— Удобно, — кивнул Гурни.
— Не то слово. Ну и представь эту шестнадцатилетнюю дуреху, которую взрастил албанский король мокрухи и которую теперь выдали за сардинского короля мокрухи. Она хочет танцевать, танцевать! А Джотто хочет сыновей, причем чем больше, тем лучше, потому что это полезно для бизнеса. Ну, и бедолага начинает от него рожать. Причем раз за раз сыновей, как по заказу. Тициан, Рафаэль, Леонардо. Джотто был вполне доволен, но Тирана продолжала мечтать о танцах, и с каждым сыном все заметнее сдвигалась по фазе. К рождению третьего она уже была полуфабрикатом для дурки. И тут у нее приключилась любовь всей жизни: кокаин! Он вставлял не хуже танцев. И она давай его нюхать, и нюхать, и нюхать, а когда Джотто пресек постоянную кражу семейного бабла, что само по себе было самоубийственно, она легла под своего дилера. Джотто об этом узнал, искромсал дилера на рагу…
— На рагу?..
— Ну, буквально, в очень мелкие кусочки. Чтобы все всё поняли правильно.
— Впечатляет.
— А то. В общем, где-то тогда Джотто и решил перебираться со всем семейством в Штаты. Решил, что так будет лучше для всех, но имел в виду, конечно, что лучше для бизнеса. Его вообще ничего больше не волнует. Только бизнес. Ну, они приехали. Тирана нашла местных дилеров и давай под них тоже стелиться. Джотто давай делать из них рагу. Но кокаин толкает столько придурков, что он едва успевает их мочить. В итоге ему надоедает, и он тупо выставляет жену из дому вместе с третьим сыном, десятилетним Леонардо, который был то ли педик, то ли шизик, то ли еще как не вписался в клан. На прощание Джотто отслюнявил Тиране бабла, на которое она открыла детское модельное агентство, специально для родителей, которым страсть как нравится видеть своих детишек в рекламе по телеку и в журналах. Параллельно открыла актерские и танцевальные курсы, чтобы развивать молодые дарования. А Джотто со старшими сыновьями сосредоточились на строительстве порношантажной империи. Казалось бы, хэппи-энд? Увы, в этой бочке меда не обошлось без ложки дерьма.
— Дегтя.
— Чего?
— В бочку меда кладут ложку дегтя, а не дерьма.
— Это кто как. Короче, проблема с модельным агентством кокаиновой дивы заключалась в том, что она повадилась трахать мальчиков. Мало ей было нарков, так она давай лазить в штаны к каждому десяти-, одиннадцати- и двенадцатилетнему пацану в поле зрения!
— Мрак какой. Чем закончилось?
— Ну, ее арестовали и выкатили порядка двухсот обвинений в изнасиловании, домогательстве, растлении и всех прочих грехах в этом жанре. И приговорили к пожизненному в психушке, где она сейчас его и отбывает.
— А что стало с сыном?
— Он куда-то пропал еще до ее ареста.
— Как пропал?
— То ли сбежал, то ли отец его забрал, то ли кто-то усыновил тихой сапой. Но вообще, зная Скардов, его вполне могли и кокнуть. Джотто человек не слишком сентиментальный, когда речь о безопасности бизнеса.
Глава 56Вопрос контроля
Телефон зазвонил снова на полпути между «Стюартс» и Уолнат-Кроссингом. Голос у Ребекки Холденфилд был жесткий и четкий, напоминавший Сигурни Уивер не меньше, чем ее лицо и шевелюра.
— Так что, вас не ждать?
— Простите?..
— Вы что, автоответчик не проверяете?
И тут он вспомнил. Утром было два сообщения — одно на телефоне, другое на автоответчике, и Гурни сначала прочел то, что в телефоне, после чего погрузился в кошмар. Автоответчик он действительно так и не прослушал.
— Боже, Ребекка, простите! Я жутко замотался… мы договаривались на сегодня, да?
— Вы сами назначили время на автоответчике, и я согласилась.
— А не получится перенести на завтра? Какой завтра день недели, кстати?
— Вторник. И он у меня битком. Давайте в четверг, раньше у меня «окон» не будет.
— Слишком долго ждать. А сейчас можете говорить?
— У меня есть время до пяти — то есть, примерно десять минут. Так что говорите.
— Меня волнует несколько вещей: вероятные последствия для психики в случае, если твоя мать спит со всеми подряд; устройство психики женщины, которая насилует детей; слабые места мужчины, который насилует и убивает… Да, и еще меня интересуют последствия коктейля с рогипнолом для взрослого мужчины — в смысле вероятных паттернов поведения.
Помолчав пару секунд, она вдруг рассмеялась.
— Отлично! А когда мы закончим, можно еще коснуться причин разводов, способов воцарить мир во всем мире…
— Ладно, ладно, я понял. Выбирайте сами, какая тема уложится в наши десять минут.
— Вы что, собрались украсить свой мартини рогипнолом?
— Едва ли.
— То есть, это сугубо академический интерес?
— Вроде того.
— Что ж, стандартного паттерна для интоксикации нет: разная химия дает реакции в разных спектрах поведения. От кокаина, например, повышается либидо. Но если вас интересует, есть ли какие-то границы, в рамки которых укладывается поведение после рогипнола, тут я отвечу — и да, и нет. Точнее, не существует границ в целом, но существуют индивидуальные границы у каждого отдельно взятого человека.
