— Так может, он и замарался.
— Но никто не заметил?
— Опять-таки, вспомни запись, Джек. Эштон был в черном костюме. Вот он выходит и падает в цветочную клумбу. С землей и розами. У роз — шипы. Да он после этого падения выглядел как бомж! Какие-то добрые гости отвели его в дом, и стопудово он первым делом пошел умываться. А в процессе ему бы ничто не помешало избавиться от ножа, а потом, может, даже переодеться в похожий костюм, на котором немножко земли, но никаких улик. Чтобы выглядеть потрепанным, но невинным.
— Черт, — пробормотал Хардвик. — Думаешь, все так и было?
— У меня нет достаточных причин так думать, Джек. Но да, я так думаю.
— А мне что-то не верится.
— Потому что звезда психиатрии не может быть психопатом-убийцей?
— Нет, как раз это я себе представляю.
— Тогда что тебя смущает?
— Ну, если Флореса не было в домике, когда Джиллиан убили, то где он был-то?
— Возможно, он был уже мертв, — сказал Гурни. — Эштон мог убить его и спрятать тело, чтобы выглядело, будто убийца сбежал. А возможно, я брежу, и в этой теории полно дыр, как и во всех остальных теориях в этом деле…
— Короче, ясно одно: либо Эштон первоклассный преступник, либо невинная жертва первоклассного преступника, — подытожил Хардвик и посмотрел на экран. — Но вообще для человека, у которого рушится мир, у него подозрительно спокойный вид.
— Да, в нем ни отчаяния, ни безнадеги, — согласился Гурни.
— И как это понимать?
— Возможно, низкая ригидность аффекта. А может, спокойствие напускное.
— Как думаешь, зачем он хотел, чтобы мы за ним понаблюдали? — спросил Хардвик.
Эштон между тем плавно передвигался по залу с гордой и даже властной осанкой, словно гуру, шествующий между учениками. Уверенный, невозмутимый, излучающий с каждой секундой все больше удовлетворенности. Так выглядят люди силы, люди значительные. Кардиналы эпохи Возрождения. Американские президенты. Рок-звезды.
— До чего ж он все-таки многогранная личность, — удивился Гурни.
— Не то многогранная личность, не то кровавый психопат, — заметил Хардвик.
— Да, надо определиться.
— Как же тут определишься?
— Нужно упростить уравнение, которое мы все это время решаем.
— Как?
— Предположим, Эштон действительно убил Джиллиан.
— А Флорес, типа, ни при чем?
— Предположим, — повторил Гурни. — Что следует из такого расклада?
— Что Эштон врет как дышит.
— Тогда логично считать, что он врал и по другим поводам тоже, а мы все это время не замечали.
— Врал насчет Флореса?
— Да, — кивнул Гурни и вдруг задумчиво нахмурился. — Насчет Флореса, да-да…
— Ты чего скривился?
— Да я так… задумался…
— Делись.
— Слушай, а вдруг… а вдруг…
— Что, что «вдруг»?
— Подожди минутку… — Гурни замолчал.
Его ум погрузился в размышления.
— Не томи! — воскликнул Хардвик.
— Пытаюсь свести уравнение… упростить… максимально упростить…
— Черт, как я ненавижу, когда ты начинаешь мысль и не договариваешь!
Неужели все может объясняться так легко?
Но почему нет? Возможно, все дело именно в том, что ответ всю дорогу был прост! Как же он раньше этого не понял?
Гурни рассмеялся.
— Чтоб тебя разорвало! — прорычал Хардвик.
Раньше он этого не понял, потому что все время искал недостающее звено. И не нашел. Разумеется, не нашел, потому что недостающего звена не было. Зато было лишнее: то, что всю дорогу мешалось и с самого начала скрывало правду. Звено, специально придуманное, чтобы правда осталась неизвестной.
Хардвик раздраженно таращился на него. Гурни улыбнулся:
— Знаешь, почему Флореса так и не нашли после убийства?
— Потому что его тоже убили?
— Не думаю. Я вижу три варианта: первый — что он сбежал, как и предполагалось. Второе — что его убил тот же, кто убил Джиллиан Перри. И третий — что Флореса не существовало.
— Ну что ты несешь?
— А ты представь, что никакого Гектора Флореса нет и не было. Что его придумал Скотт Эштон.
— Но о нем было столько разговоров…
— Эштон мог сам распускать слухи.
— Думаешь?
— Почему нет? Хорошие истории быстро расходятся и начинают жить собственной жизнью, как ты сам подметил. Возможно, у всех сказок был один и тот же источник.
— Постой, но люди собственными глазами видели Флореса в машине с Эштоном.
— Они видели какого-то мексиканца в соломенной шляпе и черных очках. Это мог быть кто угодно, Эштон мог заплатить случайному нелегалу, чтобы тот с ним прокатился.
— У меня сейчас взорвется мозг.
— Неужели не понимаешь? Эштон мог сочинить сценарий про Флореса от начала до конца и позаботиться, чтобы поползли слухи. Там ведь было из чего расти слухам. Чудесный трудолюбивый мексиканец! Учится с поразительной скоростью! Человек невероятного таланта! Фактически Золушка в штанах. Любимый ученик, доверенный помощник и просто замечательный парень, а также чудак, стоявший голым на одной ноге в садовом павильоне. Истории одна другой краше, так и хочется кому-нибудь пересказать. Скажешь, нет? Эштон подсадил соседей на словесное «мыло» и скармливал им серию за серией, а они все обсуждали, домысливали, пересказывали друг другу и чужим… И несуществующий Гектор Флорес внезапно стал реальнее многих живых людей, главным героем Тэмбери.
