Она отперла дверь и шагнула внутрь. Повернулась, чтобы попрощаться, и уже взялась за дверную ручку.
И вдруг поняла: едва закроет дверь, вновь накатят неотвязные мысли, начнут гудеть и жужжать в голове роем сердитых пчел. Она утонет в них, вязких и липких, словно растаявшее мороженое. Безнадежность, тревога, все эти ужасные «что, если?..» смешаются в мозгу, не дадут уснуть, адским хороводом будут гулять до рассвета.
– Не хочешь зайти? – спросила она, невольно скривившись от просительных ноток в собственном голосе.
Джозеф нахмурился, вновь удивленный. Неужто это кошмарное свидание окончилось приглашением войти? Он шагнул внутрь, и Зои закрыла за ним дверь.
На один жуткий миг ей показалось, что сейчас он заговорит. Но вместо этого Джозеф положил руку ей на спину и привлек к себе. Она привстала на цыпочки, прижалась грудью к его груди и обняла за шею.
Он еще не целовал ее – только смотрел в глаза. Они стояли в молчании, и мозг Зои сделал то же, что делал всегда, когда в жизни наступала пауза: наполнился мыслями. Она пыталась угадать, где сейчас Гловер, далеко ли от Андреа. Быть может, не дальше трех миль. Ждет подходящего случая. Ждет, когда все они расслабятся. Злокачественная опухоль, готовая пробудиться и уничтожить ее сестру. Только эту опухоль не обнаружишь и не удалишь.
Зои вздрогнула, и Джозеф, нахмурившись, крепче прижал ее к себе.
Когда она смотрела на него, страхи отступали, словно приглушали громкость. Так что Зои позволила себе бродить взглядом по аккуратно подстриженной бороде, густым бровям, светло-карим глазам. Только сейчас она разглядела, что ресницы у Джозефа очень длинные и светлые на концах.
Она потянула к себе его голову, и он, склонившись, припал губами к ее губам. Поцелуй начался неуверенно, почти робко, словно каждый боялся, что другому это не понравится. Джозеф попытался отстраниться, однако Зои потянулась за ним – и, убедившись, что действительно этого хочет, начала действовать смелее. Захватила губами его нижнюю губу, на мгновение всосала, а он в ответ крепче сжал ее талию.
От него приятно пахло древесными стружками и полировкой. Зои приоткрыла рот, чтобы углубить поцелуй, и языки их соприкоснулись. Джозеф приподнял Зои, та обвила его ногами, и он легко, словно пушинку, понес ее в постель. Пройти пришлось всего три шага – номера в мотелях в этом смысле удобно устроены, кровать долго искать не приходится.
Вместе они упали на заскрипевшую под их весом постель. Тело Джозефа стало для Зои убежищем от мрачных мыслей. Приютом, где можно забыться.
Глава 38Сан-Анджело, Техас, суббота, 10 ноября 1990 года
Мейн присела на его кровать и, устремив глаза к потолку, шумно вздохнула. Мальчик смотрел на нее, страстно желая, чтобы она убралась отсюда ко всем чертям. Но на это в ближайшее время рассчитывать не приходилось.
– Хочешь поиграть в «Лего»? – спросил он.
На самом деле мальчик не хотел с ней играть. Ни во что. Однако по опыту знал: позже мама обязательно спросит, чем они занимались. И он должен будет показать, что продемонстрировал ей богатый выбор игр и развлечений, а если Мейн не захотела играть, это уж ее дело. «Хороший хозяин всегда развлекает гостей», – так говорит мама. Говорит каждый раз.
А мальчик думал про себя: хозяин – тот, кто сам приглашает гостей, а не тот, кому их навязывают и заставляют развлекать.
Мейн закатила глаза, словно само предложение поиграть в «Лего» нагнало на нее невыразимую скуку.
По-настоящему ее звали Чармейн, хотя полное имя мальчик слышал только один раз. Ее мама Рут дружила с мамой мальчика давным-давно, еще со школы. Встречались они не реже раза в месяц, и Рут всегда приводила Мейн с собой. Вскоре мамы отправляли детей поиграть, и те вместе удалялись в комнату мальчика или на двор. Мальчик все это ненавидел. Мейн тоже это ненавидела. Она сама ему несколько раз так говорила. Интересно, зачем Рут таскает ее с собой?
Ему казалось, что даже мама не слишком-то рада этим посиделкам. Перед тем, как принимать Рут, она всегда жаловалась папе: мол, Рут опять найдет, чем ее уколоть. А после ухода гостей восклицала: «Да чтобы я еще когда-нибудь ее пригласила!»
Поначалу, заслышав эти слова, мальчик преисполнялся надеждой. Но в конце концов понял: надеждам не сбыться. Рут и Мейн – неизбежная часть жизни, такая же, как ходить к зубному врачу, или вставать рано утром в воскресенье и тащиться в церковь, или сидеть в темном чулане и думать о своем поведении.
– Можно поиграть в «Монополию», – вяло предложил он, уже зная, какой будет ответ.
Мейн фыркнула:
– Игра для малышни!
Она была на год его старше и на голову выше. И очень этим гордилась: порой заставляла его вставать к себе вплотную, грудью к груди, и показывала, что он ей даже до подбородка не достает. Пока она радовалась своему росту, он стоял неподвижно, устремив глаза на ее грудь, где под майкой виднелись два крохотных бугорка.
