ько обменяй ее на какую-нибудь другую. Эту весь город слишком хорошо знает. У меня где-то есть на нее документы. Возможно, я даже привезла их с собой. Я целую кучу бумажек захватила, чтобы их разобрать. Сегодня вечером тебе отдам.
– О боже, Эшлинг, машина, мне!.. Я тебе по гроб жизни обязан!
– Ерунда, маманя порадовалась бы, что ты получил машину. Мне кажется, она была бы довольна. Так ты станешь более самостоятельным.
– У меня есть собственная машина! С ума сойти!..
Эшлинг пришлось отвести глаза, чтобы он не заметил, как ее тронула его радость.
Рождество прошло непривычно и одиноко. Она чувствовала, что за несколько коротких месяцев со дня смерти мамани сильно отдалилась от семьи. На похоронах их всех связывали печаль и напряжение, а теперь все по-другому.
Донал бо́льшую часть времени проводил в доме Барри. Анна весьма успешно справлялась с работой. Поначалу она сидела в маманином закутке, но потом сообразила, что лучше не расстраивать людей.
– О господи, я подумал, это миссис О’Коннор! – говорили покупатели.
– Разумеется, вскоре вы и правда станете миссис О’Коннор, – иногда добавляли они.
Тогда Анна организовала себе собственный кабинет. Она называла папаню «мистер О’К», что вызвало улыбку у Эшлинг, которая сама считала, что «миссис М» звучит более ласково, чем «миссис Мюррей». Такая странная штука, отношения с родителями супруга.
– Здорово, что Анна станет тебе невесткой, – сказала она Ниам.
– Да, хотя в случае с тобой и Джоанни Мюррей из этого ничего хорошего не получилось. Вы были близкими подругами, пока ты не вышла за ее брата, после чего вы совсем перестали ладить.
– Я ни с кем из них не ладила, – ответила Эшлинг, и они захихикали.
Папаня раскис и замкнулся в себе, его невозможно было развеселить. На День святого Стефана Эшлинг вывела его на прогулку. Они шли по Дублинской дороге, мимо одна за другой проезжали машины на скачки в Дублин, и знакомые сигналили им.
– Интересно, думают ли они, что сегодня ровно два года с того дня, когда эта нахалка сбежала отсюда и вдруг совершенно бесстыдно вернулась? Возможно, про меня они вовсе не думают. Придется мне смириться с этим фактом. – Папаня выглядел мрачно.
Эшлинг чувствовала, что он пошел на прогулку только для того, чтобы доставить ей удовольствие, как и она сама пошла с ним гулять с той же целью.
– Может, пора повернуть обратно? – предложила она.
Он послушно развернулся, и они пошли назад, в сторону города.
– Эшлинг, не волнуйся за нас, – вдруг сказал он. – С нами все будет в порядке. У тебя есть своя жизнь.
– Я все равно волнуюсь.
– Ну и какой в этом толк? Твоей мамани больше нет, но перед своим уходом она сказала мне, что никто не сможет вытащить Эшлинг обратно из Лондона, она сама приедет, когда будет готова и захочет вернуться.
На глаза Эшлинг навернулись слезы. Маманя прекрасно все понимала.
– Папаня, может, мне уже пора вернуться.
– Нет, пока ты сама не захочешь и не будешь готова. Твой дом здесь всегда открыт для тебя, но не возвращайся для того, чтобы заботиться о нас. С нами все будет в порядке.
– Я знаю, папаня.
– К тому же ты уже внесла свой вклад в мир во всем мире, когда отдала этому балбесу машину, чтобы он мог увезти свою задницу подальше с глаз моих.
– Папаня, ничего себе как ты про Имона говоришь!
Они оба рассмеялись.
– Ты ведь знаешь, я бы и больше сказал, но раз сейчас Рождество и я ходил на причастие, то не стоит ругаться и проклинать.
Во время визита домой Эшлинг много гуляла. На прогулке легче думается. Прохожие ей кивали или останавливали на пару слов. В основном они говорили, что ее отец достаточно хорошо справляется и что Анна Барри здорово ему помогает. Никто не упоминал про Тони или Мюрреев. Словно она никогда и не выходила замуж.
Однажды она проходила мимо их с Тони дома. На окнах вместо светло-коричневых штор висели яркие оранжево-белые. Эшлинг мимолетно задумалась, что случилось с мебелью и куда дели старые шторы. Новые выглядели симпатичнее. Сад тоже привели в порядок. Она вспомнила, что теперь тут живут родственники мистера Мориарти, и пожелала им счастья в этом доме. Сам-то по себе дом отличный. Интересно, кто в конце концов отмыл кровь…
Эшлинг пришла к Морин. Та очень удивилась и совсем не обрадовалась гостье.
– Чем занимается наша состоятельная дама, которая может позволить себе не работать? – спросила Морин.
– Зашла повидать тебя, – ответила Эшлинг, чувствуя, что уже миллион раз вела подобные разговоры с сестрой и устала от них.
Она вспомнила, как маманя говорила, что Морин родилась нытиком и нытиком же помрет. Эшлинг развернулась, словно собираясь уходить.
– Ну ладно, чего ты сразу обижаешься? Заходи, выпей чая. Просто никто не знает, как тебя понимать, вот в чем проблема. Никто не знает, что ты собираешься делать.
Вот уж действительно проблема…
Вернувшись в Лондон после праздников, Эшлинг узнала, что Джонни только что приехал с Майорки, проведя там всего неделю. Сьюзи не появлялась. Элизабет оказалась права.
