– Повторяю тебе, Стефан Ворски платит за магазин, платит жалованье мне, платит тебе, платит за бензин для чертова фургона, платит за мое проживание у его родственников, а потом еще потратит много часов своего времени и использует все свои навыки, чтобы привести в порядок столы и зеркала! И не забывай, что ему пришлось много лет вкладываться в учебу и получение этих самых навыков! Тогда, и только тогда он выручит за них сто фунтов. Именно так и занимаются бизнесом! Никто ничего не скрывает, все знают, как оно делается. Так ты позволишь мне предложить тому бедолаге двадцать фунтов, пока его удар не хватил? Или мы отказываемся от сделки, разбиваем ему сердце, а также мне и Стефану, а все потому, что мадам Уайт считает, будто мир должен следовать ее приказам?
Элизабет разрыдалась. Джонни заплатил озадаченному владельцу двадцать пять фунтов вместо двадцати, на которые тот уже согласился. В суматохе они загрузили мебель в фургон, пока Элизабет рыдала на переднем сиденье. К родственникам мистера Ворски они возвращались в молчании.
– Может, пропустим где-нибудь по кружечке, пока ливень не утихнет? – впервые за одиннадцать миль открыв рот, предложил Джонни.
Элизабет кивнула. Говорить она не могла.
Они сидели в пабе, и Элизабет, с покрасневшими глазами, пила бренди и имбирное вино, которое, по словам Джонни, как раз то, что ей сейчас нужно. Он не пытался ее развеселить, не извинялся за вспыльчивость и не спрашивал, почему она так долго и безутешно плакала.
Бренди согрел Элизабет, и она заказала еще, потом тихим голосом спросила Джонни про Ливерпуль. Насколько он большой? Насколько сложно будет найти в нем местечко под названием Джубили-Террас? Не слишком ли дурацкая идея? За второй порцией бренди она рассказала Джонни про Шона О’Коннора и как тетушка Эйлин просила передать привет Эми Спаркс, если будет возможность побывать рядом с Ливерпулем. Пять лет уже прошло, целая вечность… Конечно, может быть, миссис Эми Спаркс и ее сына Джерри уже и в живых-то нет. Но раз тетушка Эйлин когда-то просила… Да нет, глупости, Джонни не следует ее слушать, она ерунду болтает.
– Нам все равно рановато возвращаться к родственникам Стефана, так почему бы не попробовать поискать? – предложил Джонни.
Джерри Спаркс сказал, что, к счастью, у него оказались золотые руки: он стал часовщиком и большей частью работал дома. К его коляске прикрепили поднос, на котором можно разложить все винтики-шпунтики и разглядывать их через увеличительное стекло. Повезло, что его талант обнаружился во время курса лечения, поскольку с протезами для ног ничего не вышло: не за что зацепиться, невозможно использовать мышцы бедра, как у некоторых.
Миссис Спаркс теперь превратилась в миссис Бенсон. Снова выйти замуж было весьма разумным решением. Она заботилась о мистере Бенсоне, готовила ему еду, стирала рубашки, а он отдавал ей свою пенсию. Они продали его домик и получили неплохую прибыль. Они очень обрадовались возможности познакомиться с Элизабет и ее молодым человеком, поскольку знали о ней из писем Эйлин О’Коннор. Эта замечательная женщина писала длинное письмо на каждое Рождество и посылала деньги в церковь в Ливерпуле, где служили мессу для Шона.
Они поговорили о Шоне. Джерри назвал его отличным другом и сказал, что другого такого парня не встречал. Элизабет заметила, что, насколько она помнит, Шон всегда был неугомонным, но, когда она жила в Килгаррете, ей было слишком мало лет, и, возможно, она просто не могла по-настоящему поговорить с ним.
– Никогда не встречал другого такого парня, – повторил Джерри Спаркс. – После него уж точно не встречал. – Он посмотрел на плед, укрывавший остатки ног. – Конечно, нынче я мало кого встречаю…
– Да уж, когда работаешь сам по себе, то с общением сложно, – намеренно неверно истолковав слова Джерри, согласился Джонни. – Если на работе не с кем словом перемолвиться, то начинаешь скучать. С другой стороны, тут есть и свои преимущества. Можно закончить на часик раньше или устроить ланч в любое время!
Джерри оживился, и они с Джонни принялись обсуждать недостатки и преимущества работы на себя и почасовую оплату. Джонни даже принес из фургона старые часы, купленные на благотворительной распродаже, чтобы посоветоваться с Джерри.
– Я их из-за циферблата купил. Мне кажется, внутренности там просто всмятку.
Джерри достал лупу часовщика, и через несколько минут часы уже тикали. Казалось, тесная кухонька вот-вот лопнет от гордости. Элизабет не могла себе представить ничего более вдохновляющего. Гости и хозяева обменялись адресами с обещанием, что если мистеру Ворски понадобятся услуги мастера, то он непременно обратится к Джерри Спарксу.
В отсветах камина и тусклом свете лампочки в центре потолка острое лицо и согнутая спина Джерри Спаркса сливались с тенью красавчика Джонни Стоуна. Если бы они встретились в Италии, то тоже могли бы подружиться. Конечно, в то время Джонни Стоун еще не дорос до военной формы, а когда достиг призывного возраста, война закончилась.
