– А еще ей наверняка не понравится, что ты красишь губы. Немедленно сотри и больше не трогай мои вещи! Они мои. Я усердно работаю по много часов, чтобы позволить себе такие покупки.
– Если ты выйдешь замуж за Тони Мюррея, тебе не придется так много работать. Ты сможешь ездить в Дублин, как его маманя, и покупать там одежду и по три губные помады зараз. – (Эшлинг промолчала.) – Не понимаю, почему ты не выйдешь за него, так ведь можно упустить свой шанс. Хотя все говорят, что он влюблен в тебя больше, чем ты в него. – (Эшлинг продолжала читать письмо.) – А еще говорят, что тебе не следует уж слишком надеяться на свою удачу. Ты знаешь, что его видели с одной из девчонок семейства Грей? С той, которая училась в Англии. Когда-то у нее было лошадиное лицо, но сейчас она изменилась. Ну как там ее, Антея или Алтея. Он пил с ней кофе в гостинице. Правда-правда. Так что я подумала, мне стоит шепнуть тебе на ушко. Если вдруг у меня есть шанс стать подружкой невесты, то не хотелось бы его упустить.
Побледневшая Эшлинг подняла взгляд:
– Что? Что ты сказала?
– Ничего… – опешила Ниам. – Я не знаю, правда он с ней там был или нет, просто Анна Барри и все эти… их сестры делятся с ними сплетнями. Я уверена, они все придумали…
– Господи боже…
Ниам испугалась и соскочила со стула:
– Послушай, я же говорю, они всего лишь сплетничают. Я только повторила их дурацкие выдумки, Эшлинг, все в порядке… Разве ты не знаешь, что он по тебе с ума сходит? Эшлинг, ну же, скажи мне… ты ведь знаешь?
– Мама Элизабет… она… она попыталась убить себя и Гарри… Боже мой, какое несчастье!.. – (Ниам застыла с открытым ртом.) – Она в психиатрической лечебнице… Я не знаю, сообщила тебе маманя или нет. Иногда она не говорит тебе некоторые вещи… В общем, Гарри… он сидел и разговаривал с ней, как обычно, и она сказала, что хочет, чтобы он срезал торчащую из ее кардигана нитку перочинным ножом, а когда он достал нож из кармана, она схватила его и воткнула сначала в Гарри, а потом в себя. Боже мой, какой ужас!..
– Она его убила?..
– Нет, но ему наложили одиннадцать швов, а она теперь в другой палате. Думаю, это почти как тюрьма, ей запрещено принимать обычных посетителей, и она считает, что скоро снова будет война… и говорит, что не переживет еще одну войну. Господи, ну почему с Элизабет случаются такие жуткие вещи?! Что за несправедливость…
– Элизабет с ней повидалась?
– Да, она провела там неделю и написала оттуда письмо. Теперь она, должно быть, уже вернулась в Лондон. Никто ничего не может поделать. Элизабет целую неделю бегала из одной больницы в другую, а вечерами возвращалась в магазин Гарри. Ты когда-нибудь слышала такую кошмарную историю?
– А как же ее парень? Разве он не поехал с ней? Почему он ей не помог?
– Потому что он настоящий красавчик, ему нет равных, но он всегда найдет причину, почему не может быть втянут в любые неприятности…
– Я думала, он тебе нравится. Ты говорила, что он безумно хорош собой.
– Он выглядит как греческий бог. Однако толку от него никакого.
– Если бы с тобой случилось что-нибудь подобное, я уверена, Тони Мюррей тебя поддержал бы… Если бы, не дай бог, маманя сошла с ума и ударила папаню ножом!
– Ниам, хватит болтать глупости! И проваливай отсюда!
– Я всего лишь сказала, как тебе повезло, вот и все. Я веду себя благоразумно и по-взрослому. Это ты болтаешь глупости… – Растерянная Ниам вышла из комнаты.
Эшлинг задумалась: будет ли от Тони Мюррея какой-нибудь толк в критической ситуации? Пожалуй, не стоит притворяться, что он послужит надежной опорой, но уж точно будет рядом. Возможно, он не сумеет решить проблему или разработать план действий, но будет стоять плечом к плечу – суровый и насупившийся, как это обычно бывает, когда он вынужден иметь дело с чем-то неприятным. И он наверняка скорее посочувствует, чем останется безучастным.
Она принялась вспоминать случаи из прошлого. Каждый раз, когда она расстраивалась из-за болезни Донала, Тони позволял ей выплакаться, похлопывая ее по спине. Она рыдала и говорила, что Донал может перестать дышать ночью и умрет, а Тони, подумав над ее словами, с сердитым лицом ответил, что нет, такого не случится. Тони не сбежит в Дублин, или обратно в Лимерик, или через море в Англию, если разразится какой-то кризис.
Эшлинг тщательно причесалась и наложила на веки немного зеленых теней, а также подвела глаза и нарисовала стрелки, что обычно делала, только собираясь на танцы. Она надела лучшую блузку и новые туфли и достала светло-бирюзовый костюм, в котором один-единственный раз сходила на мессу. Затем она написала записку мамане. Та в кои-то веки ушла в гости к Морин и Брендану.
