Фарт, он суеты не любит. Если повезло — радуйся жизни, и не проси себе лишнего. После Домодедова — гулять надо было, жизни радоваться. Нет же, потянулся…
Франклин вместе с собратьями, такими же Франклинами, лежал во внутреннем кармане Дюхиной куртки, а довольный жизнью Дюха выходил из такси у большой станции метро. Нет, на метро он ехать не собирался, просто жила тут одна. Вот как раз к ней. Позвонил ей по мобиле, еще из такси, готовься, мол, все такое, отметим успешный бизнес. В самом деле, бизнес некислый сегодня получился!
Идти здесь пять минут, но у метро киоски, не с пустыми же к ней руками. Или вот в супермаркет завернуть… Киоски быстрее, но шику больше в супермаркете. И вообще, что ли, поменять одного Франклина, а то рублей маловато?
Пока он топтался перед рядами киосков, выплыла эта бабулька. Не совсем еще старая, но такая уже, пенсионного вида. Печенье какое-то покупала, как раз перед Дюхиным носом. И деньги — вытащила, отслюнила полтинник и так небрежно сунула остальное в свою кошелку, у всех на виду…
Эх, Дюха-Дюха, ведь шептал же тебе голос: стой, хватит на сегодня! Но таких учить надо, это ему накрепко запало, и руки, руки сами пошли гулять…
— Ах ты! — заревело у него над ухом, и еще раньше того вздернуло левую руку вверх, да так, что искры из глаз посыпались, — у бабки, последнее!
— Бат-тюшки! да что ж деется-то! — заверещала бабка, ощупывая разрезанную свою кошелку, но не успел он вытащить деньги, нет, не успел, а вот бритва уже валялась на земле, и как ни выворачивали руку, успел, успел он пхнуть ее ботинком в сторону.
— Пусти, ты чего! — запоздало заголосил Дюха, все еще не видя обидчика.
— Деньги проверь, мамаша, — спокойно отозвался тот же голос над левым ухом, а справа ему ответил другой, похожий:
— И как ты его углядел, Андроныч?
— Да ведь с той командировки, привычка у меня — смотрю в толпе, кто где руки держит.
Дюхе стало нехорошо, и злился на себя самого, зачем полез к бабке.
— Ой, сынки, деньги-то вот они, хотел вытащить, гад, ридикюль вон порезал — заголосила бабка.
— Не я это, не докажешь, — привычно огрызнулся Дюха, но левая рука все еще была заломлена, тут особенно не повыступаешь.
— Пойдем, пойдем, — мрачно сказал невидимый Андроныч, и потащил его прочь от киоска, — и вы, мамаша, с нами пройдите.
— Не докажешь! — взвыл Дюха от боли и обиды.
— Пойдем, — Андроныч уверенно тянул его в сторону, и Дюха подумал, что где-то здесь, во дворах, должно скрываться неизвестное ему пока отделение милиции. Так-то оно все вроде бы ничего, но вот пачка купюр в кармане куртки… Не докажут, конечно, а вот отобрать — запросто.
— Ой, спасибо, сынки, — заголосила бабка, — ридикюль-то он спортил, пусть компенсирует…
— Ридикюлю твоему — три копейки цена, — прохрипел Дюха.
— А моральный ущерб? — не унималась бабка и даже забежала вперед, чтобы взглянуть ему в глаза. Бабка как бабка, совковая, противная.
— Ответишь, голубчик, за все ответишь! — надрывалась она.
— Не докажешь, — снова коротко бросил Дюха.
Его завели во двор, рывком поставили к стене, так что чуть не разбили лицо о кирпич, ударили по голени ботинком, чтобы раздвинул ноги, а руки распластали по кирпичу, и левая все еще была зажата в железных тисках.
— Больно, пусти! — дернулся Дюха, но Андроныч явно рассчитывал движения именно так, чтобы с избытком, чтобы больно, чтобы показать свою силу над беспомощным Дюхой.
— Пусти, ты что, ты кто такой ваще, ты не докажешь ни хрена… — заголосил он.
— Чего я не докажу? — спокойно спросил Андроныч, пока чьи-то ладони деловито охлопывали Дюху по рукам и ногам, приближаясь к заветному карману.
— Кражу, блин! Пусти!
— Кому не докажу? — тупил Андроныч.
— Ментам!
— А, — рассмеялся Андроныч, — так ты что, решил, что мы тебя в ментовку поведем?
— Наи-ивный, — присвистнул его собеседник.
И тут Дюха заголосил визгливо, по бабьи, неразборчиво, и только ясно было, что просил мужиков оставить его в покое, и что непорядок это, невинного человека вот так…
— Опаньки, — грубая, квадратная ладонь извлекла из кармана куртки пачку Франклинов, ту самую, и другая ладонь, увидев, как дернулся Дюха, мягко, но уверенно ткнула его под ребра, так что ноги сами подкосились, и в боку разлилась пульсирующая боль.
— Мужики, да вы что, это ж мои, ну возьмите себе… ну половину, ну…
— Не твои это, — уверенно сказал собеседник Андроныча, — мамаша, ста баксов за ущерб хватит?
— Ой, сынки, спасибо, век буду Бога молить, как зовут-то…
— Неважно, — отмахнулся собеседник, — ты иди, мать, у нас тут еще разговор есть…
Дюха услышал удаляющиеся бабкины шаги, и почувствовал, как запахло мочой, как мокро и тепло стало ногам, и понял, что пахнет от него самого.
