– Ты так холодно о нем говоришь… Ты ведь мечтала, чтобы он стал более милым, счастливым и так далее. Разве ты не хотела, чтобы он изменился?
– Хотела, конечно. Я думала, что смогу изменить его, что мы станем образцом счастливой семьи, как на картинке. «Мистер Джордж Уайт, банкир, и его единственная дочь Элизабет, разведенная супруга на севере Англии, но только посмотрите, как славно они со всем справляются». Однако ничего у меня не вышло. Невозможно изменить человека, каждый идет собственным путем. Джонни говорит, что бо́льшая часть неудовлетворенности в мире вызвана людьми, которые пытаются изменить других людей, вместо того чтобы поменять что-то еще.
– Джонни так говорит? Почему?
– Он приводит примеры. Его друг Ник обожает футбол, подруга Ника Ширли хочет завести семью и ходить по магазинам, рассматривая мебель. Ширли хочет изменить Ника, заставить его бросить футбол. Ник хочет изменить Ширли, чтобы она ходила на матчи и смотрела, как он играет в футбол. И они все время ругаются друг с другом…
– То есть Ширли следует самой пойти и купить всю мебель, пока ее возлюбленный Ник играет в футбол. Джонни так предлагает сделать?
– Что-то вроде того. Тогда они не будут ругаться.
– Боже, он куда эгоистичнее, чем я думала! – воскликнула Эшлинг. – Прости, прости, вырвалось ненароком. Я не это имела в виду.
На глазах Элизабет выступили слезы.
– Он не эгоист. Он не поехал со мной к миссис Норрис, потому что не знал и никогда не узнает. Он не препятствовал мне, потому что не понимал, зачем я туда еду. Ты ведь не думаешь, что он эгоист, поскольку голос свыше не объяснил ему, что происходит?
– Вечно я что-нибудь ляпну не к месту, – виновато ответила Эшлинг. – А все потому, что открываю рот, не подумав. И к тому же ничего не понимаю… Однако это не мешает мне влезать в чужие дела. Когда я вспоминаю все те годы, которые ты прожила с нами и никогда не влезала никуда и никого не обижала… ты всегда всех мирила и никогда не становилась причиной ссор… я чувствую себя очень глупо. Как полная дура, заявилась к тебе и учу, как вести себя с отцом и что должен думать твой парень…
– Эх, если бы ты знала, как мне не хочется тебя отпускать! Не представляю, как я смогу тут жить без тебя. Так здорово, что мы можем болтать, делиться друг с другом, зная, что тебе не безразлична моя жизнь… Мне так этого не хватало, словно во мне образовалась огромная дыра…
– И мне тоже…
– Но ведь у тебя огромная семья! И тетушка Эйлин…
– Да, но с ними не поговоришь о том, о чем мы с тобой можем поговорить.
– Я знаю.
Они помолчали.
– От писем толку нет, верно? В них много не расскажешь. Я не могу представить себе Килгаррет по твоим письмам. Может быть, теперь будет проще, раз ты знаешь, как мне интересно знать все, даже мельчайшие подробности.
– Да, и теперь я знакома со всеми, кто играет важную роль в твоей жизни здесь. Возможно, ты будешь писать о них как есть, без «милый» или «превосходный».
– А ты прекрати всякие «за последние полгода ничего особенного не случилось»!
– Хорошо, обещаю, буду держать тебя в курсе каждого стона и пыхтения на заднем сиденье!
– Эшлинг, без тебя мне будет совсем одиноко.
– Вот еще глупости! У тебя же есть Джонни.
В последний вечер перед отъездом Эшлинг Джонни пригласил их обеих в кино, а потом угостил ужином в большой шумной забегаловке с мраморными столами, высокими потолками и восхитительным запахом уксуса и жареного кляра. Нет, он и слышать не желает о возмещении, ужин за его счет. Элизабет сияла, глядя на столь открытое проявление щедрости и великодушия по отношению к Эшлинг.
– В любом случае, – сказал Джонни, – это прощальный подарок.
– Ничего себе! Тогда я буду приезжать и уезжать, чтобы все время получать такие подарки!
– Ну, подарок не только для тебя, – беспечно отозвался Джонни. – Я тоже уезжаю. Поеду поездом на Средиземное море… так что у нас прощальный ужин на двоих.
– Куда ты поедешь?.. – Лицо Элизабет пошло красными и белыми пятнами, точно так же как в школе, когда она только начала учиться и монахиня задавала ей какой-нибудь непонятный вопрос.
– Мы только сегодня решили. Ник берет несколько недель отпуска. Он работает в салоне по продаже машин, и его начальник говорит, что дела идут вяло, поэтому можно взять пять недель на половинном окладе, а потом гарантированно получить работу обратно. Ник сразу ухватился за такое предложение.
– А ты?.. – На лице Элизабет застыло столь явное выражение ужаса, что Эшлинг шестым чувством поняла, что Джонни будет недоволен.
– И ты, Джонни, тоже не собираешься упустить такую возможность, верно? – торопливо вмешалась в разговор Эшлинг. – Прекрасная идея! А ты можешь взять отпуск?
– Да! – с энтузиазмом подтвердил Джонни. – Стефан все уговаривает меня отдохнуть, и, похоже, подвернулся подходящий случай. Ник покупает билеты.
– Когда вы уезжаете? – прошептала Элизабет.
– В субботу или в пятницу, если он достанет билеты в спальный вагон.
