— Страж! Где Тиффани? Где ты ее оставила? Неужели ты бросила ее у входа, где собираются лесники? Они просто ужасны! Она слишком невинна и чиста для них!
— Эй, погодите секунду!
Когда Дьёрдь проносился мимо меня, я успела поймать его за край рубашки. Тропа в этом месте изгибалась, отчего он не мог видеть площадку у главного входа, но отшельник явно не собирался останавливаться около меня, чтобы забрать амулет, он собирался искать Тиффани. По инерции я развернулась к нему лицом, и при мысли о Тиффани на лбу у меня образовались морщины.
Отшельник на мгновение замер, затем ухмыльнулся, и рука его сомкнулась на моем запястье.
— Она же наш с тобой друг, ведь так? Вчера ночью она рассказала мне о том, что случилось с твоей собакой. Мне очень жаль, что пес заболел, но ему уже лучше, правда?
— Да, моему псу уже лучше, — пробормотала я, прикусив губу.
Меня охватило нехорошее чувство, от которого волосы на затылке зашевелились, но я никак не могла понять чем оно вызвано. Дьёрдь выглядел точно так же как вчера, — приятный, опрятный и безобидный мужчина, хотя и слегка встревоженный. Очевидно, что он недавно умывался и завтракал — волосы его были еще влажными, за левым ухом виднелось пятно засохшей мыльной пены или крема для бритья, от его рубашки исходил запах бекона и костра.
— Да, Тиффани — мой друг, и она здесь, играет с утятами.
Он успокоился и испустил шумный вздох облегчения:
— Прекрасно; в детском зоопарке только женщины.
— Ага. Гм. Но вы ведь знаете, что Тиффани дала обет целомудрия, да? Она вам об этом говорила?
Дьердь небрежно кивнул:
— Ночью она много чего мне говорила. Ты думаешь, что я слишком стар для нее, что она — прекрасная роза, которую я недостоин сорвать. Но ты ошибаешься! Она не такая, как все другие! Она самый редкостный оранжерейный цветок, и только я буду наслаждаться красотой ее лепестков, которые раскроются для меня.
У меня отвисла челюсть. Он говорил совсем не о том, о чем, по моему мнению, должен был говорить. Но я решила, что нераскрытые лепестки Тиффани — это не мое дело. Моим делом был амулет. Я вытащила его из выреза платья и подняла перед собой:
— Простите, вчера мне пришлось убежать и я не успела отдать вам амулет, но от Тиффани вы знаете, что дело было срочное. Вообще-то, я хотела задать вам несколько вопросов относительно этой штуки…
— Оставь его себе, — сказал он, пытаясь вырвать, край рубашки из моих пальцев.
Но я вцепилась в отшельника еще крепче, отлично понимая, что, если отпущу его, он тут же сбежит в зоопарк к утятам.
— Что?
— Оставь его себе. Он мне больше не нужен. Почему бы нам не сходить за Тиффани? Возможно, ей захочется осмотреть парк. Я могу показать ей свою пещеру. Ей там понравится. Она оценит местные прекрасные виды.
— Я уверена, что оценит, но как же аму…
Отшельник наконец-то вырвался от меня и быстро попятился:
— Он твой! Я освобождаю тебя от обязательства отдать его мне. Пойдем искать Тиффани. — И он помчался прочь, даже недослушав меня.
— Ну и дела, — пробормотала я, снова надевая на шею цепочку с ужасной вещицей. — И что мне теперь делать?
Очевидно, следовало возвращаться в отель. Когда Тиффани отказалась осматривать красоты парка и предпочла ехать с нами, Дьёрдь расстроился.
— Но я хочу столько тебе показать! Столько цветов, прекрасных животных и птиц на ветвях! — чуть ли не на коленях умолял он ее.
Я подумывала ненадолго оставить их вдвоем, но Тиффани была совершенно безразлична к Дьёрдю и его страсти.
— Цветы, птицы и прекрасные животные никуда отсюда не денутся, — твердо ответила она. — Я должна ехать с Эшлинг. Она мне платит. Я поделюсь своими улыбками со множеством людей. Возможно, я приеду позже, и если ты пообещаешь больше не говорить мне вещей, которые говорил сегодня ночью, я поделюсь улыбкой и с тобой.
И, отвергнув его окончательно и бесповоротно, она ушла, разливая вокруг свет своей улыбки.
Дьёрдь, изнемогавший от несчастной любви, издал такой жалобный стон, что мне стало его жаль.
— Она богиня. Нет, выше богини, она… она… а кто выше богини?
— Девственница? — предположила я.
— Да! Она девственница, самая чистая из всех. На всем свете не найдется никого лучше ее. Она должна быть моей!
Я криво усмехнулась — мне совершенно не понравился собственнический тон, которым он это произнес.
— Боюсь, вам придется нелегко. Тиффани твердо намерена соблюдать обет целомудрия. В этом, так сказать, состоит ее бизнес. Послушайте, я понимаю, что сейчас у вас голова занята Тиффани, но я не могу оставить у себя амулет. Это слишком дорогая вещь и к тому же… странная.
— Странная? — переспросил он, направляясь к кирпичной стене высотой до пояса, которой был обнесен зоопарк для детей. Тиффани уже скрылась за высокими черными коваными воротами и быстро шла к парковке, где стояла машина Рене. Плечи Дьёрдя поникли. — В каком смысле странная? Это амулет Венеры, работы Марсилио Фичино[33], на нем изображены третий и пятый пентакли Венеры.
