Она проснулась среди ночи, чтобы сходить в туалет. Часы показывали четыре. Тони так и не вернулся. По дороге обратно она проходила мимо спальни миссис Мюррей, в приоткрытую дверь виднелся свет ночника.
– Эшлинг, я не сплю.
Она вошла в комнату:
– Спите, свекровушка, нет смысла бдеть всю ночь. Лучше всего попытаться уснуть, потому что тогда будет меньше времени на разные мысли. – Эшлинг взяла тонкую руку и погладила ее.
Миссис Мюррей смотрела на нее с тревогой:
– Конечно, он еще может вернуться, может быть, кто-нибудь его подвезет или кто-то пригласил его к себе.
– Да, вполне может быть, – успокаивающим тоном подтвердила Эшлинг.
– Но все же… в канун Рождества…
– Может быть, он вернулся домой, забыл, что мы здесь. И сейчас спит там без задних ног, а проснувшись утром, поймет, что сглупил.
В глазах миссис Мюррей блеснула надежда.
– Думаешь, это возможно?
Эшлинг посмотрела на нее: сухопарая до изможденности женщина за шестьдесят, вдова; сын-священник не приехал к ней на Рождество; полусумасшедшая дочка ищет себе приключения в компании столь же неугомонных бессемейных товарищей; а тот, кем она так гордилась, напился вдрызг в родном городе и шляется неизвестно где в самую священную ночь года. Надо дать ей часик-другой.
– Думаю, так и есть. Вы же знаете его машину, она, как осел, автоматически возвращается в собственный двор. Он наверняка там. – Она собралась уходить.
– Но когда он увидит, что тебя там нет… разве он не…
– Скорее всего, он ляжет спать, не включая свет, чтобы не разбудить меня.
Эшлинг никому не говорила, что спит на диване-кровати, которую все принимали за обычный диван. Когда Тони плюхался на кровать рядом с ней, она просыпалась, а еще от него невыносимо несло алкоголем и по́том. Эшлинг не выдержала и в первую же ночь после возвращения со свадьбы Элизабет легла на диван-кровать. Тони промолчал, так что она продолжала там спать.
Откуда-то из глубин памяти всплыли слова мамы Элизабет: «Когда дела идут хуже некуда, нужно тщательно наряжаться». Интересно, сработает ли этот совет? – подумала Эшлинг, вставая с кровати в холодной гостевой комнате в доме Мюрреев. Она так больше и не уснула, проведя остаток ночи за чтением в тщетной надежде отвлечься. Впрочем, автор не виноват, если честно. Никакая книга не сможет отвлечь ее от бесконечного водоворота мыслей. Тони нужна помощь, но как ему помочь, если он ничего не желает слушать? Да и ей самой требуется чья-нибудь помощь, чтобы разобраться, что теперь делать, но как быть, если и ее тоже никто не слушает? Ответов так и не нашлось ни в четыре утра, ни сейчас, когда она одевалась для мессы.
Эшлинг надела подходящее темное пальто и старательно натерла туфли и сумочку кремом для лица. Мама Элизабет считала, что если тебе нравится твое отражение в зеркале, то по крайней мере тебе не приходится волноваться, что выглядишь как бродяга. Хотя бы не испытываешь отвращения к самой себе. Она тщательно уложила волосы, от души накрасилась и набросила на рыжие кудри кружевную шаль.
– Мы не опоздаем? – Миссис Мюррей теребила перчатки; у нее под глазами тоже проступили темные круги, но, в отличие от Эшлинг, она не стала их замазывать и запудривать.
– О нет, времени еще полно, и по дороге мы заедем к нам на случай, если ваш сынуля вернулся туда, – жизнерадостно ответила Эшлинг.
Тони дома не оказалось, но Эшлинг болтала без остановки, так что миссис Мюррей было некогда переживать о том, что могло случиться, а вскоре они уже доехали до церкви.
– Эшлинг, ты так намазалась, что можно подумать, будто на карнавал собралась! – прошипела Морин, встретив их на крыльце.
– И тебе счастливого Рождества, любимая сестренка! – ответила Эшлинг.
Проповедь была на тему любви. Рождество – это время любви, сказал святой отец, и они должны вложить любовь в свою жизнь, причем не только говорить о ней, не только покупать подарки, но и дарить доброту и понимание. Пусть каждый заглянет в свое сердце и решит, каким образом сегодня он может подарить больше любви.
«Пожалуй, я могла бы не убивать его насмерть, когда он придет домой», – подумала Эшлинг. Чем не проявление любви? Хотя, возможно, выходящее за пределы человеческих возможностей.
Она посмотрела на миссис Мюррей, которая молилась, стиснув руки и закрыв глаза.
Господи, пусть он придет трезвый хотя бы сегодня! Пожалуйста! Не ради меня, мне уже все равно, а ради своей матери. Пожалуйста, Господи! Ты всегда был добр к матерям, разве нельзя дать им лучшую участь? Посмотри на маманю, вся эта история с Шоном, как он сбежал и погиб. И посмотри на несчастную миссис Мюррей, она ведь искренне молится. Если ее молитва недостаточно хороша, то я даже не знаю, как еще нужно молиться! И я положу полкроны в коробочку для пожертвований. Пять шиллингов. Пожалуйста, Господи! Тебе же все равно, где сейчас Тони, так почему бы не отправить его домой?
