— Не готов это обсуждать.
— Как вы думаете, зачем доктор Эштон на ней женился?
— Спросите его.
— И все-таки я спрашиваю вас.
— Следующий вопрос.
— Она когда-нибудь говорила о Флоресе?
— Со мной — разумеется, нет. У нас не было никаких отношений. Тут стоит кое-что прояснить, детектив. Я с вами разговариваю исключительно потому, что моя супруга настроена довести это «альтернативное расследование» до конца и попросила меня вам перезвонить. Лично я считаю, что ничем не могу вам помочь, и более того, нахожу эту затею бессмысленной тратой времени и денег.
— А какие у вас отношения с Эштоном?
— Что вы подразумеваете под отношениями?
— Он вызывает у вас симпатию? Может, вы его уважаете? Или, наоборот, жалеете? Или презираете?
— Все вышеперечисленное неверно.
— Тогда что верно?
Помолчав, Перри сказал:
— Эштон мне неинтересен. Его жизнь и его личность не волнуют меня ни в малейшей степени.
— Но что-то же вы о нем думаете? Что?
— Меня на его счет интересует тот же вопрос, который вы задавали чуть раньше.
— Какой именно из вопросов?
— Зачем столь компетентному специалисту жениться на столь безнадежной психопатке?
— Вы ее ненавидели?
— Я не ненавидел ее, мистер Гурни. Не сильнее, чем можно ненавидеть, например, кобру.
— А вы могли бы убить кобру?
— Что за глупый вопрос!
— Но все же?
— Если бы кобра угрожала моей жизни, то я бы ее убил, как и вы.
— А вам когда-нибудь хотелось убить Джиллиан?
Он снова неприятно рассмеялся.
— Это проверка на вшивость детсадовского уровня.
— Это всего лишь вопрос.
— Это разговор ни о чем.
— Скажите, у вас все еще хранится то ружье 257-го калибра?
— При чем здесь, черт побери, ружье?
— Вам известно, что кто-то стрелял из подобного ружья в Скотта Эштона спустя ровно неделю после убийства Джиллиан?
— Из 257-го «Везерби»?.. Да нет, не может быть… Подождите, вы думаете, что… На что вы намекаете?!
— Никаких намеков, я просто задал вопрос.
— У вашего вопроса оскорбительный подтекст.
— Надо ли это понимать так, что ружье по-прежнему у вас?
— Понимайте как знаете. Следующий вопрос.
— Вы можете с уверенностью сказать, где было ружье семнадцатого мая?
— Следующий вопрос.
— Джиллиан когда-нибудь приводила домой друзей?
— Нет, слава богу, хотя бы этого не было. Боюсь, мистер Гурни, ваше время истекло.
— Последний вопрос. Вы случайно не знаете имени и адреса биологического отца Джиллиан?
Перри впервые за разговор помедлил с ответом.
— Имя какое-то испанское, — произнес он с некоторой брезгливостью. — Жена упоминала однажды… Круз, что ли? Анхель Круз? Адреса не знаю. Учитывая среднестатистическую продолжительность жизни торчка на метамфетамине, думаю, он не первый год прописан на кладбище.
Перри повесил трубку, не попрощавшись.
Заснуть оказалось непросто. Гурни давно заметил: если не лечь до полуночи, то потом ум еще несколько часов не унять — он все переваривает и переваривает события дня.
Он ворочался в постели без малого час, маясь в калейдоскопе образов и идей об убийстве Джиллиан, а потом вдруг заметил, что ритм дыхания Мадлен изменился. Когда он пришел в постель, она совершенно точно спала, но сейчас у Гурни было отчетливое ощущение, что она проснулась, и он понял, что ужасно хочет с ней поговорить. Хочет ее совета. Чтобы она помогла ему выбраться из трясины обрывков и домыслов, в которой он увяз. Но как в этом признаться?
Мадлен внезапно вздохнула и произнесла:
— Так что, куда потратишь свои миллионы?
Она часто так делала. Внезапно спрашивала что-нибудь, будто бы в продолжение беседы.
— Ты имеешь в виду сто тысяч? — уточнил Гурни. Мадлен в ответ промолчала. Это значило, что уточнение ей кажется неважным.
— Только это не мои деньги, а наши, — заметил он. — Ну, даже если это сугубо теоретические деньги.
— О, нет. Это твои деньги.
Он повернулся к ней, но ночь была безлунной, и ему не удалось разглядеть выражение ее лица. Мадлен продолжила:
— Сам подумай. Хобби — твое. Страшно прибыльное, как теперь оказалось. Представитель в галерее — тоже твой. Или агент, или кто она тебе. И теперь тебе предстоит встреча с новым поклонником твоей работы. Так что деньги всецело твои.
— Что-то не пойму, что ты хочешь мне сказать.
— Констатирую, что такова реальность.
— Да нет же. Все, чем я владею, принадлежит нам обоим.
Она усмехнулась:
— Что, правда не понимаешь?
— Чего?
Мадлен зевнула, и голос ее прозвучал очень устало.
— Это твой проект, Дэйв, от начала до конца твой. Я только и делала что ныла: тратишь слишком много времени, не ходишь со мной гулять, таращишься в монитор на серийных убийц…
— Как это связано с деньгами?
