– Доктор, скажите, вы давно узнали, что мы летим вместе?
– Вам, Таня, как ответить? Честно или соврать? – Он рассмеялся, а я не видела ничего смешного. Потом предложил: – Давайте я красиво совру, хотите? Вы удовлетворитесь, и мы спокойно пойдем на посадку.
Что он собирался соврать? Что ничего ни сном ни духом, только две минуты назад понял? Что приложил все немыслимые усилия, чтобы мы полетели вместе? Ох, пойди разбери! Должно быть, точно так он ведет себя на работе с преступниками – находит к ним ключики и легко отпирает замочки. Входит в доверие и пользуется этим, все доброжелательно и с улыбочкой. И опыт в этом деле у него о-го-го какой, мне не тягаться.
– Не хочу, пойдемте, – сердито буркнула я, подхватывая чемодан. Получилось не очень ловко, и колесиком я наехала доктору на ногу. Он невольно поморщился. Извиняться я не стала.
Мы летели уже больше часа и не сказали друг другу ни слова. Ну, то есть не совсем молчали, так, дежурные фразы. «Где вам удобнее сесть?», «Разрешите, я возьму журнал?», «Вам сок или воду?».
Я начала мучиться: невозможно ведь провести так несколько дней, мы окончательно возненавидим друг друга.
– Доктор Амелунг, – набралась я смелости, – я понимаю, вам, может быть, неприятно, что именно я досталась вам в переводчики, но, поверьте, я и сама не знала. Но я постараюсь вас не подвести. Вы не думайте, говорят, что у меня получается синхронный перевод. И я знаю, как нужно себя вести на подобных переговорах, – мне моя подруга рассказала, а она настоящий профессиональный переводчик.
Доктор, впрочем, мог быть другого мнения: он казался совершенно безмятежным и банально смотрел кино на большом экране. А скорее всего, он даже не думал меня ненавидеть. Мне в его жизни отводилась слишком малая роль, чтобы вызывать сильные эмоции.
– Можете называть меня просто Клаусом, – равнодушно заметил он, не отрывая взгляда от экрана.
Я опешила: чего ради я тут вылезаю из себя, если он даже не собирается идти на деловой компромисс? Или, может быть, он в наушниках не слышит, как я перед ним распинаюсь?
– Доктор Амелунг!
Доктор откликнулся на призыв, вынул из ушей пластмассовые кругляшки и развернулся вполоборота ко мне.
– Таня, – проникновенно повел он, – я знаю, что в ваших глазах выгляжу фанфароном и набитым индюком, к тому же старым… Не перебивайте. Но я, поверьте, рад тому, что лечу именно с вами. И мне все равно, какой там вы переводчик, он мне не нужен.
– Как?
– Я хорошо владею английским, а все подобного рода мероприятия проводятся с переводом на английский. Да я и не рассчитываю узнать там много нового – это не совсем моя тема. Я выступлю с докладом, а потом просто хочу встретиться со своим старым русским знакомым, судебным психиатром, и обсудить несколько вопросов, а заодно неформально пообщаться. Это он настоял на приглашении меня в Петербург. Так что я не доставлю вам хлопот, и у вас будет достаточно свободного времени. И вы можете свободно посещать все мероприятия культурной программы, которые положены мне.
– А вы? – Неловко как-то пользоваться чужими привилегиями.
– А я уж как-нибудь по-стариковски, с господином Моисеенко. – Мне послышалась ирония в его голосе. – Таня, я был в Петербурге уже дважды, я видел почти все достопримечательности…
– Как? – Какой несносный человек! Моему возмущению не было предела. – Вы были здесь и мне не сказали? Вы же знали, что это для меня важно!
– Для вас, Таня, важно совсем другое, и чужие впечатления не имеют к этому никакого отношения, – менторским тоном принялся поучать доктор. – Я хотел было отказаться от переводчика и вообще от поездки, но когда узнал, что моей спутницей будете вы, то решил не отказываться…
Нет, он специально все делал так, чтобы я оставалась у него в долгу? Или просто потешался надо мной? Не спорю, поводов и для того и для другого было больше чем достаточно.
– Спасибо вам, доктор Амелунг, – покорно поблагодарила я.
– Можете называть меня Клаусом.
Что тут скажешь? Остаток пути мы провели в молчании.
Мои услуги не понадобились в аэропорту, так как сразу на выходе нас ждал господин Моисеенко. Мужчины сразу перешли на английский язык, и тут уже я нуждалась в переводчике, так как почти им не владею. Мои услуги не понадобились и в гостинице – там тоже все свободно объяснялись по-английски.
Я действительно оказалась никому не нужна. Да это было и кстати – ступив на землю, я словно одурела в стремлении сразу впитать в себя дух Петербурга, да побольше. Мнилось, что, выйдя из здания аэровокзала, я моментально окажусь на берегу Невы или на Невском проспекте, погружусь в потрясающую атмосферу города, который я знала, как свои пять пальцев, совершенно не зная его. Но все вышло по-другому. Нас встретило неуютное, пронизанное всеми ветрами заснеженное поле, плохо вычищенное шоссе, заваленное по бокам горами грязного снега, поток немытых машин, несущихся мимо невзрачных нежилых построек. В Петербурге было ужасно холодно, так что я еле сдержалась, чтобы не испортить укладку, напялив вязаную шапочку. Просто замотала повыше шарф и поскорей нырнула в машину.
