ть 3Любовь к себе
Марина и ее мужчины
Марина жадно рассматривала фотографии. Однокурсница Люся вышла замуж за своего одноклассника… Гришу или Гошу? Марина не запомнила. Люся принесла фото, похвасталась перед девочками, которые все время считали ее гадким утенком. Но «утенок» вышел на финишную прямую и отхватил в мужья лебедя: старше на два года, красавец и краснодипломник. Девочки по нему сохли, а он надышаться не мог на Люсю. Она все щебетала про выкуп и частушки, чепчики, в которые нарядились свидетели, и странные конкурсы. Марина слушала и рассматривала Люсю исподлобья: она действительно не была красавицей и заметно терялась в толпе ровесниц, которые слушали ее и разглядывали фото. Особенно то, где она стоит в самом красивом на свете платье. О таком мечтают все. Даже Марина.
– Она ведь такая странная! С первого курса ходит в одном и том же платье, представляешь? – Марина в красках описывала однокурсницу Ромке, тому самому хулигану, который давал напутствие не гулять с кем попало.
Ромка смотрел на девушку и усмехался. Вот уже два года прошло с их первой встречи, а она все так же поднимает брови, когда удивляется, и прикусывает губу, когда хочет чего-то. Вот и тут, рассказывая про платье невесты, Марина аж два раза закусила губу.
Ромка выучил все ее хотелки и привычки, даже успел понравиться ее папе и познакомил со своей мамой. К слову, его мама обожала Марину и каждый раз подталкивала Ромку под локоть и одобрительно кивала, стоило только девушке отвернуться. Марина и правда могла понравиться любому. Особенно маме местного хулигана, которая, кажется, со времен детского утренника не чувствовала такой гордости за сына. Ведь сплошные нервы и слезы, просьбы взяться за голову и визиты через день к директору делают свое дело – мама даже не заметила, что Рома вырос и уже не разбивает окна в школе, а привел девочку домой знакомиться. Значит, он действительно ее любит. В этом он был похож на своего отца, чья фотография в рамке с черной полоской в уголке вот уже 12 лет стоит в серванте.
Каждый вечер в квартире Марины происходили долгие, изнуряющие разговоры.
Папа перестал говорить гадости после мужского рукопожатия. Увы, он был одним из тех мужчин, которые были смелыми только дома и только с женщинами. Мужчин же, особенно ощутимо крепких, папа Марины обходил стороной, пропускал вперед и не заходил с ними в подворотню даже в светлое время суток.
Мама заламывала руки и впервые в жизни принимала настолько активное участие в судьбе своей дочери. Маму не волновала ее учеба и подруги (точнее, их отсутствие), не сильно заботило здоровье Марины (только с появлением Ромы за циклом дочери она следила лучше, чем за своим). Но в отношении выбора дочери часто высказывала недовольство: «Я понимаю, что ты просто согласилась на того, кто обратил внимание на тебя, но можно было хоть немного повыделываться? Он хоть писать умеет?»
Марина сначала спорила. Жадно отстаивала, защищала, срывалась на плач и боялась сказать, что единственный человек, который ее любит, – Ромка. Марина боялась сказать это вслух, боялась, что родители согласятся.
Психика человека так устроена – даже объективные вещи мы не хотим слышать, если на самом деле к ним не готовы психологически. Вот и Марина не была готова психологически отделиться от родителей. Она видела, как в семье Ромы выстроены отношения – мама ждет, мама встречает. Но при этом она всегда стучится. Она всегда стучится к сыну в комнату! Это так удивило Марину в первый раз, что она не смогла толком уловить то чувство защищенности, которое почувствовала. А почувствовала она именно это, ведь дома не было принято стучаться в ее комнату: отец и мать врывались к ней без стука, не заботясь, что у дочери, уже взрослого человека, может быть личная жизнь или просто право побыть в четырех стенах в одиночестве и спокойствии.
Марина, открыв рот, наблюдала, как мама Ромы обсуждает с ним последние новости и делится впечатлениями после очередного спектакля, на который сходила с подругой. Рома слушает, спрашивает, и никто никого не перебивает, не затыкает, не обрывает на полуслове. Даже в речи, не говоря уже о воздухе в доме, витало уважение. У Марины не было таких бесед с родителями – ее мнение не учитывалось, с ней не делились новостями, да и родители никуда вдвоем не ходили. А если где и бывали по отдельности, то не сильно торопились делиться вестями, где и как отдыхали друг от друга.
Марина защищала отношения с Ромой до того момента, пока не поняла, что мама просто воюет. Ей плевать, с кем ее дочь. И будь на месте Ромы даже «самая выгодная партия», как любила говорить мама, она все равно была бы недовольна. Потому что тут дело не в причине и даже не в следствии. Причина недовольства крылась внутри мамы. Она была недовольна своей жизнью и активно транслировала это при каждом удобном случае. Она не любила смотреть мелодрамы и семейные фильмы из-за «этих мерзких образцовых семей»; все ее подруги отсеялись, потому что устали слушать, какие «все мужики – козлы» и как хорошо, что один козел сидит дома и не мешает ей жить. Мама Марины была несчастной женщиной, нелюбимой и себя не нашедшей.