Элизабет, мистер и миссис Бенсон, слушая такие разговоры у камина, невинно и довольно переглядывались, прекрасно понимая друг друга, хотя и не смогли бы выразить это понимание словами.
Двоюродная сестра мистера Ворски совершенно не заинтересовалась их визитом в бедный домик на Джубили-Террас, зато обратила все свое внимание на Элизабет. Какая прелестная девушка, идеальная пара для мистера Стоуна, как раз подходит для того, чтобы он наконец остепенился и прекратил свои любовные похождения.
– Как же хорошо, что я не твоя барышня! – устало произнесла Элизабет, поднимаясь по лестнице в свою комнату. – С тех пор как мы выехали из Лондона, все думают, что я твоя девушка и что мне от тебя житья нет.
Неужели только сегодня утром она попрощалась с отцом? И за целый день про него даже ни разу не вспомнила… Наверное, именно так получилось с мамой. Впрочем, они ведь были женаты, а это совсем другое дело. Интересно, захочет ли завтра мама, чтобы она называла ее Вайолет? Пойдет ли Джонни вместе с ней, как ходил к Джерри Спарксу?
Элизабет задумалась, как Джерри Спаркс вылезает из инвалидной коляски, когда ему нужно в туалет? И может, стоит не ложиться спать сразу, а сначала написать тетушке Эйлин про их встречу…
По дороге в Престон им предстояло заехать еще по трем адресам. Элизабет ничего не говорила, когда Джонни предлагал цену, а вдова солдата, священник и пожилой доктор соглашались на нее. Она охотно помогала, вела записи в своем блокнотике и даже залезла под кровать на чердаке вместе с Джонни, где их руки соприкоснулись на старых щетках с серебряной спинкой. Когда щетки принесли вниз, старый доктор сказал, что смутно припоминает их со времен своего детства.
– Если вы не против, то я бы их купил, – предложил Джонни.
– Да они такие грязные, и щетина вся сгнила. Стыдно такое продавать, я их просто выброшу, – ответил старик.
– Они будут очень неплохо смотреться, если мы их приведем в порядок, отполируем и заменим щетину на новую. – Джонни поймал взгляд Элизабет прежде, чем она успела отвести глаза. – Они довольно ценные, доктор. Возможно, мы получим за них куда больше, чем заплатим вам.
– Надеюсь, что так и будет, мальчик мой! – с улыбкой согласился доктор. – Иначе какая же вам тогда выгода?
Джонни отпраздновал победу, намеренно избегая взгляда Элизабет.
Когда, согласно дорожному указателю, до Престона оставалось пять миль, Элизабет почти смущенно повернулась к Джонни:
– Надеюсь, ты пойдешь со мной и останешься на ужин… Не думаю, что у них найдется для тебя место, чтобы переночевать. Гарри ведь столько болтал про то, как подготовил гостевую комнату именно для меня, но зато ужин будет отменным.
– А почему бы мне просто не доставить тебя к дверям, поздороваться с Гарри и Ви, договориться, во сколько я заберу тебя во вторник, а потом отвалить, чтобы не мешать воссоединению семьи?
– Ты ведь знаешь, мы не семья, – заволновалась Элизабет.
– Знаю, но все и так будут не в своей тарелке, не хватало еще притащить туда незнакомца.
– Но ты… ты здорово умеешь поддержать беседу и как бы сгладить углы. Пожалуйста, пойдем со мной, поужинай с нами.
– Давай так: я зайду и посмотрю, что к чему. Если я решу, что мне лучше отчалить, то так и сделаю. А если мне покажется, что я буду полезен, то немного задержусь. Договорились?
Элизабет кивнула. Он потрепал ее по руке.
– А ты… В твоей семье нет неловкости? Ну… твоя мама, которая подписывается «вечно-любящая-тебя-мама»?.. – спросила Элизабет.
– Неловкости? Нет, не думаю. – Джонни сосредоточенно вел машину по мокрой и скользкой дороге. – Что именно ты имеешь в виду?
– Когда они… например, когда тебя слишком любят или любят недостаточно? Когда ты получаешь не то, что ожидал или хотел.
Джонни расхохотался:
– Вот уж нет! Моя мама хотела бы, чтобы я жил с ней, купил себе машину и возил маменьку по гостям… А я не хочу такой жизни, поэтому не собираюсь идти у нее на поводу. Да ни за что на свете! Отец матери хотел, чтобы она осталась дома и заботилась о нем, а она взяла и сбежала с моим папой. Люди делают то, что хотят. Как только ты это поймешь и признаешь, все проблемы закончатся.
– А твой отец?
– Сбежал с кем-то еще. Даже с двумя. Этак раз в десять лет он всегда с кем-нибудь сбегает, моя мать была второй. Отец просто обожает с кем-нибудь сбегать.
– Ты ни разу не видел его?
– А зачем? Он меня видеть не хочет. Послушай, у меня все совсем не так, как у тебя. Твои сбились с ног, чтобы приготовить для тебя комнату. Они хотят, чтобы ты приехала, ты тоже хотела приехать. Какая здесь может быть неловкость? Никто не врет, ничего не требует, истерики не устраивает.
– Похоже, истерики ты терпеть не можешь…
– Как будто я один такой.
– Мне кажется, ты реагируешь гораздо сильнее других. Вчера я видела, что ты сильно злился, когда я плакала.