– С ума сойти! – Эшлинг чуть ли не кричала, пытаясь прикрыть обиженный вид и каменное молчание Элизабет. – Вы поедете на юг Франции? Или в Испанию? Или куда еще вы собрались?
– Во Францию. Оказывается, там есть деревенька, про которую говорил друг Ширли, где можно снять летний домик или палатку. А в такую погоду много еды не нужно. Ширли сказала, что будет сногсшибательно!
– Ширли едет с вами? – спросила Эшлинг, прежде чем Элизабет могла задать тот же вопрос обиженным тоном.
– Нет, честно говоря. Если между нами, то отчасти именно в ней причина для внезапного отъезда. Ширли уже запилила Ника, и он хочет глотнуть свежего воздуха. Слишком много семейной идиллии и слишком близкий звон свадебных колокольчиков.
– О, тогда он правильно делает, что сбегает, – сказала Эшлинг. – Именно поэтому я сама уехала из Ирландии. В таких делах лучше держать дистанцию. Слава богу, у нас нет подобных наклонностей!
Она покосилась на Элизабет в надежде, что та пришла в себя, и поразилась увиденному. С лица Элизабет исчезли пятна, и она широко улыбалась.
– Бедняжка Ширли! – воскликнула она. – Видимо, мне придется ее утешить, когда вы уедете. Постараюсь увлечь ее кем-нибудь другим.
– Я думаю, она нравится Нику, просто уж слишком прилипчива…
– Она довольно симпатичная девушка. Я уверена, что ей не составит труда найти себе другого парня. Возможно, мы с ней вместе пойдем на охоту, пока вы во Франции развлекаетесь.
– О нет, тебе нельзя завести другого! Ты должна остаться моей, слышишь?
– Хм… скорее всего, никуда я не денусь. Я слишком занята, чтобы искать кого-нибудь еще, так что, будем надеяться, никто меня случайно не украдет. Я буду работать с мистером Ворски и Анной и, кто знает, могу даже стать деловым партнером к твоему возвращению.
Эшлинг в изумлении смотрела на жизнерадостное лицо Элизабет. Какая безупречная игра! Джонни едва не начал колебаться и слегка сожалел о решении уехать, глядя на нее с восторгом и заинтересованностью.
И внезапно Эшлинг осознала, что если Элизабет собирается играть по его правилам, то придется следовать им от начала и до конца. Нельзя вести себя как обычно и показывать свои истинные чувства, нужно молчать про то, что ты на самом деле чувствуешь и думаешь. Нужно следить за каждым своим шагом и планировать каждое действие.
Когда они вернулись домой, Элизабет не плакала и не желала признавать, что ошарашена и расстроена. Она выглядела спокойной и сдержанной.
– Нет, я не стану переживать. Я тебе уже говорила, что мне нужен именно он. Я сделаю что угодно, чтобы быть с ним, я на все готова. И уже столько всего сделала… Я не собираюсь потерять завоеванное, не стану вести себя, как та дурочка Ширли, не буду ныть и жаловаться, что меня не взяли с собой…
– Боже правый! Я, конечно, не собираюсь вмешиваться, но не разумнее ли будет сказать…
– Про разумность и речи не идет. Оказывается, я гораздо больше похожа на маму, чем думала. Мама хотела кого-то более открытого и общительного, чем папа, и я хочу того же. Мама хотела Гарри, хотя все вокруг сказали бы, что ее желание неразумно… Тем не менее мама не отступилась и сделала все, чтобы заполучить Гарри, – и добилась своего. Вот и все. Я собираюсь поступить точно так же…
– В твоем случае все совсем по-другому.
– Конечно по-другому, ведь мама уже была ужасно старая к тому моменту, когда решилась на это… Но принцип остается тот же.
– Допустим, я не знаю, каково любить кого-нибудь так сильно, чтобы… чтобы сделать все то, что ты сделала…
– Ах, Эшлинг, однажды ты узнаешь! Уверяю тебя, однажды ты будешь точно так же без ума от кого-нибудь, как и я сейчас. Звучит, конечно, как-то странно… словно я старуха, которая дает тебе совет… но ты непременно найдешь кого-нибудь. И тогда, в точности как говорится в песнях и фильмах, ты сама все поймешь.
– Да, но, похоже, все проблемы именно тогда и начинаются, – ответила Эшлинг, не особо вдохновленная перспективой.
Отец Элизабет сказал, что приезд Эшлинг стал глотком свежего воздуха. Мистер Ворски и Анна Стреповски подарили ей картину с феей в лесу и велели по возвращении домой оформить ее в раму. Возможно, картина имела отношение к имени Эшлинг. Моника дала скидку, как сотруднику магазина, на купленную для мамани блузку. Джонни Стоун поцеловал на прощание в щечку и сказал, что в следующем году они с Элизабет возьмут фургон и приедут в Ирландию, чтобы объехать все старые дома, где будут готовы расстаться с имуществом.
– Я поеду с вами, если не выйду замуж за своего магната.
– Даже и не думай выходить за него! – ответил Джонни.
На перроне вокзала Юстон Элизабет вцепилась в Эшлинг:
– Я все пытаюсь стряхнуть с себя жуткое ощущение, что больше никогда тебя не увижу. Ты приедешь домой, вспомнишь все, что тут произошло, почувствуешь отвращение и вычеркнешь меня из своей жизни.
– Я никогда не вычеркну тебя, я не смогу, ты ведь часть моей жизни, дурында ты этакая! – возразила Эшлинг. – Я бы сказала, что люблю тебя, если бы это не звучало так душещипательно.