Она не делала ставок на выгодный брак дочери. Более того, до последнего была уверена, что Марина всю жизнь так и будет ходить по одному маршруту: учеба (а потом работа) – дом – библиотека. Маму это устраивало: она не хотела внуков, не просила Марину родить наследника, который принесет всем по стакану воды; ее просто в глубине души обижало, что у Марины впереди вся жизнь, где она, учитывая, как на нее смотрит Рома, будет любимой и счастливой. А вот у нее самой уже этого не будет.
Рома сделал предложение на Новый год. Под бой курантов, пока все чокались бокалами и поздравляли друг друга, Рома тихо сказал: «Может, замуж за меня пойдешь?» и отвел смущенно взгляд. Марина, представлявшая эту сцену всю свою жизнь совсем не так прозаично, глотая слезы разочарования, кивнула и отвернулась. Рома списал все на это на неокрепшую, ранимую и чувствительную натуру будущей жены, а зря.
Марина оттягивала начало подготовки к свадьбе. Родители молодых уже познакомились и даже пару раз успели поругаться и помириться, а платье и кольца так и не были куплены. Марина устроилась параллельно с учебой работать в деканат, допоздна задерживалась на кафедре, приходила домой и садилась за домашние задания. Переезжать к Роме она отказалась, хотя еще до Нового года согласилась, что им будет лучше жить вместе. Но тогда они решили не врываться с новым устоем в привычную предновогоднюю суматоху, а спокойно собрать вещи и перевезти их к Роме после праздников.
Марина вынашивала обиду. Она с детства представляла, как рыцарь спрыгнет с белого коня, опустится на одно колено и протянет ей самое красивое в мире кольцо – с крупным камушком посередине, классическое – в красной коробочке. Но ни кольца, ни коробочки – ей просто буднично предложили сходить замуж. Как будто она такие предложения получает ежедневно. Или как будто ей предложили купить хлеба.
Мама, не увидев красивого кольца на пальце дочери, еще больше начала наседать на Марину и просила подумать, стоит ли этот жених тех слез и криков, которые начались с его появлением в их семье. Это же послужило причиной первой ссоры между мамами молодых. Посреди званого ужина мама Марины, подняв бокал, произнесла тост: «Надеюсь, следующего мужчину моей дочери мама научит делать предложения, а пока выпьем за того мужчину, который есть». И выпила содержимое бокала залпом.
За столом воцарилась звенящая тишина, которую нарушило покашливание мамы Ромы. Она сдержанно уточнила два раза, что мама Марины имела в виду, и, поняв, что происходит, начала защищать своего ребенка как могла. А могла она не всегда вежливо и не всегда подбирала выражения.
Тот скандал слышала вся многоэтажка. Две матери отстаивали свои интересы: одна была зачинщиком и провокатором, а вторая привычно сражалась, как и сражалась много лет с директором школы, который называл Рому дебилом; как и сражалась с родственниками, которые считали, что Рому нужно отправить в детдом; как и все те годы, что рядом не было ее главного защитника. На нее напали в ее собственном доме и попытались уколоть в самое ценное, что у нее было – в ее ребенка. Никто на ее месте не промолчал бы. И она не стала.
Тот конфликт решился миром благодаря Марине и Роме. Марина долго беседовала со своей мамой, Рома со своей – и в конечном итоге враждующие стороны молча пожали друг другу руки, но обиду запомнили. Просто решили не усугублять. И это было последним совместным делом Марины и Ромы, где они действовали сплоченно и радели за благоприятный исход.
Марина избегала встреч с Ромой, а если ему удавалось подловить ее после работы или учебы, то шла молча и не реагировала на будущего мужа.
– Марин, что происходит? Может, поговорим, как взрослые люди, или ты продолжишь от меня бегать?
Рома преградил дорогу в подъезд, когда в очередной раз Марина резко засобиралась домой после их прогулки.
– Все хорошо. Много работы, много учебы, мама еще каждый вечер что-то говорит, словно радио. Она всегда недовольна, и я стараюсь не обращать внимания на нее, но не в этот раз. Мне будто передается ее недовольство, и я становлюсь такой же.
Марина попыталась обойти Рому, но тот выставил перед ней руку.
– Не ври. Это происходит давно, ты бегаешь от меня. Ты передумала выходить замуж? Если не хочешь, давай не будем, я не буду настаивать, – Рома попытался заглянуть в глаза Марине, которая рассматривала все, что угодно, но только не его.
– Не знаю. Может, давай не будем, как хочешь.
Марина холодно и бегло взглянула на Рому и увидела, как он расстроился. На секунду ей стало его жаль, но тут же это чувство сменилось ощущением превосходства. Марина испугалась своих чувств. Ей стал понятен этот огонек в глазах мамы, когда та ругала ее за отметки, за грязный пол. Это не была нелюбовь. Это было превосходство.