– Я, наверно, пойду, Надя? Всего вам хорошего. Я не получила того, зачем пришла, но, вы выслушали, и мне стало легче. У меня к вам последняя просьба – вы не могли бы оставить здесь кошку? Я приобрела ее только для того, чтобы попасть к вам. Мне она не нужна, а оставить ее на морозе рука не поднимается. Вы ведь сказали, что она породистая, возможно, ее мог бы кто-нибудь купить?
Надя отлепилась от стола, сделала несколько шагов навстречу и взяла из моих рук котенка, который пошел к ней с радостью. От соприкосновения с этим комком ходячей инфекции Надежда, казалось, тоже испытала видимое удовольствие. Ничего странного: она каждый день имеет дело с больными зверями, должно быть, выработала стойкий иммунитет.
– Иди сюда, малышка, – ласково обратилась она к кошке, – как тебя зовут?
– Девочка сказала, что ее зовут Буська.
Надежда перевела вопросительный взгляд с животного на меня, пришлось пояснить:
– Мне отдала ее девочка у метро. Сказала, что Буська снова нагадила маме в обувь, и мама поставила вопрос ребром: она или кошка.
– Бывает, – со вздохом констатировала Надежда. – Я могу ее взять. Кроме клиники у меня есть приют для животных, такой котенок быстро найдет хозяина, но, может быть, все же вы оставите ее себе? Если вас смущает, что трудно будет вывезти ее за границу, то мы оформим необходимые документы…
– Нет-нет, пожалуйста, я бы не хотела держать в доме животное.
Надежда снова посмотрела на меня, теперь уже как на ущербную. Возможно, ей сложно было осмыслить, что кто-то против домашнего зверья.
Я направилась к двери и уже взялась за ручку, когда в спину донеслось предложение:
– Простите, Таня… Я готова ответить на ваши вопросы. Только, если можно, не здесь. Давайте выберем место потише.
Надежда Николаевна быстро собралась и, подхватив котенка, стремительно вышла из кабинета. Я двинулась следом, подождала, пока она отдаст последние указания персоналу.
На улице Надежда достала ключи и нажала на кнопку – огромный черный джип радостно мигнул лампочками фар. Мы сели в машину и поехали. Я полагала, что «тихим местом» будет какой-нибудь маленький ресторанчик, но мы проезжали мимо всех встречающихся на пути пищевых заведений. Уже и заведений-то не осталось, машина выехала из города и понеслась мимо каких-то складов, заснеженных полей, печальных пустых перелесков. Когда с оживленной трассы мы свернули на еле различимую дорогу, представляющую собой две глубоких колеи в снегу, мне стало не по себе.
Какого дьявола я села в автомобиль к незнакомой тетке, которую еще и пыталась обвинить во всех смертных грехах? В чужой стране, которая по праву считается повышенно криминальной? Да она завезет меня подальше в лес, достанет пистолет и пристрелит, а потом сбросит мое бренное тело в какой-нибудь пруд, где я буду пребывать в холодке до весны, пока не всплыву.
– Куда мы едем? – Голос мой позорно дрогнул и сорвался в писк.
– Ну же, Таня, вы отважная женщина, – подначила меня Надежда, – неужели страшно? Помните: «Куда ты, приятель, не видно ни зги – Сусанину грозно кричали враги»? Жаль, Сусанин вел поляков, а не немцев, а то все бы сошлось.
Она рассмеялась, а мне от этого смеха стало еще хуже. Какой идиотизм с моей стороны! Нужно было не искать правды самостоятельно, а идти прямиком в полицию. А теперь что? Даже если я сейчас выпрыгну из машины, то околею в лесу прежде, чем кого-либо встречу. Теперь мой сын останется сиротой? От осознания этого факта слезы сами собой навернулись на глаза.
Не успела я толком продумать план собственного спасения, как автомобиль в очередной раз повернул, и мы из леса въехали во вполне цивилизованный поселок, правда, дома тут прятались за сплошными заборами выше человеческого роста. Я могла разглядеть только причудливые крыши, увенчанные спутниковыми тарелками.
– Не переживайте, я не собираюсь вас бросать одну в темном лесу, – ехидно успокоила Надя, – вот мы и приехали.
Машина остановилась у массивных ворот. Надя достала брелок, нажала, и ворота бесшумно растворились. Мы въехали во двор, скрытый от посторонних глаз сплошным деревянным забором. Как раз за таким забором наиболее удобно совершать темные делишки, это много удобнее, чем бросать в темном лесу. Вполне вероятно, она и привезла меня сюда окольными путями для того, чтобы я впоследствии не смогла сообщить в полиции адрес. Если вообще выберусь отсюда.
Неожиданно мне захотелось снова почувствовать за пазухой тепло от мирно свернувшегося там котенка – хоть одна незлобивая живая душа, не держащая на меня зла, – но Буська-предательница, всю дорогу чинно просидевшая у Веры на коленях, казалось, совершенно забыла обо мне.
– Я здесь живу. Добро пожаловать, – поторопила Надежда, вылезая из машины в обнимку с кошкой.
У меня не было ни малейшего желания выходить, но и оставаться в машине было смешно. Кособоко и неуклюже я выбралась наружу. В густых зимних сумерках дом напомнил мне средневековый замок, а в замках, кажется, всегда есть что-то типа пыточной комнаты или темницы.