Маманя,
я оставляю тебе письмо от Элизабет, почитай, новости просто ужасные. Может, предложить ей приехать к нам ненадолго, чтобы отдохнуть? Я иду к Мюрреям, вернусь к десяти. Если к тому времени ты еще не уснешь, то можем поболтать. Надеюсь, мелкие Дейли не сильно тебя утомят. Кстати, я всыпала Ниам по первое число, и она, наверное, дуется. Как по мне, она уж слишком нахальна для своих двенадцати, хотя, наверное, я и сама была такая же.
Целую,
Дорогая Эшлинг,
ты права, это действительно похоже на роль в пьесе. Поздравляю тебя и желаю счастья! Я и правда желаю тебе счастья от всей души. Надеюсь, ты будешь счастлива каждый день и каждую ночь и до скончания веков. Мне не терпится с ним познакомиться, но я знаю, да и Тони, наверное, тоже знает, что в жизни все складывается не так, как того хотелось бы. Ты, должно быть, уже до смерти замучила его рассказами обо мне и о наших приключениях, и он будет разочарован. А я, конечно же, не смогу увидеть в нем все то, за что ты его любишь, а потому тоже буду немножко притворяться.
И все равно ведь здорово, правда? Очень мило с твоей стороны написать мне длинное письмо о моих проблемах, хотя в твоей жизни сейчас столько всего происходит. И почему ты должна чувствовать себя виноватой в том, что твои хорошие новости совпали с ухудшением состояния мамы? Тут уж что есть, то есть, надежды не осталось, и даже до Гарри наконец дошло. Он уже оправился, и его подбадривает социальный работник. А еще Гарри на редкость чуткий. Из всех неприятностей все же вышло что-то хорошее. Я наконец обнаружила невероятную душевность Гарри Элтона. Помнишь, как я раньше его боялась?
Стефан Ворски и Анна посылают тебе большой привет. Они в полном восторге и хотят получить фотографии и длинный отчет. Джонни написал тебе открытку, я вложу ее в конверт.
И разумеется, я приеду на свадьбу, попробовала бы ты меня не пустить! Конечно, я не хочу быть подружкой невесты, поскольку протестанты не могут участвовать в таинствах. Могу поспорить, что твое объяснение не совсем верно, но я знаю мнение Рима, поэтому не переживай. Спасибо, что предложила Джонни приехать со мной, но я думаю, что лучше отказаться от этой идеи, даже не спрашивая его. Я бы предпочла приехать в Килгаррет одна.
Всего-то через три месяца ты станешь замужней дамой, но лично я больше всего предвкушаю встречу со всеми вами. Кстати, мой акцент не такой уж великосветский, по здешним меркам он соответствует типичному среднему классу.
Эшлинг, я так рада и невероятно счастлива и очень надеюсь, что у тебя все будет хорошо!
Целую,
Привет, Эшлинг!
Элизабет сообщила, что ты решила остановить свой выбор на магнате. Если окажется, что ты ошиблась с выбором, то возвращайся сюда, и мы весело проведем время.
Всего наилучшего,
Маманя велела ей попробовать уделить больше внимания Морин.
– С чего вдруг я должна уделять ей внимание! – завопила Эшлинг. – Она все время только и делает, что отчитывает меня! То я слишком бессовестная, то слишком застенчивая, то ошарашила тетю Брендана, то поставила их всех в неловкое положение, то наступила на игрушки Патрика. Стоит мне войти в дверь, как начинается бесконечный поток жалоб! Так с какой стати я должна уделять ей больше внимания?
– Видишь ли, она чувствует себя немного забытой. Вокруг твоей свадьбы куда больше шума, чем было вокруг ее свадьбы, и сейчас она вынуждена сидеть дома с тремя маленькими детьми, за несколько миль от города, и слушать, как все охают и ахают по поводу твоего замужества и твоего свадебного платья…
– Но я-то ей ничего такого не говорю! Я ведь не сплетничаю, верно?
– Конечно нет, но не могла бы ты проявить участие и поставить себя на ее место? Она уж слишком погрязла в материнских обязанностях, и было бы здорово, если бы ты снова вывела ее в большой мир. Хоть немножко.
– Маманя, туда черт знает сколько тащиться на велосипеде, и все будет без толку!
– Через несколько месяцев ты сможешь ездить туда на машине мужа, так что не стоит так ныть. Отвези ей горшочек варенья из крыжовника. И скажи, что я зайду завтра.
Маманя оказалась права. Морин действительно выглядела совсем подавленной и удивилась, когда Эшлинг подкатила к дому на велосипеде.
– И с чего же вдруг ты почтила нас своим визитом? – кисло спросила Морин.
Лицо Брендана-младшего было измазано вареньем, а ноги покрыты грязью. Двойняшки в коляске подняли рев при появлении нового лица. Эшлинг подумала, что все они выглядят отвратительно, худшая реклама для брака, которую только можно найти, но она уже знала, что критиковать позволено что угодно, кроме детей.
– Привет, зайки! – притворно заворковала Эшлинг, которая до сих пор не различала, кто есть кто. – Патрик и Пегги, не хотите поздороваться с вашей тетушкой Эшлинг? Конечно хотите! – Она повернулась к Морин. – Какие славные ребятишки! – воскликнула она, надеясь, что Господь не поразит ее молнией на месте.
– О да, они очень славные для тебя, когда ты появляешься тут раз в сто лет! – ответила Морин. – Поживи-ка с ними днем и ночью, и они уже не покажутся такими славными. Эй, Брендан-младший, подойди-ка сюда! Не вздумай заходить в дом, ты по уши в грязи! Эшлинг, ты что-то хотела или просто проезжала мимо?