— Фичино? Тот самый Фичино, который служил у Медичи? Человек, который написал «De triplici vita»?
— «Три книги о жизни»[34] — да, тот самый Фичино Он создал этот амулет, но сейчас он мне не нужен. Не теперь, когда я нашел ее.
Дьёрдь с тоской посмотрел в сторону парковки. Я не обратила на это особого внимания — мысли мои были поглощены амулетом; я рассматривала его, поворачивала на ярком солнце, пока не нашла едва заметные, почти невидимые знаки. Это были два круга, увенчанные пентаграммами, внутри и снаружи их тянулись строчки с заклинаниями. Пентакли Венеры — такими они описаны и изображены в древней магической книге, «Ключе Царя Соломона». Я уже видела их в одном из переводов книги, но никогда не держала в руках предмета с такими знаками. Одного пентакля было достаточно, чтобы сделать обладателя амулета неотразимым для противоположного пола, но два… ничего себе! Неудивительно, что смертные мужчины штабелями укладывались к моим ногам.
В голову мне пришла странная мысль, и я, нахмурившись, взглянула на Дьёрдя. А почему он не потерял голову от любви ко мне? Оба раза на мне был амулет, но отшельник на меня даже не посмотрел, ни вчера, ни сегодня. Я сжала кусок хрусталя в пальцах.
— Ну что ж, Дьёрдь, наверное, мне лучше уйти. — Я придвинулась к нему поближе. Он кивнул, не сводя взгляда с Тиффани, садившейся в машину. — Очень приятно было с вами познакомиться. Если вы не возражаете, я еще на день-два оставлю у себя амулет, но, разумеется, потом верну.
Отшельник обернулся, глядя буквально сквозь меня:
— Да-да, хорошо. Оставь его себе. Он не нужен мне теперь, когда я нашел ту, которая меня спасет.
Я сложила губы трубочкой и слегка подула на его щеку. Он начал переминаться с ноги на ногу. И собрался уходить.
— Я этого сделать не смогу, но очень рада, что вы мне его одолжили. Кстати, у меня есть одна мысль! А почему бы вам не поехать с нами в отель? Там замечательный сад, да вы, наверное, и сами знаете. Может, немного там погуляем? Только вы и я? И вы мне расскажете о прекрасных птицах, цветочках и прочем?
— Нет, нет, это запрещено.
— Что?
Он обернулся и дружелюбно улыбнулся мне:
— Правила ордена отшельников, к которому я принадлежу, запрещают разгуливать в местах, которые не являются моей территорией. Парк — часть из моих земель. Сады на острове Маргит — чужие.
— Но вы же побывали там сегодня ночью, — напомнила я.
— Я не посещал сады. Я был только в отеле. Правила моего клана строги, но раз в день нам разрешается общаться с посторонними.
— Ага.
Я сделала глубокий вдох и, пользуясь тем, что внимание Дьёрдя было поглощено Тиффани, сомкнула веки и открыла свое сознание миру и заключенным в нем возможностям. Передо мной замелькали ослепительные цвета; деревья, окружавшие поляну, оказались одетыми в миллионы оттенков зеленого и коричневого, они танцевали замысловатый танец, и я поняла, что это своего рода язык. Деревья наклонялись и скрипели, как будто разговаривали друг с другом! Это было занимательное зрелище, но меня интересовало не оно; и я, с сожалением отведя взгляд от рощи, сосредоточилась на Дьёрде. Он выглядел… как человек.
— Проклятье.
— Ты что-то сказала? — спросил он, не глядя на меня.
— Ничего-ничего. — Я осмотрела его с головы до ног, обутых в потрепанные сапоги. В нем не было ничего такого, что отличало бы его от других смертных мужчин, какими я видела их своим сверхъестественным зрением Стража. Тогда почему же на него не действуют чары амулета?
— Да, я полностью с тобой согласен. Ты совершенно права. А кто там в машине рядом с Тиффани?
— Рене. Это мой друг. Он таксист, и на всякий случай, если ты волнуешься, я скажу, что он к ней совершенно равнодушен. Ей нечего бояться.
В этот момент Дьёрдь обернулся ко мне. Я моргнула и снова обрела нормальное зрение.
— А я не волновался. Совершенно ясно, что он не представляет угрозы.
— Ах так. Прекрасно.
Говорить нам было больше не о чем, и я снова заверила отшельника, что через пару дней верну амулет, а потом направилась к машине; в голове у меня кружился вихрь самых разных мыслей, ни одна из которых не была толковой.
Глава двадцать третья
— Что тебе известно об амулетах Венеры? — спросила я у Джима, когда мы вышли от Норы.
Она уже встала, оделась и завтракала в компании Пала, который, как я заметила, был необычайно любезен. Нора выглядела как солдат, вернувшийся с поля боя; волшебная слюна Габриэля сотворила чудеса, но все равно было ясно, что женщине пришлось несладко. Опухоль спала, порезы превратились в ярко-красные полосы, но красноречивые синяки остались.
Нора заверила нас, что хочет отдохнуть, и мы оставили ее. Пал клятвенно пообещал охранять ее, хотя я подумала, что в этом нет особой необходимости — инкубы нападали на женщин только по ночам. Но Нора, казалось, была довольна его предложением. К ней постепенно возвращалось обычное приподнятое настроение, и мне, в свою очередь, тоже стало лучше.