– Может, на имя жены…
– Ничего, – отрезал Стрэтерн.
– Сколько времени они были под наблюдением? Стрэтерн посмотрел на него:
– А тебя это каким боком касается?
Ребус пожал плечами:
– Просто хотел выяснить, не являюсь ли я той самой соломинкой, за которую вы ухватились.
– Они вот-вот от нас ускользнут, – после долгой паузы произнес Стрэтерн. – Грею осталось до пенсии меньше года; Маккалоу, вероятно, тоже вскорости последует за ним. А дисциплинарные взыскания Алана Уорда…
– Вы думаете, он старается сделать так, чтобы его поперли со службы?
– Возможно. – Начальник полиции посмотрел на часы, подвигал их корпус туда-сюда по запястью. – Пора собираться.
– Еще одна вещь, сэр…
– Только поскорее. – Стрэтерн сделал глубокий вдох. – Излагай.
– Нам поручили расследовать давнее дело.
– Приучают вас работать в группе, да? И, осмелюсь предположить, что руководит вами Арчи Теннант.
– Да. Но дело в том… – Ребус замолчал, раздумывая, насколько подробно нужно посвящать в ситуацию своего шефа. – Понимаете, мы оба, Грей и я, связаны с этим делом.
Стрэтерн посмотрел на него с нескрываемым интересом.
– Грей был задействован в расследовании, работая в своей части, а я был приставлен в качестве офицера связи к двум молодчикам из Глазго, прибывшим в Эдинбург прощупать ситуацию. И было это в девяносто пятом – в том самом году, когда Берни Джонс…
Лицо Стрэтерна стало задумчивым.
– Это совпадение, – после недолгой паузы объявил он. – Обычное совпадение.
– Теннант не знает?…
Стрэтерн резко замотал головой.
– И этого дела ему никто не навязывал?
Шеф снова резко замотал головой.
– Так ты поэтому хотел меня видеть?
– Грей может подумать, что это не просто совпадение, а кое-что другое.
– Согласен, это нелепость. А с другой стороны, если ты поведешь себя правильно, это может способствовать сближению. Ведь у вас уже появилось что-то общее. Понимаешь, что я имею в виду?
– Да, сэр. А вы не допускаете мысли, что кто-нибудь может спросить?
– Спросить?
– Спросить старшего следователя Теннанта, почему он выбрал именно это дело.
Стрэтерн снова помрачнел, губы его сжались.
– Я подумаю, что тут можно сделать. Остальное в порядке?
– В порядке, сэр, – ответил Ребус, не веря самому себе.
Лицо Стрэтерна прояснилось, он поднялся со стула и одновременно с Ребусом оказался у двери.
– Ты первый, – приказал начальник. Затем поднял руку и потрепал Ребуса по плечу. – А знаешь, Темплер приходит в неистовство при упоминании о тебе.
– Потому что без моей проницательности дело Марбера намертво бы зависло.
Стрэтерн должным образом оценил шутку.
– Потому что ты с такой силой запустил в нее кружкой. Она воспринимает это как выпад против нее.
– Ведь это же только один из актов пьесы, сэр, – сказал Ребус, открывая дверь.
Он шел по коридору, обдумывая эту встречу, но, вместо того чтобы идти в рекреацию, спустился по лестнице вниз. Ему хотелось курить, но сигареты кончились. Выглянув во двор, он удивился, не обнаружив обычной толпы курильщиков. У него в комнате была пачка сигарет, так что в крайнем случае можно было зайти за ней либо неторопливо прогуливаться по коридору, надеясь на встречу с добрым самаритянином.
Беседа с шефом душевного успокоения не принесла. Ему хотелось убедиться в том, что появление на свет дела Рико Ломакса было простым совпадением. Он не мог взять и выбросить из головы тревожное подозрение, которое в его сознании выглядело более значительным по сравнению с тем, что мог видеть глаз.
Нет интриги обеспокоенных начальников полиции.
Нет денег, полученных от продажи наркотиков.
Нет тайного сговора между Греем, Маккалоу и Уордом.
Есть только дело Рико Ломакса… и его собственное участие в нем. А причина тревоги в том, что Джон Ребус знал о Рико Ломаксе больше, чем рассказал.
Намного, намного больше.
А знает ли это Стрэтерн? А не работал ли Грей на Стрэтерна?…
Ребус стал подниматься по лестнице, шагая сразу через две ступеньки. Тяжело дыша, он поспешно шел по коридору, направляясь туда, откуда недавно вышел. Не постучавшись, он резко распахнул дверь, но начальника полиции в аудитории не было. В аудитории Андреа Томсон не было никого.
Стрэтерн, должно быть, шел сейчас в главное здание, в замок. Дорогу туда Ребус знал. Он шагал широко и быстро, не замечая молодых слушателей с их учтивым приветствием «сэр». На мгновение Стрэтерн задержался, рассматривая один из стендов, окаймляющих стены главного коридора, окна которого выходили на опустевший сейчас парадный плац. Ни стула, ни парашюта, ни ярко-красных полотнищ, перекрещивающихся в форме буквы X.
– Одну минуточку, сэр, – негромко произнес Ребус.
Стрэтерн посмотрел на него широко раскрытыми глазами и рывком открыл ближайшую дверь. За дверью был конференц-зал, заполненный рядами стульев с прикрепленными к спинкам пюпитрами для письма. В зале не было ни души.