– Простите, Таня, – по-русски обратился ко мне господин Моисеенко, – мы совсем оставили вас без внимания. Что поделаешь, мы давно не виделись с Клаусом. Кстати, вы можете называть меня просто Павлом.
Я поймала в зеркале заднего вида его взгляд и молча улыбнулась. Мне не хватало уверенности, чтобы начать беседу с носителем языка. Это ведь не Наташа.
– Разочарованы? – За окном промелькнул автосалон, ничем не отличающийся от подобных на моей родине. Он угадал мои мысли. Должно быть, по унылому лицу. – Потерпите чуток, мы выезжаем на Московский проспект. Тут тоже мало интересного, но поживее…
Я увидела первую достопримечательность – памятник каким-то людям, увенчанный высоченной колонной. Я поинтересовалась.
– Это монумент в честь победы нашего народа в Великой Отечественной войне. – И поправился, чтобы мне было понятнее: – Во Второй мировой.
Я испытала неловкость: всем понятно кто с кем тогда воевал. Мы, немцы, до сих пор храним чувство вины за события тех лет.
Видимо, Павел тоже понял двусмысленность ситуации, потому что преувеличенно бодро перевел разговор:
– Я сейчас отвезу вас в гостиницу, вы оставите вещи, и поедем ко мне. Моя жена приготовила праздничный обед.
Я отдавала себе отчет в том, что не имею к данному торжеству ни малейшего отношения и удостоена приглашения только в качестве бесплатного приложения к Амелунгу. Да мне и не хотелось туда. Конечно, это была блестящая возможность оказаться в русской семье, посмотреть житье-бытье, поговорить, но мне не хотелось. Может быть, когда-нибудь в другой раз, не сейчас. Я вежливо отказалась, сославшись на усталость и головную боль, меня никто особенно не уговаривал. Прислонив голову к стеклу, я закрыла глаза.
Они о чем-то разговаривали между собой, мне не мешало – я не понимала ни слова.
– Таня, – тихо позвал меня спереди Павел.
Я сделала вид, что сплю.
– Таня! – вторил ему Амелунг. Ладно, в конце концов, я как бы на службе. Мои глаза открылись.
И тут произошло это. Прямо на глазах улица раздвинулась, дома расступились, и автомобиль вылетел на площадь. Конная статуя императора, Исаакиевский собор, «Астория» окружили меня, закружившись в величественном хороводе. Мне даже не нужно было сообщать названия этих достопримечательностей – я узнала их, не видя прежде. Я во все стороны завертела головой, пытаясь рассмотреть, но уловила лишь общие контуры, мы ехали дальше. Прямо простиралась скованная льдом, закованная в гранит Нева. От избытка впечатлений я тоненько пискнула, и мои спутники рассмеялись. Доктор что-то тихо сказал Павлу, тот утвердительно качнул головой, машина повернула, замедлила ход и остановилась.
– Таня, выходите, – скомандовал Моисеенко, заглушая двигатель.
– Что, уже приехали? – Я не видела ничего напоминающего отель, пусть и самый маленький.
– Нет, но просто можно выйти и немного постоять. Вам ведь хочется? – Он был преисполнен внутренней гордости за свой город. Это было заметно невооруженным глазом. И бальзамом на сердце стала моя реакция. – Клаус говорит, что у вас особое отношение к нашему городу, это так?
Слишком долго было объяснять, да и ни к чему. Я просто кивнула и вышла из машины.
На площади у еще одного конного памятника императору отчего-то прогуливались несколько свадебных пар в окружении гостей. Неистовый холод не пугал оголенных невест, чуть прикрытых мехами, они несли охапки цветов к подножию монумента.
– Здесь недалеко свадебный дворец, – пояснил Павел. – У нас считается хорошей приметой, когда жених и невеста идут сюда после регистрации.
– Я знаю, – ответила я. Почему-то я это знала.
Я пожалела, что оказалась без цветов. А впрочем, я не невеста.
Повернувшись к Неве, я ощутила, как в лицо ударил порыв обжигающего, ледяного ветра. Руки свело холодом. О том, чтобы фотографировать сейчас, не было речи, пальцы не слушались. Но ощущение, тем не менее, было непередаваемым. Город раскинулся вширь, вольготно и смело, выставив напоказ все свое великолепие. Он был разрезан рекой, соединен пунктирами мостов, и в этом городе чудесно пахло водой – тот запах, что я так люблю.
Мужчины мужественно мерзли в ожидании, пока я наслажусь панорамой. Павел благородно молчал, не пускаясь в объяснения, он понимал, что мне сейчас это не нужно.
Окончательно продрогнув, я повернулась к спутникам, тут же поспешившим затащить меня обратно в автомобиль. Павел, похоже, сделал крюк, чтобы прокатить меня по городу, прежде чем мы остановились у отеля. Отель был тезкой города и располагался в удачном месте с видом на Неву. Из наших двух номеров только один имел панорамный вид и был предназначен для доктора Амелунга, но Клаус щедро уступил его мне, поселившись в номере с видом во двор. Первым делом я позвонила Оливеру, рассказала, как долетела, поинтересовалась настроением. Сын даже не думал скучать, он жил своей жизнью, наполненной важными событиями, на фоне которых материнский отъезд всего лишь досадно нарушал некоторый ее уклад. Только сообщил мне, что Гюнтер плохо себя чувствует и брюзжит.