Это сквозило во всем. Порядок необыкновенный был в кабинете. Не говорю о мебели, о крове, — даже пластмассовый стаканчик с карандашами находился в геометрическом центре отрезка, соединяющего правый передний угол стола и левый, а сами карандаши, на диво заточенные, торчали идеальной парикмахерской щеточкой.
Обыкновенный смертный ни за какие коврижки не решится сесть на такой стол. Не решился и я. Тем более, что времени у меня оставалось в обрез, да и вторая за последние сутки роль самозванца успела порядком надоесть.
Экзекутор, дотоле недвижно торчавший у дверей, поймал мой взгляд и выступил вперед. В руках у него невесть откуда появилась папка.
— Разрешите доложить обстановку?
«Ну, этот здесь явно ко двору», — подумал я, глядя на его безупречный пробор.
Заводить речь сразу о главном, то есть об Отчете, было неудобно. Пришлось терпеть.
Экзекутор сыпал цифрами, фамилиями и проведенными мероприятиями по экономии. Казалось, невозможно похвастаться успехами учреждения, начальник коего только что с грохотом снят и сэкономлен. Экзекутору это удалось вполне. Из доклада самоочевидно вытекало, что несмотря на враждебные происки экс-начальника, а порой и откровенный саботаж, здоровое ядро коллектива продолжало нести героическую вахту. Руководящие указания из Центра выполнялись с радостным визгом и потребление снижалось неуклонно, с опережением графика.
Экзекутор монотонно читал, уткнувшись в папку и шелестя бумагами. Вскоре я начисто потерял нить, два раза поймал себя на зевках и украдкой занялся мышкой. Маленький представитель «серой опасности» с живейшим любопытством обнюхал мой палец, просунутый сквозь прутья. Прикосновение было щекотным и трогательным. Я не выдержал, открыл дверцу и выпустил мыша наружу. Зверек тут же вскарабкался по рукаву пиджака, повертелся на плече, кубарем скатился вниз, в карман, где копотливо завозился, обнаружив, как видно, что-то съедобное.
— …по прессованию дыма перевыполнен на 14 процентов, — закончил предложение экзекутор и перевернул страницу. — Теперь кратенькая сводка о состоянии…
— Погодите, — перебил я. — По прессованию, вы сказали? По прессованию чего?..
— Дыма, — безмятежно ответил экзекутор.
— Ага, понятно… То есть, постойте, какого еще дыма?
— Обыкновенного, из труб.
— Ничего не понимаю, вы в состоянии толком объяснить?
Экзекутор поднял на меня недоумевающее лицо, и огонек нехорошего интереса явственно загорелся в его глазах.
Сообразив, что загнал сам себя в ловушку, я срочно провел отвлекающий маневр:
— Успокойтесь, мне все понятно. Просто хочется послушать, как вы излагаете. У вас чудесный стиль, чувствуется, знаете ли, старая школа…
Экзекутор порозовел от удовольствия и, щеголяя красами канцелярского штиля, поведал следующее. По просьбе жителей, сознательно борющихся за ограничение своего потребления, продукты в Город № 3 стали завозить во все меньших количествах. С другой стороны, люди, занятые на изготовлении бумаги (а других производств в городе почти нет), должны были изредка питаться, чтобы не сорвать план. Пришлось, опять же по многочисленным просьбам горожан, пойти на крайнюю меру: улавливать промышленные дымы и извлекать из них питательные вещества, которых там, по словам экзекутора, великое множество. Тем самым убивали сразу двух зайцев — достигалась 100-процентная экономия по завозу продуктов, плюс к тому жители были весьма довольны и ежедневно выражали свой признательность властям посредством периодической печати. Экзекутор жалел об одном: на дымовую диету никак не удавалось перевести посетителей коммерческих магазинов и ресторанов. Из-за низкой сознательности люди продолжали на последние гроши покупать там продукты, нанося тем самым страшный вред как себе лично, так и делу борьбы за 100-процентную экономию.
— С ума с вами сойдешь, — искренне сказал я, выслушав эту тираду. — Мне бы в жизни бы так не придумать.
Экзекутор горделиво улыбнулся. Начальственный комплимент согрел закостенелое канцелярское сердце. Можно было брать его тепленьким.
Настало время хватать быка за рога.
— Молчать! — гаркнул я так, что у самого заложило уши. — Прекратить базар! Не возражать! Не курить! Не сорить! К ногтю! Молчать, кому сказано!
Экзекутор окоченел. Бармен за дверью (конечно, подслушивал, подлец!) выронил диктофон и на цыпочках отбежал в сторону. Мышонок в кармане испуганно затих.
— Кто? — продолжал бушевать я. — Кто вносил изменения в Отчет? Отвечать!
Так как экзекутор продолжал пребывать в состоянии столбняка, то смог лишь распахнуть рот, а большего не осилил.
— Фамилия? В глаза смотреть! Я все знаю!
Нет, положительно, в моем роду, кроме прадедушки-жулика, имелся кто-то из противоположной команды. Противно было заниматься всем этим, но иного выхода я не видел.
— Бывший начальник вносил изменения в Отчет?
— Один раз… — простонал экзекутор.
— По просьбе Сержа Кучки? Любовница?
— Да…
— Она вернулась?