Эшлинг обнаружила, что трое врачей неимоверно счастливы, что она вернулась, поскольку поняли, что никто не способен выполнять ее обязанности так, как сама мисс О’Коннор. Она и в самом деле стала незаменимым сотрудником. Они заявили, что хотят повысить ей жалованье, и предложили брать дополнительные выходные дни, если она согласится остаться у них хотя бы на год. И тут Джонни оказался прав.
Элизабет рассказала ей, что на работе у Генри случилась неловкая и щекотливая сцена, когда он не получил ожидаемую прибавку к жалованью на Новый год. Генри устроил истерику и сделал то, на что там никто никогда не решался: публично проявил свое разочарование. Он совершенно вышел из себя и всех переполошил. Опасения Саймона на его счет оправдались.
– Я не знаю, что еще сказать, Генри. Я и так уже тебе максимально внятно объяснила, что у тебя, у меня и Эйлин, у нас всего достаточно. Мы более обеспечены, чем любой из наших знакомых, так почему ты продолжаешь говорить про дурацкую прибавку? Она совершенно не имеет значения.
– Для тебя не имеет, а для меня имеет! Чем я столько лет, черт возьми, занимался?! Ради чего пахал как лошадь и брал работу на дом? Кто тщательнее меня выполнял свою работу? Кто в офисе может честно сказать, что относился к своим обязанностям добросовестнее меня?
– Но дело же не в этом…
– Именно в этом! На этом построена вся система в нашей фирме. У нас награждают не за гениальность. Черт побери, Элизабет, мы не в американском кино про адвокатов, нам не дают премий и надбавок за эффектные выступления в суде! В нашей фирме, когда вся работа сделана хорошо и надежно, повышение получают все. По крайней мере все, кто честно выполнил свою часть работы…
– Генри, ты расстраиваешься из-за…
– Ну разумеется, я расстраиваюсь! Я не получил надбавку… Разве ты не понимаешь, что это значит?
– Да ничего не значит, не надо впадать в истерику. В прошлом году ты получил надбавку, хотя ничего особенного не сделал. В этом году не получил, и твоя работа тоже ничем особенным не отличалась. Ну и что теперь? Не нужны нам их деньги, нам и так хватает.
– Ты никогда не поймешь…
– Видимо, нет, но есть надежда, что пойму хоть что-то, если ты перестанешь орать.
– Я тебя только огорчаю… Мне лучше уйти.
– Милый, сегодня воскресенье и почти время ланча. Куда ты собрался идти?
– Ты ведь сама сказала, что я расстроен, слишком расстроен, нет смысла еще и тебя накручивать, и Эйлин.
– Я люблю тебя. Я очень тебя люблю и не хочу, чтобы ты уходил. Ты меня не расстраиваешь, и Эйлин тоже. Посмотри, она тебе улыбается… Давай-ка ты снимешь пальто? Пойдем, присядь… – Элизабет пошла за ним к двери; он нажал кнопку вызова лифта. – Генри, пожалуйста, оставайся! Поедим вместе. Ты ведь знаешь, когда ни один из нас не имел собственного дома, мы всегда мечтали, что так оно и будет, мы вдвоем и малышка, и можно есть на ланч, что нам захочется, а не то, что захочет кто-нибудь другой… – (Лифт поднимался вверх.) – Ты мне нужен, я не хочу, чтобы ты бродил по набережной и замерз до смерти, тогда я гораздо сильнее расстроюсь.
Генри вернулся и обнял ее:
– Ты вышла замуж за идиота!
– Нет, вовсе нет, я вышла замуж за любимого.
– Эйлин! – позвал он, и малышка выползла из гостиной. – Эйлин, твой отец круглый дурак, запомни это. Зато твоя мать настоящее сокровище!
Эйлин счастливо улыбнулась им обоим.
– Не устроить ли нам один день рождения на двоих? Этот будет последним, перед тем как нам стукнет по тридцать. – Нынче Эшлинг изучала свое лицо в зеркале в поисках морщин столь же внимательно, как когда-то в поисках прыщиков.
– Отличная идея! Я за. Мне любой предлог сгодится.
– Тогда отпразднуем у вас? Здесь места больше.
– Нет, у нас соседи, с ними сложно, да и лестница еще.
Эшлинг в изумлении уставилась на подругу, оторвавшись от зеркала.
– Эх! – вздохнула Элизабет. – С чего я подумала, что сумею обвести тебя вокруг пальца? Проблема в Генри. В последнее время он сильно нервничает. Думаю, вечеринка его только взбаламутит.
– Ладно, тогда устроим праздник здесь. Давай составим список гостей. Как обычно, Джонни, Саймон, Стефан, Анна и твой отец?
– Нет, бога ради, давай не будем приглашать отца! Мы ведь собираемся как следует повеселиться.
– Ты же говорила, что он стал гораздо лучше…
– Да, но развлекаться он не умеет, так что давай не будем.
– Хорошо. С Джонни снова живет его друг Ник.
– Тот самый Ник из туристического агентства?
– Да, он разводится. Говорит, его брак пошел псу под хвост. Он кажется довольно славным парнем. И я могу пригласить девушку из квартиры ниже, Джулию.
– А, да, помню.
– Да, ту самую, на которую облизывался Джонни. Что ж, если он на нее западет, то так тому и быть. Этому я научилась у тебя. Нет смысла пытаться спрятать от него конкуренток.