Он широко улыбнулся, и, прежде чем тетушка Эйлин нежно прижала ее к себе, Элизабет поняла, что верно подобрала слова.
Дядюшка Шон вернулся домой, когда они рассматривали котят, которых обнаружили в ванной утром.
– Это Мелани, дочка Моники. Она впервые принесла котят! – Ниам светилась от гордости.
– Похоже, у кого-то период увлечения «Унесенными ветром», – засмеялась Эшлинг.
– Жаль, что у меня нет сестры, – вдруг сказала Элизабет.
– У тебя есть я! Разве я не лучше, чем сестра? – возмутилась Эшлинг.
– Да, но ты не всегда со мной…
– Я была с тобой, когда понадобилась тебе.
– Верно. Я этого никогда не забуду.
Они посмотрели друг другу в глаза.
– Где же она, где? – Дядюшка Шон заметно постарел, гораздо сильнее, чем тетушка Эйлин.
У него появилось много лишних волос: в носу, на ушах, на тыльной стороне ладони. Элизабет не помнила, чтобы видела их там раньше. Или, может быть, ей так казалось по контрасту с отцом, чья кожа гладкая, безволосая и почти отполированная?
Дядюшка Шон почти застеснялся столь элегантной девушки, пока она не стиснула его в объятиях.
– Ничего себе! Глядя на тебя, я понимаю, что нынче не в состоянии давать тебе достаточно денег на карманные расходы! Эйлин, ну разве не красотка? Она словно с фотографии в журнале мод!
– Ой, дядюшка Шон, не говорите так! Вы же не любите журналы мод!
– Я их обожаю, просто мало про них знаю. Эйлин, какой еще чай! Думаю, нужно отвести мисс Уайт пропустить пару рюмочек у Махеров, а затем, возможно, пообедать в гостинице. Представляешь, как у всего города языки зачешутся? Спорим, они не поймут, кто эта роскошная юная леди, и подумают, что я старый волокита. Как думаешь?
Элизабет подыграла ему:
– Чепуха! Меня тут наверняка хорошо помнят и скажут, что это та самая Элизабет Уайт, которая много лет сидела на шее у О’Конноров, а теперь снова взялась за старое!
Эйлин посерьезнела:
– Элизабет, детка, никогда не говори так даже в шутку. Ты тоже член нашей семьи, как и все остальные. Жаль, что ты не могла пожить у нас подольше… Хотя тогда разве стала бы ты такой красоткой? Я скучала по тебе не меньше, чем по Шону.
И здесь тоже перемены. Когда Элизабет уезжала из Килгаррета, имя Шона не произносили вслух.
Глава 13
Элизабет сидела между тетушкой Эйлин и Морин в переднем ряду слева от центрального прохода. Имон и Донал стояли возле входа в церковь, направляя гостей к их местам. Ниам, как подружка невесты, все еще оставалась дома с Эшлинг и дядюшкой Шоном. Как раз сейчас они должны бы садиться в машину, которая ждет их на площади.
Дядюшка Шон нервно расхаживал по гостиной туда-сюда, как зверь в клетке. Его прическа выглядела довольно странно, поскольку накануне он перестарался со стрижкой. Никто не проронил ни слова по этому поводу, только Эшлинг прошептала на ушко Элизабет, что папаня стал похож на каторжника и миссис Мюррей наверняка порадуется, когда увидит свадебные фотографии.
Элизабет снова посмотрела на Тони, который стоял на коленях, обхватив голову руками, не столько из набожности, сколько в надежде на спасение. Она подумала, что он обладает тем, что авторы любовных романов называют «цветущим видом»: яркий румянец на щеках и постоянно слегка влажный лоб. Крупный и грузный, Тони выглядел старше своих лет. Элизабет дала бы ему не тридцать, а все сорок. До свадьбы они виделись трижды, и каждый раз он казался смущенным, но она его понимала: она и сама чувствовала себя неловко. Элизабет изо всех сил старалась говорить правильные слова, чтобы он увидел в ней подругу, союзника, а не соперника, так что она непроизвольно свернула на темы погоды, путешествия из Англии и поездки из Дублина в Килгаррет.
