Генри сказал, что рад приезду Гарри, но не будет ли его проживание у них слишком огорчительно для отца Элизабет?
– Нет, конечно! Папа знает, что мы с Гарри большие друзья.
– И все же, пригласить Гарри остановиться у нас – это почти как заявить, что мы не считаем его злодеем в данной пьесе, выражаясь драматургическим языком, – запротестовал Генри.
– Так я и не считаю его злодеем. Уже много-много лет. Помнишь, мы решили, что случившееся могло быть лучшим вариантом для всех. Помнишь?
– Да, помню, хотя никогда не считал, что это был лучший вариант для Джорджа.
Генри всегда называл отца Джорджем, разговаривая о нем, но, обращаясь к нему, говорил «мистер Уайт».
Саймону не рассказали о ребенке, поскольку в таком случае новости узнал бы весь офис, а это, пожалуй, немного рановато. Генри охотно согласился и заметил, что просто невероятно, как Элизабет всегда точно знает, как обстоят дела в конторе, все нюансы и тонкости, хотя он ей ничего не говорил.
– Я думаю, дела в конторе немного похожи на атмосферу в учительской, – объяснила Элизабет.
– По твоим словам, в учительской полно старых теток! – возразил Генри.
– Именно это я и имела в виду, – засмеялась Элизабет.
Вечером через день после Рождества Саймон заглянул к ним. Офис закрыт до понедельника, и теоретически они могли отдыхать, но Генри усердно работал дома, и праздники мало чем отличались от обычного рабочего дня.
Саймон только и говорил об отлично проведенном Рождестве. Барбара – замечательная хозяйка, весь день кто-нибудь приходил в гости, на столе постоянно стояли закуски. Барбара посылает им обоим большой привет и надеется, что они хорошо устроились в своем гнездышке в Баттерси.
– Полагаю, ты подтвердил, что оно так и есть, – пошутила Элизабет, желая успокоить Генри, который все еще слегка смущался при упоминании Барбары.
– Да, я сказал ей, что ты совершенно изменила Генри и теперь он стал расслабленный и ленивый. Барбара всегда считала, что Генри слишком переживает по пустякам и суетится из-за мелочей.
– Глупости, да он только и делает, что валяется!
– Я тоже думаю, что стал гораздо спокойнее, – со смехом согласился Генри.
– Для меня ты идеален, – заявила Элизабет. – Почему бы вам с Саймоном не выпить еще, а я пойду и соберу свои старые бумажки, которые разложила в другой комнате.
– Так это твои бумаги? – удивился Саймон. – Я решил, что старина Генри опять трудится как пчелка!
– На рождественских праздниках? Ну вот еще! – отмахнулась Элизабет и пошла собирать бумаги Генри, аккуратно складывая их в свой портфель.
Тем же вечером позвонил отец. Он получил сообщение из Ирландии от подруги Вайолет Эйлин. Она дала ему совершенно конкретные указания: попросить Элизабет позвонить ей в десять часов в лавку. Да, именно так и сказала. Да, он тоже подумал, что звонить в лавку в такое время как-то странно, но она абсолютно точно попросила позвонить именно в десять вечера в лавку, Килгаррет, 67, и еще просила передать, что ничего страшного не случилось, никто не умер и не заболел.
– Тогда что же стряслось? – озадачилась Элизабет.
– Милая, ну мне-то откуда знать? Они ведь твои друзья, а не мои. Самое главное, как она наказала, передать тебе, чтобы ты не звонила ей домой, не звонила Эшлинг, а позвонила именно в лавку.
– Но почему она не позвонила мне сюда? Ты дал ей мой номер телефона?
– Я попытался, но она повторяла, что не сможет больше никуда позвонить, она в гостях у подруги и использует телефон втайне. Сдается мне, там творится что-то очень странное…
– Да уж, действительно странно, – согласилась Элизабет. – Ну ничего, уверена, что на самом деле этому есть вполне разумное объяснение. Если хочешь, я потом позвоню тебе и расскажу, в чем дело?
– Нет-нет, десять вечера слишком поздно для меня. Расскажешь как-нибудь потом.
Отец повесил трубку. Элизабет осознала, что он довольно равнодушен к людям, если только не знает их достаточно близко. На нее накатила волна паники. Наверняка стряслось что-то серьезное, раз тетушка Эйлин устроила какой-то непонятный цирк и просит не звонить ни Эшлинг, ни на домашний номер О’Конноров. Господи, еще только половина восьмого! Придется ждать два с половиной часа… Лучше убедить Саймона остаться на ужин, тогда можно будет отвлечься от мыслей.
– Алло, Эйлин, это вы? Эйлин, вы меня слышите? – Голос Элизабет звучал несколько нервно и с надрывом после бесконечных щелчков на линии и разговоров с операторами.
Часы показывали уже десять минут одиннадцатого. Она начала звонить десять минут назад.
– Да, детка, как у тебя дела? – совершенно буднично ответила тетушка Эйлин.
– Все хорошо, у нас все прекрасно. Что случилось у вас?
– Эшлинг тебе не звонила?
– Я получила от нее письмо перед Рождеством. Что с ней случилось?
– С ней все нормально, ничего страшного. Просто спрашиваю, не звонила ли она тебе.
– Звонила? Нет, давным-давно не звонила. Ой нет! Я звонила ей, когда мы вернулись из медового месяца. Тетушка Эйлин, да что стряслось?
– Я не могу говорить открыто…
– Но вы же в лавке? Именно поэтому я звоню вам туда?
