Предводителя галлов звали Бренн. Он вошел во все словари крылатых слов благодаря фразе «Горе побежденным» (Vae victis). Ее он якобы произнес, положив тяжелый меч на чашу весов, которую римляне в качестве дани должны были уравновесить золотом. Кельтское слово брен или бран означает «ворон»; распространенная ирландская фамилия Бреннан восходит к тому же корню.
«Горе побежденным!» Французская гравюра конца XIX века (художник Поль Леюгер).
Знатные старики добровольно остались в незащищенном городе, обрекая себя на мученическую смерть, чтобы не ухудшать боеспособность защитников отечества. Галлы вошли в Город, но действовали осторожно, подозревая подвох, и на штурм не решались. В одну из ночей галльские лазутчики смогли пробраться к Крепости так тихо, что их не услышали ни сторожа, ни даже собаки, испокон веков охранявшие весь Капитолийский холм. К счастью для римлян, врагов почуяли гуси. Эти птицы были посвящены богине Юноне, и только потому оголодавшие солдаты их до сих пор не съели. Разбуженные гусиным гоготом римляне бросились в контратаку и, находясь в стратегически выгодном положении, быстро сбросили галльский авангард с холма. Во главе римского гарнизона оказался бывший консул Марк Манлий Капитолин.
У Манлия в Крепости был фамильный дом (поэтому его и звали «Капитолин»). Но прошло несколько лет, и место, где он жил и где снискал славу, стало местом его гибели. Вот как это произошло.
После изгнания галлов Манлий стал подозревать, что в римском государстве что-то прогнило. Вроде бы от внешнего врага избавились, собрали богатую военную добычу, а простым людям (то есть плебеям — в ту историческую эпоху это было почти одно и то же) жить легче не стало. Некоторых за долги даже продавали в рабство. Тогда Манлий, пользуясь своей репутацией спасителя отечества, стал все громче возвышать голос в поддержку плебеев и намекать, что сенаторы втихую разделили (как сейчас сказали бы, «распилили») между собой трофейные богатства. Патрициям это страшно не понравилось. Через некоторое время Манлия обвинили в том, в чем чаще всего обвиняют слишком рьяных борцов с государством: в измене (и, конечно, в том, что он и сам приворовывал). Судить его сначала принялись на Марсовом поле. Оттуда был прекрасно виден Капитолий, и Манлий в ответ на каждую реплику обвинителя выразительно простирал руку в ту сторону: мол, смотрите, сограждане, что я своей кровью спас для вашего блага. Пришлось назначить суд за городской чертой, у Флументанских ворот, откуда Капитолий не был виден. Там наконец обвинение настояло на своем, и Манлия приговорили к смерти. А чтобы взбунтовавшиеся плебеи не устроили погром, отдельным указом патрициям запретили селиться на Капитолийском холме, а дом Манлия снесли от греха подальше. Позже на этом месте был построен храм Юноны Монеты.
По обычаю, государственных преступников (в число которых попал злосчастный Манлий) казнили, сбрасывая их с Тарпейской скалы. Про этот топоним у римлян, конечно, тоже была древняя легенда. Когда сабиняне, у которых римляне похитили дочерей, пошли на Рим войной, весталка Тарпея предательски открыла им городские ворота. Сабинские воины носили на левом запястье золотые браслеты; Тарпея опрометчиво попросила в награду за помощь «то, что у вас на левой руке». Она не подумала о том, что предателей никто не любит (да и что за доблесть — войти в город через ворота, открытые женщиной) и что у каждого сабинянина в левой руке — тяжелый щит. Воины забросали Тарпею своими щитами. Предательница была похоронена на скале, получившей ее имя, и с тех пор римляне сбрасывали оттуда изменников государства и прочих особо опасных преступников. Казнь на Тарпейской скале была хуже смерти, потому что влекла за собой вечный позор. Именно так поспешили поступить со злополучным Манлием Капитолином его враги-патриции.
В капитолийском храме Юноны некоторое время находилось государственное предприятие по чеканке денег, отчего слово «монета» стало во многих языках означать чеканные деньги или даже просто «деньги» (англ. money). Гораздо сложнее объяснить, что, собственно, значило по-латыни Moneta. Сами римляне возводили это слово к глаголу moneo, «предупреждать»: якобы после одного землетрясения в Крепости раздался голос, велевший принести искупительную жертву, а именно свинью. Жертву принесли, а Юноне-предупредительнице поставили на этом месте храм. При строительстве «пишущей машинки» никаких следов такой постройки обнаружено не было.
Скала до наших дней не сохранилась, но где она была — предположить можно. Все древние источники сходятся в том, что смотреть на казнь изменников собирался весь народ, и собирался, конечно, на Форуме. Так что Тарпейская скала находилась где-то в южной части Капитолия — примерно там, где сейчас извивается короткая улица Виа ди Монте Тарпео. Если бы казни продолжались по сей день, то, возможно, смотреть на них было бы удобнее не с Форума, а с соседней площади — Пьяцца делла Консолационе.
