Заяц над бездной
Дима Иванов
«ЗАЯЦ НАД БЕЗДНОЙ»
Посвящаю эту повесть маме, Раде Раецкой.
В тот памятный день в Центральном Комитете Коммунистической Партии Молдавии было мучительно жарко. Плюс 35. Июль. Полдень.
Чудовищных размеров здание ЦК по чудовищности архитектурного замысла напоминало зернохранилище - элеватор. От настоящего элеватора его отличало, конечно, множество вещей. Во-первых, здание было облицовано плитками белого и розового мрамора. Во-вторых, в нем было множество окон - узких, напоминающих бойницы, наглухо закрытых стального цвета жалюзи. В третьих, на чудовищных же размеров лужайке, разбитой перед зданием, были идеально ровными рядами высажены цветы – красные тюльпаны. Таким образом, лужайка повторяла государственный флаг Молдавской ССР – красно-зеленый. Ну, и в-четвертых, перед зданием стояли «Волги» - штук двадцать. Все «Волги» были черного цвета, и лишь одна из них – перламутрово-белая.
Водители – краснолицые молдавские мужчины, все в одинаковых белых рубашках с коротким рукавом, прилипших к выпуклым шоферским животам, стояли кучкой у одной из машин, мрачно чокались запотевшими бутылками с ледяным «Боржоми» и утирали крепкими шоферскими ладонями вспотевшие затылки.
- ЗИМ готовить буду, - негромко сообщил Ионикэ. – Сам приезжает.
Ионикэ – молдавская краткая форма имени «Ион», что-то вроде «Ванюша». Ионикэ был самым уважаемым шофером среди штатных водителей ЦК Компартии Молдавии, потому что первым узнавал все жизненно важные для водительского парка новости, и сообщал их коллегам – на импровизированных совещаниях, вроде того, что проходило сейчас на жутком солнцепеке у здания ЦК. Осведомленность Иона объяснялась тем, что он возил второго секретаря – Ивана Никитича Смирнова. «Волга» Ионикэ была самая «навороченная» – по меркам 1971 года. На крыше была мигалка. Впрочем, такая же мигалка была и на крыше у «Волги» Нику (молдавская краткая форма имени «Николай», что-то вроде «Колян»), который возил первого секретаря – Семена Кузьмича Гроссу. Заднего номера у «Волги» Ионикэ не было – вместо него было зеркало. Такая была странная мода у партийных машин. А передний номер выглядел так: 00 01 МКП. Машина первого секретаря тоже имела зеркальце вместо заднего номера, но передний номер у нее был: 00 02 МКП. И, наконец, именно машина Ионикэ была той самой, единственной перламутрово-белой. Такого цвета, в принципе, не было в советской автомобильной природе. Эту краску для своей «Волги» привез лично второй секретарь, товарищ Смирнов, из Японии.
- Говори, Ионикэ, что тянешь! Жарко же! - призвал рыжего Ионикэ Нику, водитель первого секретаря ЦК.
- Жарко, - издевательски спокойно согласился Ионикэ, - Как в Кремле на ковре!
Ионикэ явно не торопился. Он был занят важным делом – на крышу своей перламутровой «Волги» он поставил маленький стаканчик, в него медленно налил немного ледяного «Боржоми». Эту картину с мучительным вниманием наблюдали голуби - с ближайшего деревца.
Один из них размышлял недолго, одурев и осмелев от жары, он для начала уверенно спорхнул на пару веток ниже. Потом, ободряемый Ионикэ, быстро присел на крышу Волги и принялся пить, шумно трепеща крыльями, молниеносно быстро тыкаясь клювом в бокал и воровато поглядывая на Ионикэ.
Ионикэ, попивая Боржоми, сказал ему щедро и по-хозяйски:
- Голубь мира, а без водички – каюк. Пей, пей!
- Ну, так что там? – повторил нетерпеливо Нику.
- А сам, что, не знаешь? – ответил Ионикэ важно. – Я второго человека в республике вожу, а ты - первого! Так что, первое лицо не знает, что знает второе?
- Обидные слова про Семена Кузьмича говоришь! – обиделся Нику. - Первое лицо - на то и первое, что все знать не может. Ну, говори!
- Скажу, ладно! – важно сказал Ионикэ, он был доволен выдержанной паузой.
Все водители притихли и стали чуть ближе друг к другу.
- Лимузин готовить буду, - негромко сообщил Ионикэ. – Сам приезжает. – Ионикэ многозначительно поднял глаза вверх.
- И? – осторожно спросил один из водителей.
- И? – высокомерно обвел его взглядом Ионикэ, - И все! Если сам приезжает, значит, кто-то полетит!
Водители переглянулись и помрачнели.
Предсказанные Ионикэ кадровые чистки могли плохо отразиться на социальном положении многих присутствующих.
- Кто-то полетит, - мрачно произнес второй секретарь ЦК Компартии Молдавии Иван Никитич Смирнов, и отпил минеральной воды из стакана. – Полетит тот, кто у нас полный дебил. Это ты.
Семен Кузьмич Гроссу выглядел растерянно. Он всегда выглядел растерянно - наверное, от рождения, или, по крайней мере, с первых дней ответственной партийно-государственной работы.