Конечно, волнение Тони вполне объяснимо, ведь сегодня очень важный для него день. Неудивительно, что он вспотел, что ему не до разговоров и что он наполовину сидит, наполовину стоит на коленях, закрыв руками лицо. Друг Тони, Шей Фергюсон, дружка на свадьбе, разглядывал церковь и дважды подмигнул Элизабет, когда поймал ее взгляд. Шей даже старше Тони Мюррея и заметно толще. Он имел репутацию заядлого холостяка еще в те времена, когда Элизабет жила в Килгаррете. Он и его братья продавали сельскохозяйственную технику и частенько приходили в лавку к дядюшке Шону. Элизабет всегда казалось, что Шей одного возраста с дядюшкой Шоном, и ее приводила в ужас мысль, что они с Тони друзья. Очень странно и как-то неловко. Словно Эшлинг в каком-то смысле передают пожилым и грубым мужчинам. Элизабет передернуло, и она взяла себя в руки.
– Можно с вами поговорить или вы молитесь? – прошептала она тетушке Эйлин.
– Я только делаю вид, что молюсь, говори.
– Вы радуетесь или грустите? По вашему лицу сложно определить.
Эйлин улыбнулась:
– Радуюсь, конечно. Эшлинг понадобилась целая вечность, чтобы принять решение, ты ведь знаешь. Она не наобум решила замуж выскочить. Он хороший человек. Я думаю, он сможет о ней позаботиться. Нет, я не грущу, я больше радуюсь. Вот мой ответ на твой вопрос, – заговорщицки прошептала тетушка Эйлин.
Элизабет подумала, что тетушка Эйлин выглядит весьма привлекательно, намного лучше, чем миссис Мюррей. На свадьбу Эйлин надела прелестное розово-серое пальто и подходящее по цвету платье. Пальто купили в универмаге в Дублине за пять недель до торжества и затем много раз примеряли, пока не подобрали к нему туфли, шляпку и сумочку. Преимущество Килгаррета состояло в том, что можно брать вещи, вроде туфель и сумочек, домой, чтобы спокойно их примерить и определиться с покупкой. Сегодня тетушка Эйлин наложила на щеки немного румян. Эшлинг и Элизабет пытались убедить ее сделать макияж, но она ответила, что и так похожа на деревянную куклу. Попытка заставить ее приколоть розовую розочку к серой шляпке тоже провалилась.
– Мне уже полвека! Я не рождественская елка, чтобы наряжаться! – твердо заявила тетушка Эйлин.
Морин выглядела напряженной и несчастной. При дневном свете и в церкви ее платье из тафты смотрелось дешево и крикливо. По крайней мере, свекровь сумела ее в этом убедить с утра пораньше. Миссис Дейли бросила взгляд на переливающуюся ткань, которая так понравилась Морин, и фыркнула. Разве не уместнее надеть обычную двойку из свитера и кардигана? Все-таки свадьба требует более официального вида. И что это за туфли? Они похожи на тапочки! Неужели Морин и в самом деле собирается пойти в них на свадьбу? Ах вот как… Морин с завистью разглядывала наряд Элизабет: юбка и жакет лимонного цвета с кофейной кружевной блузкой. То, что нужно для свадьбы. А на шляпке лимонные и кофейные ленточки. Ну почему Морин не пришла в голову такая идея? Она поправила широкую юбку из тафты, больше не испытывая никакого удовольствия от перелива цветов при меняющемся свете. Именно это больше всего и понравилось ей, когда она примеряла платье, а потом часами украдкой любовалась им в спальне. Теперь она ненавидела дурацкое платье. И даже прическа неподходящая, волосы прилизанные и тусклые, хотя вчера вечером она их вымыла и уложила. Ну почему она послушала Брендана и не пошла домой, когда туда приходила миссис Коллинс с помощницей и делала прически мамане, Эшлинг, Ниам и даже Элизабет? Брендан сказал, что незачем зря тратить время и деньги, но она-то почему не настояла на своем?
