— Смотри… Смотрите, — поправился я. — «Левая дашка» смотрит прям на позиции «четырнадцатой» и на левый склон «серого» террикона. Если «четырнадцатую» ровняют, мы террикон засыпаем, больше помочь никак не можем. АГС этот — не від ворога, а від добрих людей, то есть, можем по полю насыпать, если через «четырнадцатую» сепары пролазят.
— Понятно. А по противнику? И чего «бэха» не в капонире на линии, а сзади стоит?
— Доповідаю по порядку. В капонире вон те ящики — там «Фагот» и шесть ракет.
— Какие?
— Эм-стотринадцатые.
— Опыт есть?
— Один раз стреляли. Но у нас хлопец служит, по срочке в спецназе был, он умеет и нас научил.
— Понятно. Сделаем учебные стрельбы, привезете свою установку, постреляете.
— Установку привезем, а ракеты с вас.
Янош опять посмотрел на меня долгим взглядом. Поежился в своей жилетке и потянул сигареты из кармана. Протянул мне пачку «Мальборо», я чиниться не стал и взял сигарету. Закурили, как-то одновременно выдохнули смешанный с паром дым.
— Ладно. Дадим несколько. Так шо с бэхой?
— Так мы ж на дороге. Дорога вдоль позиции. Нахрена мне бэху закапывать в капонир с хер зна каким сектором обстрела, если я ее могу с тыла выдвинуть и насыпать откуда мне надо? Нехай там стоит.
— Маневренная оборона. Понятно. Не, ну чо, нормально.
— Это командир придумал. Вася… в смысле — Танцор.
Ого. Даже похвалил. О том, что «бэха» нормально заработала только вчера, я скромно умолчал. Как и о том, что я совсем не уверен, что она заведется тогда, когда нам надо. «Бэхе» было больше лет, чем мне, и надеяться прям вот сильно я бы на нее не стал.
— Так. Смотрите. Как бы ни щемились сепары — выйдут они либо слева, отам, через «четырнадцатую», либо справа от «серого»…
— «Банан», — сказал Янош. — Мы этот террикон называем «Банан».
— Ну нехай «Банан». Так вот, либо справа. Как бы ни было, справа они попрут сразу на КПВВ, оставив нас на фланге. Рысачить будут по полю добрый километр. Переть будут по-любому на технике — пешком там капец, одна земля. К нам, получается, четко бортом. Мы их наживляем с «Фагота» и портим жизнь с «правого» АГСа и «правой дашки». Ну и с «Волыньки».
— С «Волыньки»?
— Машина такая. Волонтерская. Недавно ребята привезли. Она на ходу. В ней три эр-пе-ге-семь и «мухи». Если сепары выходят справа и прут на КПВВ, у нас три гранатометчика с водилой, они подлетают к КПВВ, там блоки на обочине лежат, и с тех блоков наживляют.
— Прицельный выстрел из РПГ-7? — тут же спросил Янош, обозревая поле будущего эпохального сражения.
— Я ж мобілізований, з-під ларька забрали, ніхєра не навчили, в пізд@рєз кінулі, прішліть хоч дєнєг на карточку, — тут же заголосил я. Янош заржал, сзади подошел Мастер и усмехнулся. — Пятьдесят копеек.
— В смысле?
— Вложили в выстрела́, чтоб пороховой заблочить. На пятьсот метров потренировались — нормально более-менее, шанс попасть есть. Но у нас же ж три лаунчера и без вторых номеров, стреляют одновременно в одну цель. Думаю, одну машину мы остановим, ежели не танк.
— Не «думаю», а «надеюсь», — влез Мастер.
— Надеюсь, — поправился я. — Людей мало, окопную полноценную войну «от обороны» мы не потянем. Поэтому все вторые номера переведены на важку зброю, и будем тут метаться, як дебилы. Войну не выиграем, конечно, но и того здоровья в них вже не буде.
— Эта… Товарищ майор, пошли… пошлите на КСП, там тепло, — вклинился Мастер.
Мы свернули в траншею, ведущую к блиндажам. Янош окончательно замерз в своей куцей жилетке, я сбросил звонок от Васи и написал смску «начальство с 72 приехало перезвоню». Странно, ветер утихал, и наверху небо становилось неоднородным. Тучи утончались на глазах, так, глядишь, и солнышко проявится… Эхх. Ррррождество завтра. Надо вечером не забыть своим позвонить.
— Проходите на КСП, зара Шматко поесть сварганит, — я махнул рукой и, поскальзываясь, распахнул дверь кунга.
Остатки тепла давно выдуло, и, кажись, ночевать я сегодня пойду в блиндаж. Так, аккум на «баофенг»… О, вот. Вроде живой. Сигареты. И пауэрбанк для телефона. Почему телефоны в зоне АТО так быстро садятся? Телефон пискнул, поймав сигнал роутера, и потом запищал непрерывно — посыпались уведомления от фейсбука и мессенджера. Все потом, потом, не сейчас. Потом открыл-таки мессенджер, выбрал Костю Чабалу и быстро написал «Вик к нам приехал янош знаешь такого? Шо за чувак?» — и соскользнул обратно к КСП.
Янош стоял перед столом и восхищенно смотрел на карту. За столом сидел водила и молча пил чай. Мастер ставил чайник. Я достал с полки пачку слегка погрызенного мышами волонтерского кофе и поставил на стол. С намеком посмотрел на Мастера. Толик кивнул.
— Мда… — сказал замкомбата. — У меня такой карты нет, у комбрига нет, а на ВОП-семьдесят-два-сто-три — есть. А где позиции? И что это за стрелки возле Докуча?