Семен Кузьмич Гроссу, в принципе, был круглый дурак. В прямом и переносном смысле. Ему было сорок пять. Он был курчав, как ангел, розовощек, в голубых глазах не было ни капли ума, зато в них угадывались целые реки спиртного. Семен Кузьмич был выходцем из села, и, несмотря на высокую должность, в душе он остался простым молдавским пастушком. Работать первым секретарем было для Семена Кузьмича мучительно трудно. Но иначе было нельзя – так уж сложилось, что именно его, простого молдавского пастушка, судьба вынесла сначала в рабочее училище, потом в райком комсомола – ну и так далее, пока однажды не вызвал Семена Кузьмича в высокий кабинет второй секретарь Иван Никитич Смирнов и не сказал ему:
- Вот что, Сеня. Нам нужен первый секретарь. Понимаешь? Первый человек. Ты нам подходишь. Происхождение у тебя наше – ни одного зажиточного человека. Парень ты неглупый. В партии ты давно. Знаю, что ничем, кроме отстающего колхоза, не командовал. Сеня, я всё знаю. Мне такой и нужен. Не бойся. Всё что надо, расскажу.
С того дня прошло пять лет. Семен Кузьмич пообвыкся, конечно, с должностью, но первый испуг, который он испытал в огромном государственном кабинете Смирнова, так и не прошел – Гроссу боялся Смирнова как огня.
В принципе, для этого были все основания.
Ивану Никитичу Смирнову было пятьдесят.
Он был ставленником Москвы в Молдавии. Назывался он вторым секретарем, хотя фактически руководил республикой. Был он человек мощный. Невысокий, коренастый, с громоподобным басом. Весь как будто сделанный из гранита. Прирожденный организатор любого масштаба. Его потенциал позволил бы ему давно получить место в Кремле. Но Иван Никитич не стремился в Кремль. Там было тесно и опасно, там было множество таких же властителей мира, каким по природе был он. В Кремле у Ивана Никитича были враги. Но был у него в Кремле друг, который стоил всех врагов вместе взятых. Звали его Леонид Ильич Брежнев.
Брежнев воевал со Смирновым в Отечественную, и поговаривали, что тот однажды даже спас Брежневу жизнь. Это Брежнев назначил своего друга наместником в Молдавии.
Потому в солнечной Молдавии Смирнов обладал самой полной властью, какую только допускал социалистический строй. То есть, властью жреца. Вестника бога.
- Сеня, пора учиться работать. Скоро пенсия, Сеня. Персональная пенсия союзного значения! Ее, между прочим, надо еще заслужить, - распекал Гроссу Иван Никитич Смирнов.
Семен Кузьмич сказал негромко:
- Я учусь. Не всё получается сразу, сами знаете.
- Знаю, - посмотрел Смирнов на Гроссу и безнадежно махнул рукой. – Пять лет, Сеня! За пять лет люди… в моё время Германию клали на лопатки! А ты не научился ничему. Вообще ничему! Что ни говори, я в тебе не ошибся. Ты настоящий вожак, Сеня.
Семен Кузьмич пристыженно молчал.
- Ладно. Что делать, чтобы Лёня приехал, побыл и уехал довольным?
- Что? – с надеждой спросил Гроссу.
- Нужно для начала узнать, что любит Леня. А поверь мне, есть множество прекрасных вещей, которые Леня любит.
- А у кого узнать?
- У меня, Сеня, - сказал Смирнов, с грустью глядя на Гроссу. - Узнать надо у меня.
Иван Никитич встал из-за стола и широко прошелся своими коренастыми шажками по комнате.
- Знаешь ты вообще, что за человек Леонид Ильич Брежнев?
Гроссу посмотрел с испугом на портрет Брежнева, висевший на стене в кабинете Смирнова.
- Не знаю, - честно ответил Гроссу. – Я и в Кремле был всего три раза, два раза – на съезде, и один раз – на елке.
- И нечего тебе там делать, - сказал успокаивающим тоном Смирнов.
- А правда, Вы с Леонидом Ильичем воевали вместе? - спросил робко Гроссу. – Люди говорят, Вы даже жизнь ему спасли.
- Ну… - Смирнов скромно повел своей квадратной фигурой. – В общем. Было дело.
Иван Никитич взглянул с нежностью на портрет Брежнева, и Гроссу в этот миг показалось, что картины войны отразились на его суровом лице, грохот взрывов и отрывистые выкрики – по-русски и по-немецки, наполнили внезапно кабинет, а по стенам пробежали отражения пламени яростного сражения.
Видел Иван Никитич в ту секунду горячий рукопашный бой. Вот рослые свирепые фрицы, человек пять, со всех сторон обложили, и уже заорали торжествующе что-то, на лающем своем языке, и через секунду, как пить дать, уложили бы Леню Брежнева.
Но тут пришел ему на выручку Ваня Смирнов – он и в молодости голосом обладал зычным, а кулаком - пудовым. И вот уже Смирнов страшными подзатыльниками и поджопниками, приправленными крепким русским словцом, разгоняет фрицев.
Во все стороны бегут с позором перепуганные таким обращением немцы, бегут - куда глаза глядят, от его дорогого друга Лени.
- Да... – восхищенно сказал Семен Гроссу, - Человек! - кажется, и он видел картину страшного боя, и был сражен наповал отвагой человека, с которым ему выпала честь вместе руководить республикой.
Иван Никитич, напротив, от его восклицания вернулся из военных воспоминаний в кабинет Семена Гроссу.
- Ни черта ты не знаешь, мой молдавский друг, - сказал незлобно Иван Никитич. – Леня Брежнев - это не человек. Это энциклопедия наслаждений.
Семен Кузьмич посмотрел на Смирнова испуганно.
- Советских наслаждений, я имею в виду, - пояснил Смирнов. – Он любит хоккей, цирк, народные танцы, Сеня. Хорошее застолье, конечно. Шары воздушные любит. В конце официального приема можно запустить в небо. Яркие чтоб были. Воспринимай эту информацию как мой подарок тебе. Хотя в Москве это известно каждому школьнику. Но ты, Сеня, не в Москве. К счастью. И еще он любит музыку, Сеня.