Экзекутор утвердительно кивнул. Я продолжил допрос. Нужно было узнать самое главное.
— Как внести изменеие в Отчет? Отвечайте! Как это сделать?
Экзекутор начал сползать по стене. Я подхватил его за лацканы.
— Отвечайте, как это делается! Ну я прошу вас! Ну говорите же!.. Вычеркнуть? Вписать другой текст? Говорите, я вам премию повышу! — в отчаянии закричал я.
— И оклад, — внезапно произнес умирающий экзекутор, открывая глаза.
— И оклад, и оклад, говорите!..
— Орденок мне зажали… — пожаловался экзекутор слабым голосом. Надо отдать должное, он не терялся в трудную минуту.
— Фу ты, господи… Орден обещать не могу, но…
— Я согласен на медаль, — быстро сказал вымогатель.
Я оглянулся в поисках тяжелого предмета. Экзекутор понял, что дальше давить не стоит, и сдался.
— Нужно уничтожить текст вместе с бумагой. Сжечь, например… Помните, вы мне обещали премию, оклад и медаль!
— Пошли, — скомандовал я, помогая экзекутору подняться. — Проведете меня в хранилище.
Экзекутор отрицательно покачал головой.
— Необходимо письменное разрешение из Центра, подписанное лично Сержом Кучкой.
— Разрешение? Сейчас будет вам разрешение… Уинстон! Будьте любезны!
Бармен возник посреди комнаты и вытянулся по стойке «смирно».
— Вот этому товарищу требуется особое разрешение. Организуйте, пожалуйста…
Бармен со скверной улыбкой вытащил револьвер. Экзекутор отнюдь не испугался, но ошибку признал живым манером.
— Не у всякого жена Марья — кому бог даст, — философски заметил он почему-то.
Я подумал, что более подходящей к случаю была бы поговорка: «Сами кобели, да еще собак завели», но промолчал. Что подумал бармен Уинстон, осталось тайной. Может статься, он произнес про себя пословицу, имеющую хождение исключительно в кругах мафии и не знакомую широкой общественности. Последнее легко объяснимо, ибо Владимир Иванович Даль совершенно не занимался мафиозным фольклором за неимением такового. Эта работа предстоит новым поколениям пытливых исследователей.
После аргумента, предъявленного моим секретарем, других разрешений не потребовалось.
Скорым шагом мы двигались по коридорам Управления. Пустынны были коридоры, никто не попадался нам навстречу — разбежались сотрудники по кабинетам, дело делали. Дубовые панели, бархат вишневый на окнах, на дверях номера. Паркет. Часовые встречались не часто, метров через тридцать. Короткий взмах руки экзекутора, каблуки щелкают, и — дальше.
Кое-где по стенам висели портреты. Лица были спокойны, усталы и как бы одного возраста — времени принятия зрелых решений. На одном из портретов я с удивлением узнал Василия Пакреатидова. Дважды лауреат из ряда не торчал. Тот же галстук покойных цветов, зрелость персоны плюс умеренная интеллигентская грустинка.
— Трилогия «Орденоносец», — на ходу прокомментировал экзекутор. Особо рекомендована отделом по распределению искусств. Любимый писатель народа и правительства. Прикажете снять?
— Пусть висит, — разрешил я. — Землянин, правда…
— Мы против разделения по планетному признаку. Хороший землянин делу не помеха.
Продемонстрировав таким образом новому начальству свою морально-политическую устойчивость, экзекутор окончательно успокоился. Мы миновали еще пару постов, спустились на лифте на нижний уровень и двинулись по узкому бетонному туннелю. Приближалось Хранилище.
Паркетом тут, как говорится, и не пахло. В принципе, я ничего не имею против бетона. Это надежный и в общем-то невинный стройматериал. Во всяком случае никаких специфических эмоций он у меня не вызывал. Раньше. Но не сейчас, во время нашего похода к сердцу Хранилища. Эти тускло-серые стены, ледяная геометрия углов и поворотов, вой вентиляции, безжизненный свет, подходящий более для морга, нежели для почтенного государственного учреждения… А железные решетчатые двери с электрозамками, с лязгом и жужжанием уходящие в глубь стен! Бетон, бетон… В тюрьме я не бывал (и надеюсь попасть туда нескоро), но уверен, что обстановка там похожая.
Туннель круто подымался, сворачивал, внезапно шел кругом, спускался ниже и вновь уходил вверх. Лязгали двери. Экзекутор ступал размеренно, с привычным равнодушием завсегдатая. Уинстон как-то сжался и впал в минор. Должно быть, в его закононепослушной душе роем вились воспоминания о кипучей исправительно-трудовой молодости. Обо мне и говорить нечего. Я был сыт по горло экзотикой планеты Большие Глухари и охотно воздержался бы от дальнейшего знакомства с ее достопримечательностями. Но ничего, оттерпимся, и мы люди будем, — как сказал бы экзекутор — любитель поговорок.
Туннель уперся в стальную дверь. Экзекутор набрал код, с натугой провернул массивное металлическое кольцо и отступил в сторону.
— Дальше только вам.
Многотонная стена беззвучно отъехала и, едва я вошел внутрь, плавно стала на место. Еще одно небольшое помещение наподобие тамбура, в углу вход. Дверь отворяется одним рывком — и вот она, цель моего прихода сюда.