— В голове позиции, — сказал я. — А стрелки — то план захвата оккупированного города силами одной неполной мотопехотной роты. Присажуйтесь. Шматко! Шматкооо!
Вместо Шматко на КСП ввалился горячий, пышущий паром Ярик. Не обращая внимания ни на кого, он скинул бушлат и швырнул в меня ключи от «Лягушки». Так как Ярик был пулеметчиком, то ключи ожидаемо пролетели в метре от моей вытянутой руки и шлепнулись на стол с ноутбуком. Ярик поморщился, взял со стола карандаш и сунул в рот.
— Корочє, Мартін. О, бажаю здоров’я. Корочє. Води ми привезли, залили, там вже все зашибісь, можна купатись.
— Гони особовий склад купаться, меня не ждите. Шоб по-светлому все помылись. На вечер война намечается. А где Шматко?
— Зашибісь! — непонятно какое из моих слов прокомментировал Ярик. — А Шматко вже миється.
— Старшина у нас хороший, старшина у нас один, — продекламировал я. Ну кто бы сомневался?
Янош взгромоздился на высокую лавку и продолжил рассматривать карту. Я заглянул в высокую эмалированную кастрюлю и обнаружил обещанную старшиной теплую рисовую кашу с поджаркой из лука и редкими волокнами тушенки. Молча набрал две пластиковые тарелки и поставил перед гостями, выложил ложки и приправу. Прикинул, где хлеб, развязал мешок, но хлеб заплесневел. Ничего, так покушают. Ярик кинул карандаш, схватил ложку и начал есть прямо из кастрюли. Мастер поморщился, отобрал у Ярика ложку и обозначил желание стукнуть цю закарпатську дитину по лбу. Закипел чайник.
Янош отодвинул нетронутую тарелку и посмотрел на меня. Кивнул на ноут.
— Камера пашет?
— Технически — да, — ответил за меня Мастер. — Практически — не видно ни хрена. Снег.
Пискнул опять телефон. Пришло сообщение от Кости: «Привет, дорогой. Я его плохо знаю, вроде норм.» Ну норм так норм. В принципе, сам вижу, что норм.
— Смотрите, — Янош взял в руки многострадальный карандаш, с сомнением посмотрел на обгрызенный кончик, и стал тыкать в карту. — Что мы знаем? Сил и средств для полноценного наступления у сепаров нема.
— Зашибись, — сказал Мастер и открыл буржуйку.
— Точнее, не было до вчерашнего дня. Вчера в Докуч прибыли…
— … двадцать единиц бронетехники и триста человек особового склада, — перебил я. Похвастался обізнаністю.
— Мда, — сказал мрачно Янош. — Ты тока в фейсбуке об этом не пиши.
— Да вы сговорились все! — возмутился я. — Когда это я оперативную обстановку выкладывал в фейсбуке?
— Ничо, ничо, лучше лишний раз сказать. Короче! При таком раскладе — чего мы боимся?
— Наступления, — сказал Мастер.
— Досрочного отзыва Васи из отпуска, — добавил я.
— Приезда замкомбрига, — произнес появившийся из блиндажа Федя.
— Юмористы, мля, — проворчал замкомбата.
Федя в накинутой на футболку куртке от такой же, как у меня, утепленной горки сжимал в огромной руке пакет и тапочки. В одной руке. Во второй была термочашка, и я был уверен, что в ней — ужасающий зеленый чай с не менее ужасающим количеством сахара. Как Федя это пил, никому было не понять. Зато и мыслей попросить «дай отхлебнуть» ни у кого не появлялось. Федя направлялся в баню, и это желание было написано на его лице огромными буквами, и с этого праведного пути сворачивать Федя не собирался.
— Шо с камерой. Лазил? — я вспомнил про утреннюю задачу.
— Лазил. Все нормально, все заработало. Тока не видно ничего, — буркнул Федя и устремился на выход, пока я не задержал его новыми дурацкими вопросами.
— Чего сразу не доложил? — крикнул я в широченную спину.
— Ты борщ ел! — послышалось уже из-за хлопнувшей двери КСП.
— Блин, — сказал я.
Все смеялись, даже ранее безучастный водитель растянул губы в улыбке.
— Так. Поржали? Поржали. Смотри, — Кирилл опять обернулся к карте. — Мы не думаем, что будет наступление на вас. Мы вообще не думаем, что вот прям это будет «наступление», сейчас не четырнадцатый, такой группировкой не наступишь.
— На нас — наступишь, — тут же сказал я. — Аж бегом. Нас тут восемнадцать. И двенадцать — на «четырнадцатой». Мастер, позови Президента, кстати. Итого — тридцать человек и одна «бэха».
— Не паникуйте, мужчина. Есть еще «Эверест», там почти сорок. И есть маневренная оборона, только не как у тебя — «волыньки» разные и пятьдесят копеек в выстрелах, а в пределах батальона. Перед Ольгинкой стоит танковая рота, за Ольгинкой — разведрота на бэтэрах. Если на тебя навалятся, надо полчаса, чтобы выйти на рубежи и дать звиздюлей всей этой ботве.
— А «четырнадцатая»? Они тупо на голом перекрестке сидят.
— Так «четырнадцатая» не под нами, они вообще уже в секторе «Б» числятся. Они отойдут, а если сообразят, отойдут к тебе, а не через поле хер зна куда.
— А нам куда отходить?
— Назад, вот сюда, — Янош потыкал пальцем в край «нашего» поля, где на юго-западе смыкались две посадки. — Вот сюда выходите и сразу налево. А что у тебя с машинами? Мартин. Как хочешь, но полчаса ты мне роди.
— Рожу, — кивнул я и задумался.
«Родить» полчаса на нашей позиции и с нашими силами можно было только с потерей особового складу, то есть —