— Напрямую. Ты один их заработал. Значит, они твои, — она снова зевнула. — Я спать.
Глава 32Неуправляемое безумие
Гурни выехал на встречу с Саймоном Кейлом ровно в 11:30 утра. У него было чуть больше часа, чтобы добраться до Куперстауна. По дороге он выпил пол-литра лучшего кофе из лавки Абеляра. Подъезжая к озеру Отсего, он уже проснулся в достаточной степени, чтобы замечать характерное сентябрьское небо с легкой прохладцей.
Навигатор привел его на поросший болиголовом западный берег, где на собственном полуострове площадью в пару квадратных километров пристроился небольшой белый особняк в колониальном стиле. В открытом гараже виднелись блестящий зеленый родстер «Миата» и черное «Вольво», а у въезда припарковался красный «жук». Гурни остановился за ним и как раз открыл дверцу машины, когда из гаража вышел стильно одетый седой мужчина с парой холщовых сумок.
— Вы, должно быть, детектив Гурни?
— А вы доктор Кейл?
— Да-да, — улыбнулся он светски и пригласил его проследовать за собой по мощеной дорожке, ведущей к боковому входу в особняк.
За незапертой дверью оказалось помещение с низкими балочными потолками, как было принято в восемнадцатом веке для сохранения тепла. Вокруг царили чистота и порядок, но от обстановки в целом веяло стариной. Кейл привел Гурни на кухню с огромным открытым очагом и газовой плитой тридцатых годов. В соседней комнате кто-то играл на флейте гимн «О благодать».
Кейл положил на столешницу сумки — Гурни теперь разглядел на них логотип Адирондакского симфонического оркестра. Внутри одной виднелись овощи и багеты, а в другой — несколько винных бутылок.
— Будущий ужин, — пояснил Кейл. — Я сегодня и охотник, и собиратель, — продолжил он слегка игриво. — Но сам я не готовлю. Этим занимается мой партнер, Адриан. Он у нас и шеф-повар, и флейтист…
— Это он играет? — Гурни кивнул в сторону звуков.
— О, нет-нет-нет, Адриан играет несравнимо лучше. Это его ученик, который «жук».
— Который, простите, кто?
— Ну, он ездит на этой маленькой красненькой штучке, которая там снаружи стоит, — прокомментировал Кейл.
— Я понял, — кивнул Гурни. — Стало быть, вы ездите на «Вольво», а ваш партнер — на «Миате»?
— Почему вы решили именно так, а не наоборот?
— Наоборот было сложно предположить.
— Любопытно! Что же выдает во мне владельца «Вольво»?
— Когда вы выходили из гаража, вы шли с той стороны, где стоит «Вольво».
Кейл звучно расхохотался.
— А я уж было понадеялся, что вы ясновидящий.
— Увы.
— Может быть, чаю? Нет? Тогда идемте в гостиную.
Гостиная оказалась крохотной комнаткой рядом с кухней. Меблировка состояла из двух кресел в цветочек с подставками для ног, журнального столика, книжного шкафа и небольшой дровяной печи, выложенной красными изразцами. Кейл жестом показал на одно из кресел, а сам устроился напротив.
— Что ж, детектив, изложите причину вашего визита.
Гурни впервые обратил внимание, что взгляд Кейла вопреки его непринужденному поведению внимательный и даже пристальный. Перед ним был человек, которого сложно обмануть или пробрать лестью. Гурни собирался воспользоваться его неприязнью к Эштону, проявленной в телефонном разговоре, чтобы получить полезную информацию. Вместо прямого ответа он пожал плечами и произнес:
— Не могу сформулировать причину. Пожалуй, я сейчас вслепую перебираю все версии подряд.
— Бросьте скромничать, — произнес Кейл, рассматривая его.
Гурни несколько удивился такому ответу, но парировал:
— Это не скромность, а честное признание в растерянности. В этом расследовании слишком много неизвестных. Никто ничего не знает наверняка.
— Кроме убийцы? — улыбнулся Кейл и глянул на часы. — И все же вы пришли с какими-то вопросами.
— Расскажите все, что можете, про Мэйплшейд. Что за девочки туда попадают, что за люди идут туда работать, какие есть ключевые моменты, что вы сами там делали, почему уволились…
— Вас интересует Мэйплшейд до или после прихода Эштона?
— И то, и другое, но меня особенно интересует период, когда там училась Джиллиан Перри.
Кейл задумчиво прикусил губу, словно обдумывая задачу.
— Если вкратце, то история такая. На протяжении восемнадцати лет из тех двадцати, что я работал в Мэйплшейде, это было эффективное заведение терапевтического профиля для решения широкого спектра проблем эмоционального и бихевиорального толка. Но пять лет назад случилось явление Скотта Эштона. С фанфарами — звезда современной психиатрии, великий новатор, идеальный кандидат, чтобы двигать школу на первые позиции в индустрии. Однако, как только он обосновался на месте директора, он принялся сужать специализацию, занимаясь все более и более патологическими случаями — девочками, которые морально и физически насиловали других детей. Школу заполнили одержимые сексом девицы с жутким анамнезом, пережившие инцест и как жертвы, и как инициаторы. Эштон превратил Мэйплшейд из заведения для реабилитации сложных подростков в унылое прибежище сексуальных маньячек и психопаток.