— Боишься? Это правильно, — уверенно сказал Андроныч, и вдруг перехватил его ладонь, словно собирался снимать с нее мерку, — пальчики, ишь какие пальчики… на скрипке бы тебе играть.
— Ну да, инструмент его главный, — отозвался собеседник.
А Дюха уже просто выл, выл неразборчиво, но отчаянно, изо всех сил, и надеялся, что кто-то услышит, прибежит, спасет…
Вой почти что и заглушил хруст переломанных косточек.
А бабулька без долгих разговоров вернулась у метро, опасливо шагнула в стеклянную будку обменника и протянула Франклина в окошко, прижимая к себе порезанный ридикюль.
За квартиру платить уговаривались баксами, а последний гонорар выдали рублями, так что по дороге домой Игорю пришлось зайти в обменник. Как раз сегодня хозяйка собиралась заглянуть, и недоставало одной сотни. Новенькие российские купюры легли в железный ящик, скрылись в недрах обменного ларька, и ящик вынырнул к нему снова, на сей раз с улыбающимся Бенджамином Франклином. Игорь собирался уже было отправить его в бумажник, но вспомнил, как несколько дней назад разглядывал такую же физиономию, пакуя вещи перед командировкой, и невольно скользнул глазами по номеру…
— Девушка, откуда это у вас?!
— Что откуда?
— Купюра это?
— А чем она вам не нравится?
— Да всем нравится, только… только я ее обронил за пару тысяч километров отсюда!
Обменная девушка скользнула по нему тяжелым взглядом, и рука под столом уже явно тянулась к какой-то кнопке. Еще бы, на наркомана похож, подумал Игорь.
— Вы обронили, другой подобрал. Не задерживайте, пожалуйста! — строго сказала она.
— Ну ты даешь, старик! — выдохнул Игорь, отходя от киоска, — как ты назад-то добрался? Подожди, подожди, я ведь ту книгу… ну да, все сходится. Там и выбросил. Во дела! Несколько прохожих недоуменно обернулись на парня, разговаривавшего с Бенджамином. Не принято такое в наших краях, и в его краях тоже, наверное, не принято. Но Бенджамин только молчал и улыбался, ибо все самое важное было уже сказано и написано, а что повидал он во время своего путешествия, Игорю он поведать никак не мог, даже если бы и хотел. Игорь вряд ли бы его понял.
Банная ночь
Машина еле тащилась по забитому шоссе, словно превратилась в детский педальный автомобильчик: газ — тормоз, газ — тормоз… Откуда, почему их столько? Ведь суббота, вроде неоткуда. И долго ли еще так тащиться? Наконец, за крышами автомобилей, шедших впереди, мелькнули синие проблески милицейских огней. Авария, все понятно.
Широкий поток Новорижского шоссе превращался в ручеек, по одной, медленно, объезжал две искореженные легковушки, и скорую, и милицию. А с земли как раз медленно поднимали человеческое тело — забинтованное, окровавленное, но, кажется, шевелящееся. А главное, поднимали его так осторожно, как будут только живого. Значит, еще ничего.
— Ох… Митя, видишь, вон там какая сосна?
— Где, где, мама?
— Ну вон же, там…
Молодец Ленка, отвлекает. Нечего ребенку на кровищу эту смотреть, еще наглядится, будет время… Он ведь у них впечатлительный. И тут же мелькнула мелкая, подлая мысль: «ну вот, пробка кончилась, теперь шоссе будет пустым, может, еще и в баньку успеем».
— В баню-то успеем? — Ленка словно прочла его мысли.
— Да наверное, если так и дальше… должны успеть.
— Да, теперь-то быстро поедем. Вот же не приведи Господи…
— Мам, а где сосна? — встрял с заднего сиденья мелкий.
— Да все, проехали уже. А в баню с нами пойдешь?
— Пойду!
Правильно. С малолетства приобщать надо к традициям.
— Пап, а там машина что, сломалась?
— Ага, сломалась.
— А что у нее сломалось?
— Не знаю точно. Наверное, врезалась в другую машину.
— Их теперь будут чинить, да?
— Ага.
— А кто за ремонт заплатит?
Вот современные дети! А что, правильно. Деньги — часть нашей жизни, стесняться тут нечего.
— А за ремонт заплатит страховая компания. Теперь все машины застрахованы, мы платим компании небольшую сумму каждый год, а если авария — она платит за ремонт.
— Здорово! — удовлетворился Митька, — Сказку поставь?
Сунули в магнитофон кассету, и переливчатый, артистический, знакомый по детским пластинкам голос стал рассказывать про Карлика-Носа, потом про Маленького Мука… Долгая дорога, ребенку скучно.
А еще километров через полтораста, где давно уже кончилось роскошное Новорижское-Нуворишское и начались колдобины Тверской области, по одному ряду в каждую сторону — новое развлечение. Военная колонна. И такую поди обгони! И по правилам нельзя, да и в самом деле не втиснуться. Приходится плестись в хвосте с надеждой, что, может, свернут куда… Непривычно, ох как непривычно джипу плестись за грузовиком!
На самом деле Володе и джип был непривычен, куплен всего год назад. И было ему уже пятнадцать лет, и стоил он вовсе не столько, сколько джипу положено, а вот статус поднимал. И на дороге его теперь пропускали легко, словно висел перед ним в воздухе волшебный знак приоритета. Да нет, конечно, не был он крутым, так, мелкий бизнес, просто народ у нас пуганый, привык атрибутику уважать. В прежние годы черная волга, теперь джип, а суть мало изменилась.