– Да, но ты же знаешь… – многозначительно начала тетушка Эйлин и замолчала.
– Нет… Что знаю?.. Ах да, конечно… – Элизабет вспомнила про легендарную любознательность начальницы почты Килгаррета мисс Майес.
Она слушала начало разговоров, которые могли быть интересны, а также время от времени прослушивала остальные, пока не выбирала тот, который ей больше всего понравился.
– Да-да, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказала Элизабет, и тетушка Эйлин с облегчением выдохнула.
– Ты ведь знаешь, что у Эшлинг была проблема? Ну… такая проблема, вроде твоего Гарри…
– Да, я вас понимаю.
– Ее больше нет.
– Умер?! – ужаснулась Элизабет.
– Нет-нет, все закончилось, как в бизнесе.
– Вы не можете мне толком объяснить?
– Да-да, связь очень плохая. Так я хотела спросить, не слышала ли ты что-то со своей стороны…
– Нет, ничего не слышала.
– Понимаешь, я получила извещение об этом сегодня утром в лавке, и мне, разумеется, хотелось бы обсудить данный вопрос подробнее.
– Да, конечно.
– Если к тебе кто-нибудь обратится, попроси его позвонить мне, хорошо?
– А-а-а, понятно. Домой или на работу?
– В лавку примерно в это же время. Меньше людей вокруг, меньше вопросов возникнет.
– Ясно. А дядюшка Шон…
– Пока нет.
– А кто еще?
– Судя по всему, никто.
– Гм… а как насчет… самой проблемы?
– Ни слуху ни духу. Я только знаю, что возле дома стоит машина.
– А вы не знаете почему? Почему так внезапно, ни с того ни с сего?
– Травма…
– О боже!
– Ничего серьезного.
– Но что сделано, то сделано, вы понимаете, о чем я. Договор нарушен, бизнес закрыт. Тогда почему бы не признать все публично, как оно есть? Рано или поздно придется ведь?
– Она так и написала в письме, но я надеюсь, что до такого не дойдет.
– Но если все настолько окончательно…
– Детка, бизнес в нашей стране совсем не такой, как у вас там… Люди не могут сделать то же самое, что сделали Вайолет с Гарри.
– Но, может быть, есть какой-нибудь другой выход? Боже, я совсем запуталась в словах, сама не знаю, что хочу сказать! У нее нет другой проблемы, вроде как у мамы с Гарри?
– Нет-нет, ничего подобного! – засмеялась Эйлин. – Просто, понимаешь, здесь нет способа решить ее проблему, так что ей придется вернуться.
– Понятно…
– Детка, ты очень понятлива. Рядом с тобой есть еще кто-нибудь, пока ты со мной разговариваешь?
– Да, конечно, Генри здесь и Саймон, наш друг.
Элизабет улыбнулась Саймону.
– Они, наверное, теряются в догадках. Я напишу тебе сегодня вечером, и запомни, когда она свяжется с тобой, ты скажешь ей, что нужно сделать…
– А нет ли другого способа, без всяких мудреных головоломок?
– Я соберусь и приеду поговорить с ней в любое место, даже в Англию, если надо, но сначала она должна мне позвонить и сказать, что согласна на разговор.
– Вы не можете ехать так далеко только для того, чтобы поговорить! Вы ведь даже на мою свадьбу не приехали.
– Я знаю. В последний раз я туда ездила на похороны Шона-младшего. Что-то не везет мне с поездками в Англию…
– А если она не свяжется со мной?
– Наверняка свяжется! Это единственное, в чем я абсолютно уверена.
Эшлинг позвонила на следующий день.
– Ты где? – спросила Элизабет.
– На Бромптон-роуд, прямо напротив католической церкви, возле остановки.
– Там есть такси?
– Да, я видела парочку.
– Немедленно садись в такси и приезжай сюда.
– Не слишком ли дорого обойдется?
– Не важно, я заплачу. Сию минуту приезжай ко мне!
– Я ужасно выгляжу, ты будешь в шоке.
– Не буду.
– А Генри дома?
– Нет, ушел в библиотеку.
– Спасибо, Элизабет, огромное спасибо! Не знаю, что бы я без тебя делала…
– Садись в такси!
Элизабет попросила Генри уйти в библиотеку.
– Ничего себе поворот! – надулся он от внезапной просьбы. – Из собственного дома выгоняют!
– Прости, но это невероятно важно! Если бы Саймон пришел сюда в трудный момент, я бы сделала то же самое: ушла бы и дала вам возможность поговорить наедине.
– Саймон бы такого не сделал. Мужчины так не поступают, – проворчал Генри, послушно собирая вещи.
– Я очень, очень, очень тебе благодарна!
Он хмыкнул в ответ, не особо смягчившись.
Элизабет пошла в гостевую комнату и приготовила постель. Достала чистые полотенца. Подумала, что не рассказала Эшлинг о ребенке, но придется, конечно, когда она останется. Как-то не вовремя с такими новостями, но лучше уж сразу сказать – и дело с концом.
Элизабет услышала лифт, подъезжающий к их этажу, и сразу поняла, что это Эшлинг. Мистер и миссис Соломон из квартиры напротив ушли на работу, им слишком рано возвращаться домой. Элизабет подумала о травмах Эшлинг и постаралась взять себя в руки. Эшлинг вышла из лифта, склонив голову, с двумя чемоданами в руках, а потом посмотрела на подругу. Половину лица покрывал черно-фиолетовый синяк, уголок рта заклеен лейкопластырем.