На выходе из церкви Донал украдкой подошел к Эшлинг:
– Слушай, Имон говорит, что вчера вечером Тони влез в какую-то драку у Ханрахана.
– Дома его до сих пор нет, так что, может быть, он оттуда еще и не вылез.
– Его нет дома на Рождество?!
– Ну вот так тоже бывает. Имон больше ничего не говорил?
– Сказал, что бармен забрал у Тони ключи от машины, а Тони пытался их вернуть.
– Он явно что-то серьезное там натворил, раз у него забрали ключи. Обычно у Ханрахана в упор ничего не видят, хоть ты там повесишься в уголке.
– Больше я ничего не знаю. Я подумал, что надо тебе рассказать, так лучше, чем если ты от кого-нибудь другого услышишь.
– Ты молодец, Донал.
– Эшлинг, можешь мне кое в чем помочь?
– Конечно. В чем именно?
– Одолжи мне пятерку? Пятифунтовую банкноту.
– Могу дать больше, если хочешь. У меня с собой двадцать.
– Нет, пятерки достаточно.
– Держи.
– Понимаешь, завтра вечером будут танцы, из Корка приезжает друг Ниам Тим, у него всегда куча денег, а Анна Барри… Ну… вдруг мне не хватит… – ответил Донал, прочитав вопрос в глазах сестры.
– Да не вопрос! Возьми еще одну и купи шампанского.
– Нет, у меня уже есть немного, просто я почти все сбережения потратил на рождественские подарки.
– Это точно, ты очень щедр на подарки!
– Так ведь что за Рождество без подарков? – покачал головой Донал.
Когда они подъехали к дому, машина Тони стояла во дворе.
– Мама, пожалуйста, держите себя в руках и не сердитесь на него.
– Нет, конечно, я…
– Поверьте, я знаю, как с ним обращаться, когда он не ночевал дома. Ему нужно почувствовать, что мы не обратили на это внимания, честное слово.
– Хорошо, дорогая, – нервно согласилась миссис Мюррей.
Шей Фергюсон тоже оказался там. Он обмакивал свернутую салфетку в кувшин с водой и безуспешно пытался промокнуть порез над глазом Тони.
– С Рождеством, Шей! С Рождеством Христовым, Тони! – воскликнула Эшлинг, придерживая миссис Мюррей, которая рвалась к сыну, чтобы осмотреть рану.
– Опять прикидываешься! – проворчал Шей.
– Нет, всего лишь поздравляю вас с праздником. Тони, что случилось?
– Он попал в небольшую аварию на машине и остался у меня переночевать.
– Тони, с тобой все в порядке?
Удержать миссис Мюррей не представлялось возможным.
– Да что вы раскудахтались! – буркнул Тони.
– Так что за авария? Какая-то стена на дорогу выпирала или кто-то неправильно припарковал машину?
– Так я и пытаюсь рассказать! Мальчишка Когланов на новеньком велосипеде выписывал зигзаги по всей дороге и почти въехал прямо под машину, где сидели мы с Тони… О господи!..
– Он пострадал? – спросила Эшлинг.
– Всего лишь порез, я промыл его. Задело краем зеркала над глазом.
– Я не про Тони, а про мальчика!
– Да цел он. Нельзя давать детишкам велосипеды, особенно если эти дурни на них даже ездить толком не могут…
– А еще нельзя давать машины пьяницам, особенно дурным пьяницам, которые даже водить толком не могут.
Тони попытался встать:
– Возьми свои слова обратно!
– Ни за что! Я правду сказала.
– Эшлинг, ради бога, человек же пострадал, перестань к нему придираться! – вмешался Шей.
– Я не был пьян. Я спал у Шея и сегодня ничего не пил.
– Тони, сейчас всего лишь без пятнадцати десять, так что хвастаться тут нечем.
– Да хватит нападать на него! Он пытался вернуться домой на Рождество, к тебе и к матери.
– Скажите мне, насколько пострадал мальчишка Когланов.
– Ну… его нога… не знаю, может, сломана… Они вызывали доктора Мёрфи, когда мы уехали.
– Вы уехали? И не узнали, все ли в порядке с ребенком?
– Слушай, давай внесем ясность. Тони не сбивал мальчишку. Можешь осмотреть машину, на ней нет ни царапины. Он резко свернул в сторону и затормозил, чтобы избежать столкновения.
– Где это произошло?
– Возле дома Когланов.
– На подъеме на горку?
– Да, на подъеме.
– Но Когланы живут по правой стороне улицы! Если мальчик катался возле собственных ворот, справа, то как Тони оказался на той стороне дороги?
– Так мальчишка по всей дороге зигзаги выписывал…
– Если кто тут и пострадавший, так это я! Посмотри, какая рана. – Тони подошел к зеркалу и принялся изучать свое отражение.
– Как ты думаешь, не надо ли ему швы наложить?
– Ребенок порезался?
– Только руки и лоб ободрал, как обычно, когда дети с велосипеда падают.
– Нам лучше поехать туда и убедиться, что с ним все в порядке.
– Не говори глупостей! Вернуться – значит признать свою ответственность, именно так все и подумают.
– Тогда что ты собираешься делать?
– Мы объяснили Динни Коглану, что малец плохо ездит на велосипеде, но мы не станем поднимать шум, так как всерьез никто не пострадал.
– И что же ответил Динни Коглан?
– А что он мог ответить? Он доволен разумным решением вопроса.