— Это не имеет значения. В конце концов, это случилось бы из-за меня. Мир, в котором я живу, в котором мы оба выросли, Грей... он не предназначен для нормальных. А Трэвис как раз нормальный. — Я качаю головой и смотрю в свой бокал с виски. — Мне не стоило с ним связываться.
— И что дальше? Ты собираешься встречаться только с мафиози? — Грей поднимает брови.
— Я больше никогда не буду встречаться. — Я допиваю остатки янтарной жидкости и ставлю бокал на тумбочку.
— Да, ладно. — Он закатывает глаза. — Ты драматизируешь, Лил, и единственный человек, которому ты причиняешь боль, — это ты сама. Ну, еще Трэвису.
— Я не причиняю ему боль. Я его защищаю.
— Какого хрена ты здесь делаешь? Убирайся с этой гребаной кровати, пока я не залил ее твоей кровью.
Мы с Греем поворачиваемся к двери, услышав голос брата.
— Успокойся. Мы просто разговариваем, — ворчит Грей.
— Вы можете разговаривать не в ее гребаной кровати, — возражает Алессандро, врываясь в комнату.
Грей поднимается и пристально смотрит на меня.
— Лил, позвони ему, — говорит он, проходя мимо Алессандро и покидая комнату.
Я смотрю на брата.
— Это было лишним, знаешь ли.
— На самом деле, это было необходимо. Папа здесь.
Мои глаза расширяются.
— Что он здесь делает?
— А ты как думаешь? Ищет тебя.
— Скажи ему, что я не хочу его видеть. — Я наклоняюсь и поднимаю одеяло, которое Грей бросил на пол. Затем я прислоняюсь к изголовью кровати и подтягиваю колени к груди.
— Лил, ты не сможешь избегать его вечно, но если ты действительно хочешь, я могу попытаться вытащить тебя отсюда, прежде чем он поймет, в какой ты комнате.
Я оглядываюсь на дверь. Уже собираюсь сказать брату, чтобы он вывел меня из дома, когда в проеме появляется мой отец.
— Алессандро, убирайся, — говорит он, заходя в комнату.
Алессандро смотрит на меня.
— Ты хочешь, чтобы я остался?
— Я сказал, убирайся к чертовой матери, — кричит отец, его челюсть напряжена, а глаза прищурены от бешенства.
Алессандро поворачивается, сложив руки на груди.
— И я спрашиваю сестру, хочет она, чтобы я остался, или нет. Если она скажет «да», тогда тебе придется вытаскивать отсюда мой труп.
Уголок папиных губ приподнимается, и в его глазах появляется что-то похожее на гордость. Он ничего не говорит, только поднимает одну бровь и засовывает руки в карманы, словно его это забавляет.
— Лил? — Алессандро смотрит на меня через плечо.
— Все в порядке. Иди, — говорю я брату.
Он кивает.
— Я буду внизу, если понадоблюсь.
Папа ждет, пока Алессандро выйдет из комнаты, затем закрывает дверь и подходит к кровати. Он садится на край матраса, прямо рядом со мной. Он ничего не говорит, но это и не нужно. Я знаю, что причинила ему боль. Я знаю, что моя вспышка перед уходом из дома очень его огорчила. Но я все еще не уверена на сто процентов, что он этого не делал, и мне неприятно, что я сомневаюсь в собственном отце.
— Прости, — шепчу я.
— За что? — спрашивает он.
— Я... — Слова застывают у меня на губах. Я делаю глубокий вдох, и новый поток слез катится по моим щекам.
— Черт. Лилиана. — Папа тянется ко мне и прижимает к своей груди, а его руки обнимают мою спину. — Пожалуйста, не плачь, — говорит он, целуя меня в макушку.
— Мне больно, — всхлипываю я. Мои пальцы сжимают лацканы его пиджака.
— Я знаю, милая. Но с ним все будет хорошо. Я говорил с врачом, — говорит мне папа.
Я качаю головой.
— Я не могу...
— Все в порядке. Просто дыши. — Папа проводит руками по моей спине.
— Он... Видеть его в больнице, эти трубки, все... Это было... Я не смогу вынести это снова.
— С ним все в порядке, Лилиана, — повторяет папа. — Хочешь, я отвезу тебя в больницу, чтобы ты его увидела?
Я снова качаю головой.
— Я не могу. Я должна держаться подальше.
— Почему?
— Потому что я не хочу, чтобы он пострадал еще сильнее. Я не хочу, чтобы наш мир коснулся его.
— Это не твоя вина, Лилиана. Мы тут ни при чем, — говорит мне папа.
— Мы этого не знаем. Я этого не знаю. — Я отстраняюсь и смотрю на него.
Папа вздыхает и проводит рукой по лицу.
— Не то чтобы я не хотел наполнить его тело свинцом. — Он ухмыляется. — Но я никогда не сделаю ничего, что причинит тебе боль, Лилиана. Наблюдать за тем, как ты страдаешь, — это просто разрушает меня.
Я вижу по его глазам, что он говорит правду. Я верю ему. Не знаю, делает ли это меня наивной или отчаявшейся. Потому что я очень хочу ему верить.
— Мне жаль.
— Почему бы тебе просто не поговорить с ним?
— Я не могу.
— Скажи мне кое-что... Почему ты решила переехать в эту гребаную Канаду с этим парнем?
— Я люблю его, папочка. — Я пожимаю плечом.
— Почему? — спрашивает он.