В свете тусклого фонаря можно было разглядеть лишь небольшой пятачок мощенного плиткой двора перед входной дверью да саму дверь, возле которой Надежда терпеливо дожидалась меня, топоча ногами и сюсюкая с Буськой. Она придерживала дверь полуоткрытой, запуская внутрь морозный воздух. Я бы лучше осталась на улице, но в этом тоже не видела особого резона. Пришлось повиноваться и зайти внутрь.
Как я и полагала, просторный холл полностью соответствовал представлениям о мрачном замке – притушенный свет, рога животных под потолком, чуть ниже массивных балок темного дерева, шкура на полу, перед резной лестницей. Самый настоящий замок Синей Бороды.
Я не успела обозреть помещение, как из полускрытой от глаз двери на меня надвинулось чудовище с окровавленным топором наперевес. Чудовище было женского пола и совершенно зловещего вида, по всему получалось, что это верный вассал хозяйки замка. Вот только когда Надя успела ее предупредить?
– Вера Николаевна, вы, когда насчет мяса договариваетесь, хоть меня предупреждайте, – с видимым неудовольствием заявила женщина с топором. – Ромка полбарана привез и бросил, а я знай разделывай, да?
– Прости, Фатя, я забыла, – примирительно отозвалась хозяйка, – а что у нас со светом?
– Ох, все то же самое, чинят. Сколько уж можно? Больше курят, чем работают…
Казалось, женщина с топором готова была ворчать вечно, но Надя заострила ее внимание:
– Фатя, у нас гости.
Гостей, то есть меня, трудно было заметить: от безотчетного ужаса я вжалась в вешалку, пытаясь спрятаться в чужих пальто и куртках, пропахших Надеждиными духами.
– Это? – Недовольная женщина кивнула в сторону кошки, в испуге таращившей глаза. – Опять в дом притащили? Будет гадить везде.
Надежда протянула руку, цапнула меня за рукав и выудила из теплых одежных недр, представив на всеобщее обозрение:
– Это фрау Миттель из Германии.
Фатя принялась судорожно вытирать руки о фартук, не выпуская топора. Лицо ее заметно разгладилось, и на нем появилось что-то вроде приветливого выражения.
– Доброго вам здоровья. Кушать будете? – любезно поинтересовалась она. – Я сегодня как раз шурпы наварила и долму сделала, только-только поспело, еще горячее все.
– Будем, Фатя, накрывай. – Подождав, когда Фатя скроется за дверью, Надя доверительным полушепотом сообщила: – Фатима – моя домашняя Фрекен Бок, я сама ее иногда боюсь. Но все прощаю, потому что готовит потрясающе, особенно свое национальное. Сейчас сама попробуешь. Да раздевайся же, не стой.
Вряд ли сейчас кусок мог полезть мне в горло. И вообще, это желание русских непременно накормить малознакомого человека казалось мне странным: у нас в таких случаях максимум предлагают кофе с орешками и печеньем. Но делать было нечего, не расспрашивать же ее с порога. Я в очередной раз повиновалась, и мы отправились прямиком за стол. В столовой, на мой взгляд, было чересчур прохладно, даже стыли руки, и я про себя удивилась: отчего русские, обладая несметными запасами энергоносителей, не могут обогреть собственные жилища?
Стол в неуютной огромной столовой Фатя накрыла так, будто на званый обед пригласили полдюжины гостей. Ровно такое количество еды пестрело в салатниках и тарелочках. Со стороны кухни доносились настолько упоительные ароматы, что я даже решилась попробовать чуть-чуть.
– Ох, с утра ничего не ела, сейчас опять налопаюсь на ночь глядя, – удручилась Надя, накладывая себе понемножку из разнокалиберных мисочек.
– Нельзя так, Вера Николаевна, – укоризненно заметила Фатя, вырастая в дверях с огромной кастрюлей, – днем обязательно нужно обедать. Желудок себе сорвете.
– Так некогда было, прием сегодня был большой.
Фатя важно водрузила ведерную кастрюлю на стол, сняла крышку и, не спрашивая, налила нам по тарелке очень густого супа, ярко расцвеченного кусочками перца, зелени и томатов. Я осторожно зачерпнула ложкой и попробовала, не подумав о том, что здесь меня могут отравить. Острый обжигающий суп оказался настолько вкусным, что незаметно я уговорила всю тарелку.
– А завтра, Верочка Николаевна, я вам с собой на работку кастрюлечку-то дам, – хлопотала над нами домоправительница, – вы с девочками поедите. Я вот побольше-то сварила специально.
На мой взгляд, этого супа хватило бы большой семье на неделю.
– Ай, молодцы! – похвалила нас Фатя, забирая пустые тарелки. – Несу, несу долму.
Долмой оказались такие маленькие штуковинки из виноградных листьев, в которые было завернуто сочное рубленое мясо. Я, уверенная, что не могу больше есть, осилила целых четыре, до того было вкусно. Может быть, меня просто подвергали изощренной пытке обжорством? Но совместная трапеза странным образом сблизила меня с Надеждой, я перестала видеть в ней врага.
– А кофе давай пойдем в библиотеке попьем, – предложила Надя. – Там тепло, можно камин зажечь. Ты пьешь кофе на ночь?
Я не пью, но ведь я не собиралась ложиться спать. Да и разница во времени делала свое дело, в России я засыпала очень поздно.