Миссис Мюррей, сидя в противоположном конце, несколько раз улыбнулась. Элизабет подумала, что миссис Мюррей кажется хитрой и жесткой, но, возможно, наслушавшись про нее всякого за неделю, проведенную в Килгаррете, Элизабет просто ожидала увидеть дьявола во плоти. Темно-синий костюм миссис Мюррей словно весь состоял из углов и острых краев: острый отворот на жакете, острые края сумочки, заостренные носы туфель и острые поля шляпки.
Рядом с миссис Мюррей стояла Джоанни, которая приехала домой прошлым вечером. Элизабет решила, что за девять лет Джоанни почти не изменилась: такая же коренастая и так же стоит, широко расставив ноги. Джоанни и Тони были похожи: красивое лицо с веснушками, но Джоанни была интереснее. Она надела белое платье и белое пальто, что Элизабет всегда считала дурным вкусом: где-то в глубинах ее памяти отложилось, что на свадьбу никогда нельзя надевать белое, чтобы ненароком не затмить невесту.
Впрочем, даже если бы Джоанни Мюррей имела подобные намерения, то затмить такую невесту ей бы точно не удалось. При виде Эшлинг все просто в обморок попадают.
Элизабет и сама ахнула, увидев подругу в подвенечном платье. Лучшего платья для невесты и придумать невозможно, а Эшлинг смотрелась в нем так, словно ничего другого в жизни не надевала. Элизабет знала, что тетушка Эйлин позволила Эшлинг потратить на платье столько, сколько вздумается. Когда тетушка Эйлин сама выходила замуж, свадьбу сыграли бедно и уныло и платье взяли напрокат у кузины. Семейство тетушки Эйлин, претендуя на благородные манеры, не имело денег, и вся родня считала ее замужество сплошным разочарованием, поскольку дядюшка Шон не только был гол как сокол, но еще и манерами не отличался, так что бракосочетание провели очень тихо. Что касается свадьбы Морин и Брендана, то, хотя вслух никто ничего подобного не признавал, семейство Дейли твердо взяло подготовку в свои руки и исходило исключительно из того, что лично им нравится и не нравится, а О’Коннорам оставалось лишь молча платить по счетам. На этот раз тетушка Эйлин уперлась, зная, что у нее есть союзник. Эшлинг нисколько не боялась Мюрреев и сделала бы все как надо.
Они вместе съездили в Дублин на автобусе, провели целое утро, разглядывая ткани, а после обеда выбирали фасон. Затем, уже зная, чего хотят, пошли к лучшему модельеру на Графтон-стрит, которая сразу поняла, что эти мать с дочерью не какие-то там деревенские клуши. К тому же они готовы заплатить задаток. Модельер пришла в восторг при виде высокой рыжеволосой девушки с сияющим лицом и вложила в платье всю душу. Никто, кроме Элизабет, не знал, во сколько оно обошлось. Морин назвали одну сумму, дядюшке Шону – другую. Миссис Мюррей ничего не сказали, несмотря на все ее попытки разузнать, где шьют платье и как оно выглядит. Как только Элизабет увидела Эшлинг в свадебном платье, то поняла, что оно стоило своих денег уже только за то впечатление, которое невеста произведет на всех присутствующих. Оно было сшито из плотного белого атласа, а не из сатина, который обычно использовался в Килгаррете. Пышная юбка расходилась широкой волной, из-за чего талия казалась невероятно узкой. Длинные обтягивающие рукава спускались заостренным треугольником с запястья на кисть, делая руки более тонкими, чем они были на самом деле. Мелкие жемчужины украшали V-образный вырез. Атлас смотрелся так роскошно и холодно, что мог бы сойти за мрамор, и любая другая дев