. Все это пронеслось в сознании с сумасшедшей скоростью. Роберт посмотрел на Линду, улыбнулся и сказал:
— Слушай, я позвоню тебе на неделе, хорошо? Может, сходим куда пропустить по стаканчику.
Особенно стыдно было за слова «сходим пропустить по стаканчику».
Она вздохнула:
— Как знаешь, Роб, как знаешь.
Хэл
Обиднее всего, что не удалось толком попрощаться с Бо. Все так завертелось, не было никакой возможности управлять событиями. Но друг наверняка простил его.
Сначала растерянное лицо Мии, которая катила по дорожке свой чемоданчик с Микки-Маусом и оглядывалась. А Хэл был рядом. Сидел в кустах, прижав уши, хотя, по стечению обстоятельств, вполне мог оказаться где угодно, даже за тридевять земель от дома Роберта.
— Ну и что ты? — прошипел Внутренний Голос. — Давай! Дерзай! А вдруг тебя примут за старую шапку и пропустят в самолет?
— Не ехидничай, не смешно, — вздохнул Хэл.
— Да кто тебя смешит…
— Ну вот и молчи. Выискался тут.
— Терпи. Какой ни есть, а я твой Внутренний Голос — не нога, не хвост.
— А у меня и не должно быть ног. У меня лапы.
— Не придирайся.
Тем временем Мия исчезла. И Хэл знал, что исчезла навсегда. «Спасибо, что так хотела помочь», — сказал старый заяц довольно громко, а гусеница-листовертка, которая закручивалась в лист у его носа, удивленно покосилась на чудо природы.
Прощаться с мечтами всегда больно. И Хэл не отказывал себе в этой боли. Он вжался в землю под кустом, зажмурился и попробовал умереть, однако только испортил воздух.
Следующие дни прошли так, как будто из них выкачали все возможное: свет, воздух, звуки, запахи. Хэл бродил возле дома Роберта, и только Бо иной раз возникал в тумане, стоявшем перед его слезящимися глазами. После очередной тягостной ночи вдруг наступил новый красочный день, похожий на взрыв.
К соседнему дому подъехал автомобиль, который привез Бренду. Дальше была суета, сумятица. В какой-то момент Бренда оказалась во дворе в новеньком инвалидном кресле с блестящими ручками. Хэл с трудом узнал хозяйку Бенджи, но это, несомненно, была она. Старый заяц подошел вплотную к коляске и поздоровался. Теперь уже было все равно, кто и что подумает. Бренда сощурила глаза, что далось ей с трудом, несколько секунд изучала объект, рот ее пополз в сторону, обозначая радушную улыбку, и она выдохнула:
— Бххэжи!
Потом повторила.
Хэл попытался объяснить, что она обозналась, что он не Бенджи. Бенджи ушел за радугу, как принято считать. Или на радугу? В общем, не важно. Но Бренда упорно игнорировала объяснения. Она всеми возможными способами стала объяснять неизвестному Хэлу молодому человеку, что заяц — это ее древняя собака. Молодой человек кивал и гладил Бренду по голове, приговаривая:
— Да, конечно, мама, этот заяц очень хорош. Что ты хочешь? Посадить его тебе на колени? Но он наверняка дикий. Хорошо, я попробую. Мистер заяц, прошу прощения, но будет здорово, если вы согласитесь порадовать мою старенькую маму.
Хэл обомлел. Он никак не ожидал такого поворота событий: его уговаривают прикинуться Бенджи и посидеть у Бренды на коленях. Ему вовсе не трудно. Пожалуйста. Молодой человек наклонился, протянул руки и осторожно взял Хэла за бока. Спасибо, что не за уши. Через секунду все были счастливы. А дальше Хэл с трудом может восстановить цепочку событий, однако эта цепочка, звено за звеном, привела его в аэропорт. Он ехал в красивом автомобиле, восседая на коленях у Бренды, которая упорно величала его Бенджи. Позади остался дом Роберта и Бо. Дружище Бо, который выскочил за калитку в тот момент, когда заворчал мотор. Но Хэл успел, успел качнуть ушами на прощание.
Дорога в аэропорт еще ничего не гарантировала. Конечно, его выпустят на лужайке у большой гостиницы. Ни один сканер не пропустит зайца без документов. Но все пошло не так. Проход к частным самолетам был совсем с другой стороны. Конечно, сотрудники аэропорта округляли глаза, завидев облезлого зайца на коленях у пожилой женщины в инвалидной коляске, но никто ничего не говорил. На частном самолете можно перевозить даже медведя. Хэл не утверждает, надо перепроверить, но ему кажется, что да. Процессия двигалась к трапу, и у каждого колотилось сердце от предвкушения. Хэл миллион раз представлял себе этот момент, но сейчас не хватало сил прожить его на полную катушку, казалось, что наваждение закончится, и все.
— Мама, ты уверена в этом пассажире? — переспросил молодой человек.
— О да! Безусловно! Я счастлива отправиться в полет с этим прекрасным смелым зайцем, — четко артикулируя, ответила Бренда.
Так послышалось Хэлу.
На самом деле она произнесла что-то, звучащее как чихание засорившегося крана.
Пилот объявил о взлете.
— А-а-а-а-ааааааа!
И выпал снег.
Виктория Ноэль
По телевизору на всех каналах в новостях рассказывали о снеге.
— Неужели планета в опасности и слухи о глобальном потеплении не оправдались? Нас ожидает новый ледниковый период? — Кудрявая журналистка требовала объяснений от мужчины в жеваной рубашке. Внизу экрана появилась подпись: «Ведущий метеоролог».