— Но, например, какие?
— Так не скажешь. Границы нашего поведения зависят от нашего восприятия, от силы наших инстинктов, желаний и страхов. Например, если вещество как бы стирает опасение за последствия своих действий, то наше поведение будет ведомо нашими истинными желаниями и ограничено разве что болью, насыщением или изнеможением. Представьте мир, в котором ни у чего нет дурных последствий. Люди бы стали делать исключительно то, что им хочется, и отказались бы от любого поведения, которое их тяготит. В расторможенном состоянии человек предается своим импульсам, а импульсы напрямую завязаны на психической структуре личности. Я ответила на ваш вопрос?
— Получается, под этим делом люди стремятся воплотить свои фантазии?
— Да, причем даже те, которые обыкновенно отрицают.
— Ясно, — произнес Гурни, холодея. — Дайте-ка я сменю тему. Недавно во Флориде обнаружили тело одной из выпускниц Мэйплшейда — изнасиловали, пытали, отрубили голову, останки найдены в морозилке.
— Сколько прошло времени? — спросила Ребекка, и ее голос, как обычно, не выражал никакой реакции на кровавые подробности.
— С каких пор?
— Тело долго лежало в морозилке?
— Эксперты сказали, что пару дней. А что?
— Задумалась, для чего он его решил приберечь. Убийца мужчина, верно?
— Подозреваемый Джордан Болстон, финансовый магнат.
— Тот самый Болстон, мегатолстосум? Я помню, я об этом читала! Предумышленное убийство с отягчающими. Но этой истории уже много месяцев, нет?
— Да, но личность убитой до поры скрывали от прессы, так что с пропавшими выпускницами Мэйплшейда это связали только теперь.
— А вы уверены, что есть связь?
— Для совпадения, по-моему, слишком круто.
— Собираетесь поговорить с Болстоном?
— Видимо, не получится. Он засел в окопе, со всех сторон обложившись адвокатами.
— Тогда не знаю, чем вам помочь.
— А представьте, что я до него добрался.
— Каким же образом?
— Это неважно, давайте просто представим.
— Ладно, представляю. Что дальше?
— Как полагаете, чего он боится сильнее всего?
— При подручной армии адвокатов? — она задумчиво поцокала языком, словно это помогало ей думать. — Есть шанс, что ничего. Хотя…
— Хотя что?
— Если бы некто, кого он воспринимает как антагониста, знал правду, он бы испытывал утерю контроля. Убийцы-садисты маниакально стремятся все контролировать, и если их благополучие зависит от кого-то другого, это вышибает им пробки… — Помолчав, она добавила: — Вы уже придумали, как связаться с Болстоном?
— Пока нет.
— Я почему-то уверена, что вот-вот придумаете.
— Что ж, это лестно.
— Простите, на этом мне пора бежать. В общем, Дэйв, главное — чтобы он думал, что у вас над ним реальная власть. Тогда он вскроется.
— Спасибо, Бекка. Вы мне очень помогли.
— Не обольщайтесь, что будет легко.
— В моем словарном запасе нет слова «легко».
— Вот и отлично. Держите в курсе, ладно? И удачи.
Ум Гурни погрузился в те же навязчивые раздумья, которые заставили его забыть про сообщение на автоответчике. Он не замечал ничего, даже фантастического заката над горами. Свернув на дорогу к дому, он успел увидеть лишь тающий румянец на западе, и даже его — увидел, но не осознал.
Рядом с сараем, где грунтовая дорога становилась у́же и порастала травой, он остановился у почтового ящика на заборном столбе. Гурни собирался его открыть, когда увидел желтое пятно, движущееся по холму где-то впереди. Оно двигалось неспешно и повторяло маршрут дороги на лугу. Ну конечно. Желтая ветровка Мадлен.
Из-за зелени ее можно было разглядеть только выше пояса, но он как будто слышал ее ритмичные шаги. Он наблюдал за ней завороженно, пока она не скрылась из виду. Крохотная одинокая фигурка, исчезающая в зеленом море травы.
Какое-то время он еще смотрел ей вслед, пока небо окончательно не погасло и не сделалось тревожным, как тишина, где только что билось сердце. Тогда Гурни моргнул, вытер внезапно влажные глаза и поехал дальше к дому.
Он надеялся, что душ немного приведет его в норму. Чувствуя, как тяжелые струи с напором массируют его шею и плечи, он постарался сосредоточиться на звуке. Он напоминал летний ливень, и на пару секунд ему даже показалось, что в ванной пахнет дождем. Затем он намылился, прошелся по телу грубой мочалкой, смыл пену и потянулся к полотенцу.
Вытеревшись насухо, он понял, что слишком устал, чтобы одеваться. Он откинул одеяло и лег на кровать, чувствуя разгоряченной кожей приятную прохладу простыни. Целую божественную минуту мир был наполнен этой прохладой и травяным запахом из приоткрытого окна, и Гурни представлял, как сквозь листья исполинских деревьев сверкает солнце, и отдался этому видению и погрузился в сон.
Он открыл глаза в полной темноте, не понимая, который час. Теперь у него под головой была подушка, и он лежал под одеялом, натянутым ему под подбородок. Он выбрался из постели и включил