— Потому что он... он — все для меня. Добрый, терпеливый, и когда он смотрит на меня, я чувствую, что я — центр его мира. Когда я с ним, я испытываю покой, которого никогда раньше не знала. А когда его нет, я отсчитываю минуты до новой встречи с ним. — Я вытираю щеки. — У меня перед глазами всегда была любовь: я видела, как ты любишь маму, как обращаешься с ней. Такую любовь я всегда хотела найти сама. И я нашла ее. Трэвис — это та самая любовь для меня.
— Тогда почему ты так легко готова уйти от него?
— Потому что я слишком сильно люблю его, чтобы смотреть, как ему снова причиняют боль, — признаюсь я.
— Лилиана, в жизни нет гарантий. Неважно, чем ты зарабатываешь на жизнь и как живешь. Если ты хочешь, чтобы я отвез тебя домой, я отвезу. Если ты хочешь, чтобы я отвез тебя в больницу к нему, я сделаю это. Но ты не должна позволять страху диктовать тебе решения.
— Я хочу домой.
— Хорошо. — Папа снова прижимает меня к своей груди. — Сначала мне нужно сделать несколько вещей. Мы уедем утром, — говорит он.
Я киваю и крепко обнимаю его.
— Спасибо.
— Я люблю тебя, Лилиана.
— Не будь слишком строг с Алессандро. Я взяла с него обещание не говорить тебе, где мы находимся, — говорю я. — А ты учил нас никогда не нарушать обещания.
— Твой брат сам делает свой выбор. И он выбрал тебя. Я никогда не буду злиться на вас за это. Вы всегда должны выбирать друг друга. — Отец еще раз сжимает меня в объятиях, затем поднимается с кровати и направляется к двери.
— Папа, я тоже тебя люблю, — говорю я ему вслед.
Он кивает, прежде чем выйти из комнаты.
Глава двадцать шестая
Трэвис
Я никогда не был так напуган, как сейчас. Страх — это не то, что я привык чувствовать, и это не страх за себя. Это страх за нее. Я не знаю, где она, черт возьми, находится, и это пугает меня до смерти.
Она читает мои сообщения, но не отвечает. Я думал, что ей просто нужно время, чтобы прийти в себя, что она будет здесь сегодня утром, когда я проснусь. Но ее не было, и я больше не могу оставаться в стороне. Я не могу себе этого позволить. Потому что я знаю, что если я это сделаю, то потеряю ее навсегда. Она придет в себя и поймет, что я недостаточно хорош для нее.
К черту это. Я не позволю этому случиться.
Я беру телефон со столика рядом с собой. Я не знаю никого в этом чертовом городе, кроме моих новых товарищей по команде, да и их я знаю не слишком хорошо. Однако отчаянные времена требуют отчаянных мер, и именно поэтому я нажимаю на зеленую кнопку набора рядом с его именем.
— Ты еще дышишь? — спрашивает Грейсон в качестве ответа.
— Меня нужно подвезти. Можешь приехать за мной?
— Буду через двадцать минут, — говорит он, не задавая никаких вопросов.
— Я буду у входа.
— Ты сбегаешь, О’Нил?
— Что-то вроде того. — Я поднимаюсь с кровати и только тут понимаю, что на мне все еще чертов больничный халат. — Мне понадобится одежда, — добавляю я.
— Понял, — говорит он и сбрасывает звонок.
Родители заходят в палату как раз в тот момент, когда я спускаю ноги с матраса.
— Что ты делаешь? — спрашивает мама.
— Мне нужно выбраться отсюда, — говорю я ей.
— Ты не можешь. Трэвис, в тебя стреляли.
— В молодежной лиге у меня были травмы и похуже. Я в порядке. — Это ложь. Мой бок чертовски болит, но я предпочитаю терпеть боль. Ничто не помешает мне добраться до Лили.
— Трэвис, тебе нужно прилечь. Давай я позову врача, — говорит мой отец.
— Папа, мне нужно идти. — Я бросаю на него умоляющий взгляд.
Он вздыхает и проводит рукой по волосам.
— Хорошо. Пойдем, — говорит он, обхватывая меня за талию и поднимая на ноги.
— Не могу поверить, что ты просто собираешься помочь ему. — Мама скрещивает руки на груди и бросает на отца пристальный взгляд.
— Мы либо поможем ему, либо он сделает это сам. Это твоя вина, что он такой чертовски упрямый, знаешь ли. Эта черта досталась ему не от меня, — с усмешкой говорит отец, прежде чем повернуться ко мне. — Итак, куда именно мы едем?
— Грейсон заберет меня у входа. Вы с мамой должны поехать ко мне домой. Там немного пусто. Мы еще не обставили его мебелью, но не стесняйтесь, чувствуйте себя как дома. Я могу заказать доставку всего, что вам нужно, — говорю я.
— Ты ведь понимаешь, что на тебе платье? — спрашивает папа, пока мы медленно движемся к двери.
— Это больничный халат, а не платье, и я прекрасно знаю, — ворчу я.
— Трэвис О’Нил, я просто хочу, чтобы ты знал — я совершенно против этого плана. Каким бы он ни был. И когда ты усугубишь свою травму, я буду той, кто скажет, что я тебя предупреждала, — ворчит мама, держа дверь открытой.
— Спасибо, мам. Я правда в порядке. — Мне станет лучше, как только я увижу Лили, но я не говорю об этом вслух.
Когда я добираюсь до входа в больницу, Грейсон уже стоит, прислонившись к своей машине, и ждет меня. Он открывает дверь со стороны пассажира.
— Если ты испачкаешь кровью салон, то заплатишь за чистку, — говорит он, когда я опускаюсь на сиденье.