Пожалуй, долг гостеприимного хозяина он исполнил. И теперь представлял будущий разговор с мамой. «Во что вы с Мейн играли?» – спросит она, и голос у нее будет немного напряженный, как всегда после встречи с дорогой подругой Рут. «Ни во что», – ответит он. Что Мейн отказалась, уточнять не станет: если начнет объясняться, получится, как будто он оправдывается. «Но ты предложил ей поиграть? – спросит мама. – Хороший хозяин всегда старается развлечь гостей». «Предложил». «И что предложил?» «Монополию» и «Лего». Шах и мат. На это маме сказать будет нечего…
Мейн снова шумно вздохнула. От нее хорошо пахло. Сладкими духами. Запах – пожалуй, единственное, ради чего стоит терпеть эти визиты. Вечерами, лежа в кровати, он представлял себе, как она стоит перед ним, грудью к груди, и говорит: «Ну какой же ты маленький, даже до подбородка мне не достаешь!» – и от нее пахнет духами.
А он стоит, застыв неподвижно, и смотрит на два бугорка под футболкой.
Мальчик отвернулся и начал сортировать спичечные коробки на столе. Пятнадцать коробков – драгоценная коллекция. Мальчик любил с ними играть; даже мысли о коллекции наполняли его сладким трепетом. Его домашние питомцы.
Жуки, пауки, тараканы. Он ловил их живьем и прятал в коробки. Прислушивался к звукам, которые раздаются в крохотных темницах. Иногда сажал нескольких насекомых в одну «камеру». Хитрость в том, чтобы чуть-чуть приоткрыть коробок и сунуть туда нового узника так, чтобы не выползли и не вылетели старые. Иногда перемешивал их – например, подсаживал паука к трем мухам.
Время от времени он тряс каждый коробок и прислушивался. Если в коробке было тихо, мальчик очищал его клочком туалетной бумаги. Постепенно накопилась целая груда мертвых насекомых: он подолгу смотрел на них и пытался представить, что чувствовали они, запертые в тесном темном пространстве, тщетно пытаясь найти выход.
– А это у тебя что?
Вопрос застал мальчика врасплох. Мейн стояла прямо у него за спиной и смотрела через плечо; он чувствовал запах ее духов.
– Просто моя коллекция. Спичечные коробки. – Он составил их один на другой, все пятнадцать – башня-тюрьма для множества маленьких узников.
– Не очень-то большая! – Мейн сморщила нос. – И все коробки одинаковые… Разве в коллекции не должно быть все разное?
– А разве должно?
– Знаешь, что мне нравится? – оживилась она. – Я люблю зажигать спички и смотреть, как они горят. А когда огонь дойдет почти до самых пальцев, перехватить спичку и перевернуть, чтобы сгорела до конца.
– Ага, – проговорил он, облизнув губы.
Мейн все еще стояла, склонившись над ним, и бугорок под футболкой касался его шеи.
– Давай покажу! – И она схватила самый верхний коробок.
Мальчик не мог ей помешать; он словно оцепенел. Мейн выпрямилась и открыла коробок. Глаза ее расширились, когда оттуда вылетели и взлетели под потолок две мухи. Следом за ними показались черные ножки таракана.
Мейн пронзительно закричала. Таракан выбрался из коробка и побежал вверх по ее руке. Она затрясла головой, схватилась за стол, повалив на пол башню из спичечных коробков, и, все еще отчаянно визжа, бросилась вон из комнаты.
Он не мог шевельнуться, не мог даже дышать. А вокруг бились и скреблись в своих темницах, стучали ногами и крыльями в картонные стенки «камер» десятки обреченных.
Глава 39Сан-Анджело, Техас, пятница, 9 сентября 2016 года
Не успел Тейтум закрыть глаза, как раздался пронзительный трезвон будильника. Впечатление, что поспать совсем не удалось. Не открывая глаз, он потянулся к тумбочке, нашаривая телефон, и в результате неуклюжим движением сбросил его куда-то под кровать.
Будильник орал все громче. Недавно Тейтум поставил на телефон приложение «Соня» – специально для тех, кто не любит вставать по утрам. Такой будильник нельзя поставить на паузу, а чтобы его выключить, нужно набрать шестизначный код. Причем громкость повышается каждые несколько секунд. Теперь Тейтум не мог понять, что его дернуло самого пригласить в свою жизнь это чудовище.
Он сполз с кровати и, припав к полу, начал шарить в поисках телефона. Каким-то недобрым чудом мобильник улетел в самый центр подкроватного пространства – туда, куда одинаково сложно дотянуться со всех сторон. Чтобы его достать, пришлось лечь ничком и вытянуть руку, едва не вывихнув себе плечо. Будильник к тому времени орал так, что, должно быть, перебудил всех соседей.
Наконец нашарив телефон, Тейтум со стоном подтянул его к себе. Отстучал шестизначный код, и чертова машина наконец умолкла. Несколько секунд он сидел на полу, приходя в себя после такого травматичного пробуждения, а потом отправил короткое сообщение Зои: «Подвезти в аэропорт?»
Отложив телефон, начал одеваться. Натянул один носок – и вдруг замер с другим носком в руке.
Зои так и не ответила. Вчера вечером, долго лежа без сна и размышляя над упреками Марвина, он наконец ощутил что-то вроде… нет, не чувства вины – скорее, чувства ответственности за напарницу. Пожалуй, в самом деле не стоит полагаться на то, что она и сама о себе прекрасно позаботится. Проверив телефон, Тейтум увидел, что Бентли даже не открывала сообщение.