Вообще-то Цицерон писал не про авгуров, гадающих по полету и поведению птиц, а про еще более эзотерическую секту гаруспиков, которые гадали по внутренностям жертвенных животных, особенно по печени баранов и кур. Но почему-то потомству запомнились смеющиеся авгуры. А методика гадания по печени досталась римлянам в наследство от этрусков. Между прочим, один из самых обширных текстов на этрусском языке, дошедших до наших дней, — это так называемая «печень из Пьяченцы», бронзовая модель овечьей печени с надписанными на ней именами богов. Она хранится в герцогском дворце семейства Фарнезе в Пьяченце, где ныне расположен муниципальный музей.
Сабиняне сокрушают Тарпею щитами. Гравюра XVIII века (художник Аугустын Мирыс).
На территории капитолийской Крепости проводилось еще одно важное государственное дело, а именно ауспиции, или птицегадания. В просвещенные времена Цицерон (сам служивший некоторое время авгуром) писал: удивительно, что когда один гадатель встречает другого, они не смеются. Но гадание в Риме всегда считалось делом государственной важности, и на Капитолии под него была выделена специальная площадка — Auguraculum. В словаре Брокгауза этот термин переводится как «наблюдательный шатер», но, скорее всего, речь шла об открытом со всех сторон пространстве; освященное место считалось храмом (templum), даже если на нем не стояло никакого здания.
Печень из Пьяченцы.
Площадка авгуров находилась, вероятнее всего, в северо-восточном квадрате Крепости, нависая над Форумом — где-то недалеко от нынешней апсиды Санта-Мария-ин-Арачели.
Церковь, жилой дом и архив
Сегодня подняться на Капитолий проще всего с западной стороны. От Виа дель Театро Марчелло туда ведут две лестницы — микеланджеловская Кордоната и крутая, в 122 ступени, лестница к Санта-Мария-ин-Арачели (если церковь открыта, то через нее можно пройти и выйти с другой стороны, на центральную капитолийскую площадь). В церкви по обеим сторонам центрального нефа стоят 22 античные колонны. На третьей слева есть любопытная надпись: a cubiculo Augustorum, «из императорской спальни». Согласно средневековой легенде, в день Рождества Христова императору Августу было видение Девы Марии с младенцем. Впечатлившись, император посвятил им алтарь непосредственно в своей опочивальне. Местом опочивальни было решено считать капеллу Св. Елены в этой же церкви (хотя хорошо известно, что Август жил на Палатине, а не на Капитолии). Таким образом, по этой легенде (конечно, совершенно неправдоподобной), Санта-Мария-ин-Арачели является старейшей христианской церковью мира, и над алтарем капеллы об этом сообщают латинские стихи:
Вы, поднимаясь сегодня в церковь Матери Света,
В мире которая всех старше известных церквей,
Знайте, что Октавиан Цезарь алтарь сей построил
В день, когда Чада небес было виденье ему.
Но прежде чем подниматься к церкви, посмотрите налево. Там, за деревьями, скрывается уникальный памятник — в Риме больше нет ничего подобного. Это многоквартирный и многоэтажный дом, которому примерно 1900 лет. Римляне называли такие дома insula («остров»), потому что они были изолированы (слово «изолировать» того же происхождения) от остальной городской среды. Некоторые примеры такой застройки есть в Помпеях и в Остии, но в Риме капитолийская инсула — единственная.
Капелла Св. Елены не прижимается к стене, как большинство капелл в римских церквях, а стоит почти посреди церкви, ближе к алтарю. Чтобы прочитать стихи и разглядеть картинки, в том числе очень смешного Августа в анахронистической короне, к ней нужно подойти вплотную и посмотреть вниз.
Построена она по плану, типичному для многоквартирных римских домов и не утратившему актуальность до наших дней: снизу магазины, сверху — жилые помещения, причем чем выше — тем хуже становились жилищные условия и тем больше народу, как правило, приходилось на единицу площади. На нижних этажах иногда бывали некоторые санитарные удобства, такие как водопровод и канализация, но в капитолийской инсуле никаких следов подобной роскоши обнаружить не удалось. Еду жители готовили, скорее всего, прямо в комнатах, на переносных горелках. Кварталы, застроенные инсулами, по праву считались самыми пожароопасными в городе, и эпидемии там тоже распространялись быстро и с устрашающими последствиями. Между тем владельцы построек собирали с жильцов арендную плату, и ее вполне хватало на то, чтобы жить на роскошной вилле где-нибудь возле Неаполитанского залива. Иногда семейство хозяев обитало на первом, самом престижном этаже инсулы.
Санта-Мария-ин-Арачели на старинном рисунке. Инсула скрыта под средневековым кварталом.
Инсулы часто строились вокруг внутреннего дворика, как американский мотель. Первый этаж капитолийской инсулы находился примерно на девять метров ниже современной мостовой. Как во многих других случаях, постройка сохранилась случайно: она была погребена под несколькими церквушками, сменявшими друг друга на этом месте. Самая ранняя из них, примерно xi века, была встроена прямо в античн