– Ты что, хочешь раскрыть себя? – набросился на него Стрэтерн.
– Я должен знать о них более подробно, – ответил Ребус. – Обо всех троих.
– Я думал, мы обо всем договорились. Чем больше ты знаешь, тем сильнее могут быть их подозрения…
– Когда они взяли деньги? Как узнали про них? Как получилось, что эта троица оказалась вместе?
– Джон, ничего этого не отражено в отчетах…
– Но должны же быть какие-то записи. Что-то ведь должно быть.
Стрэтерн смотрел на него затравленным взглядом, словно боясь, что их подслушивают. Ребус был уверен в одном: если вся эта история с Берни Джонсом просто ширма, то никаких данных, никаких записей…
– Хорошо, – тихо, почти шепотом, произнес Стрэтерн. – Я достану все, что смогу.
– Сегодня вечером, – добавил Ребус.
– Джон, это может не…
– Сэр, мне все это нужно сегодня вечером. Казалось, Стрэтерна била дрожь.
– Самое позднее – утром.
Оба неотрывно смотрели в глаза друг другу. Ребус как бы нехотя кивнул. Он думал о том, дал ли он Стрэтерну достаточно времени, чтобы состряпать липовое дело. Наверное, нет.
Утром будет видно.
– Если возможно, сегодня вечером, – сказал он и пошел к двери. На этот раз он направился прямо в свою комнату, где лежала желанная пачка сигарет.
7
– А где ваш приятель-гомофоб? – спросил Доминик Манн.
Шивон и Манн сидели друг против друга за маленьким столиком у окна в кафе на западной окраине. Он размешивал свой декофеинированный кофе с молоком, а она сделала один глоток двойного эспрессо и теперь ощущала во рту мелкие частицы кофейных зерен. Чтобы избавиться от неприятного привкуса, она достала из сумки бутылку с водой, которую принесла с собой.
– Вы это заметили, – улыбнувшись, сказала она.
– Я заметил, что он старался не встречаться со мной взглядами.
– Может, он просто стеснялся, – предположила Шивон.
Она глотнула воды из бутылки и, прополоскав рот, проглотила. Манн посмотрел на часы, которые носил циферблатом к внутренней стороне запястья. Она вспомнила, что ее отец носил часы так же, а когда она однажды спросила, почему, ответил, что так стекло меньше царапается. Хотя стекло на его часах было почти непрозрачным из-за царапин и потертостей.
– Я должен открыться в десять, – объявил антиквар.
– Вы что, не собирались на похороны?
Она имела в виду похороны Эдварда Марбера, начавшиеся почти полчаса назад в Уарристонском крематории.
Манна передернуло.
– Мне этого не вынести. И я почувствовал невероятное облегчение от того, что вы дали мне повод не присутствовать.
– Рада была помочь.
– Итак, чем могу быть вам полезным?
Две верхние пуговицы его рубашки были расстегнуты, и он просунул в раскрытый ворот согнутый указательный палец.
– Я все думаю об Эдварде Марбере. Если он обманывал… то как он это делал?
– В зависимости от того, кого он обманывал: покупателя или художника.
– Давайте рассмотрим оба случая.
Манн сделал глубокий вдох и приподнял одну бровь.
– Пять минут, вы сказали?
Шивон улыбнулась:
– Может, потребуется и меньше, смотря как быстро вы будете говорить.
Манн вытащил палец из-за ворота рубашки и снова принялся мешать свой кофе. Похоже, он вообще не собирался его пить. Когда он говорил, взгляд его то и дело останавливался на окне. Конторские служащие, шаркая ногами, спешили в свои офисы.
– Понимаете, торговцы живописью могут надувать потенциальных покупателей разными способами. Можно преувеличить известность художника или редкость и ценность работы покойного живописца. Вы можете предложить подделку – именно такие случаи обычно попадают на первые полосы…
– Вы же не думаете, что Марбер продавал подделки?
Манн задумчиво покачал головой.
– С крадеными полотнами он тоже не связывался. Но даже если бы они сбывал краденое, вряд ли кто-нибудь в Эдинбурге об этом знал.
– А это возможно?
Он перевел взгляд на Шивон.
– Такие сделки совершаются тайно. – Он заметил, как она прищурила глаза. – Под столом, – пояснил он, и она понимающе кивнула.
– Ну а как обманывают художников? – задала вопрос Шивон.
Манн повел плечами:
– Существуют несколько способов. Один из них – завысить размер комиссионных, это серьезный обман, но художник может и не понять, что его обманули.
– А каков обычный размер комиссионных?
– От десяти до двадцати пяти процентов. Чем более известен художник, тем меньше комиссионные.
– Ну а для такого, как Малколм Нельсон?…
Манн на мгновение задумался.
– Малколм хорошо известен в Англии… Коллекционеры его картин есть и в Штатах, и на Дальнем Востоке…
– Но живет он не как богатый человек.
– Вы имеете в виду его pied-a-terre? [10] В Сток-бридж Колониз? – Манн усмехнулся. – Не будьте такой легковерной. Это жилище он использует как студию. У него есть гораздо больший дом в Инвереске, и, если верить слухам, он недавно пополнил список своей недвижимости еще и домом в Перигорде.