— А кто стрелял в чашку?
— Тоже Эштон. Выстрелил, спрятал винтовку, заявил о краже. Разве не правдоподобно, чтобы спятивший мексиканец украл дорогущую вещь перед побегом?
— Слушай, но на записи, в самом начале, Эштон ходил в домик, чтобы поговорить с Флоресом. И когда он постучал в дверь, было слышно, как кто-то негромко ответил: «Está abierto». Если это был не Флорес, то кто?
— Эштон мог произнести это сам. Он же стоял спиной к камере.
— Хорошо. А как же девицы в Мэйплшейде? Которые якобы разговаривали с Флоресом?
— Вот именно что «якобы». Те, кто с ним разговаривал, либо мертвы, либо исчезли. Тогда откуда мы знаем, что кто-то с ним разговаривал? У нас нет ни одного свидетеля, который общался бы с Флоресом лицом к лицу. Тебе это не кажется странным?
Они секунду смотрели друг на друга, потом синхронно перевели взгляд на экран, где Эштон разговаривал с двумя девушками, показывая на разные части церкви и что-то объясняя. Он выглядел расслабленным и чуть торжественным, как генерал в день сокрушительной победы над врагом.
Хардвик покачал головой:
— Думаешь, Эштон реально сочинил эту жуткую многоходовку, придумал персонажа и каким-то образом три года держал всех в уверенности, что персонаж реальный? И все ради того, чтобы было на кого свалить убийство на случай, если он когда-нибудь женится и захочет кокнуть благоверную? По-моему, это чушь.
— В такой трактовке звучит как чушь, да. Но он мог придумать Флореса для какой-то другой цели.
— Например?
— Не знаю. Цель должна быть более прагматичной. И более важной.
— Ну как-то не клеится, Гурни. А как же Скарды? Как же теория, что Леонардо переоделся Флоресом и вербовал девчонок в Мэйплшейде, обещая им деньги и приключения после выпускного? Если Флореса не было, весь сценарий с сексуальным рабством рассыпается.
— Нужно подумать, — ответил Гурни. Это действительно был важный вопрос: как быть с теориями, основанными на идее, что Флорес — это Леонардо Скард, если никакого Флореса не существовало?
Глава 77Последняя серия
— Кстати! — вспомнил Гурни. — Ты при оружии?
— Всегда, — отозвался Хардвик. — Без него как-то голени неуютно. Как по мне, то огнестрел при решении проблем помогает не хуже, чем мозг. А что такое? Хочешь устроить движуху?
— Нет, для движухи пока не время. Надо все-таки сперва понять, что происходит.
— Ты только что вещал с такой уверенностью, будто отлично все понимаешь.
Гурни поморщился:
— Уверенность у меня только в одном: моя версия убийства Перри — одна из вероятностей. Во всяком случае, нельзя исключать возможность, что Эштон сам убил Джиллиан. Он мог. Но дальше нужно копать факты. Сейчас же — ни мотивов, ни улик. Сплошные домыслы. Упражнение в дедукции.
— А вдруг…
Хардвика перебил звук тяжелой двери и металлический щелчок. Они повернулись к темной лестнице за дверью и стали прислушиваться к шагам.
Спустя минуту Эштон зашел в кабинет, держась все так же уверенно и гордо, как на экране. Опустившись в похожее на трон кресло за столом, он снял с уха гарнитуру и убрал ее в ящик. Затем положил руки на столешницу перед собой и медленно сомкнул пальцы, за исключением больших, которые зачем-то вытянул и держал параллельно, разглядывая их с большим интересом и словно сравнивая. Потом, улыбнувшись чему-то, он разомкнул пальцы и повернул руки ладонями вверх.
После чего будничным жестом вытащил из кармана небольшую «беретту», словно это была пачка сигарет. Движение было настолько расслабленным, что Гурни не сразу понял, что произошло.
Эштон меланхолично прицелился куда-то между Гурни и Хардвиком, но при этом сверлил Хардвика взглядом.
— Сделайте одолжение, положите руки на подлокотники кресел. Прямо сейчас, если не сложно… Благодарю. А теперь медленно поднимите ноги от пола. Хорошо. Ценю вашу готовность сотрудничать. Только попрошу поднять ноги еще повыше. Вот так. А теперь, если не возражаете, вытяните их в сторону моего стола, пока не сумеете положить пятки на столешницу. Спасибо. Так гораздо удобнее, не правда ли?
Хардвик со спокойной сосредоточенностью выполнял указания, словно прилежный ученик на занятии по йоге. Как только его ноги оказались на столе, Эштон наклонился, сунул руку в правую брючину Хардвика и достал из кобуры компактный пистолет «Kel-Tec». Осмотрев его и взвесив в руке, он убрал его в тот же ящик, что и гарнитуру.
— Вот так гораздо лучше, — сказал он. — Избыток вооруженных людей в одном помещении, знаете ли, чреват неприятностями. Если хотите, детектив, можете опустить ноги. Теперь, когда расстановка сил ясна, предлагаю поговорить цивилизованно.