éologie algérienne» и «Libyca» неизменно появлялись сообщения о новых находках и исследованиях. На основании тщательного изучения найденного выстраивались, казалось бы, точные планы древнеримских поселений, определялись возможные границы раскопок, составлялись проекты дальнейших работ и поисков. Однако неожиданные находки подчас опрокидывают все планы. Когда в конце 1968 года началось строительство большого туристического центра на пляже Матарес близ Типазы, во время первых же земляных работ при изменении русла уэда Бу-Мерзуг у берега моря под отвалом бульдозера была случайно обнаружена новая зона пунических памятников.
Открытия, сделанные в ноябре 1968 года, позволяют предполагать, что под уже известным нам Некрополем существует второй, еще более глубокий слой захоронений, относящийся к V–I векам до н. э. Дальнейшее бурение пляжа Матарес происходило под руководством дирекции археологических раскопок Алжира. В результате здесь выявлен особый тип захоронений, так называемый cupula, то есть «желудевая чаша». Это керамические урны, вмурованные в полуцилиндрические формы из камня, извести или мрамора на прямоугольной основе, расположенные точно с запада на восток. Когда-то о склепах такого типа упоминал Стефан Гзель, высказывая предположение, что если они и есть где-нибудь в Северной Африке, то именно в районе Типазы.
Во время последних раскопок (1969–1971 годы) под песчаным пляжем Матареса обнаруживали саркофаги самых различных форм и видов: треугольные, трапециевидные, полукруглые. Надгробные стелы — объемные или просто вычерченные на гладкой поверхности камня. Глиняные кувшины с прахом детей. Урны, обожженные на костре и затем покрытые каменной кладкой. Урны, в центре которых находится небольшое отверстие, предназначенное для жертвенных возлияний.
Новые открытия приносят новые вопросы — почему это кладбище расположено на таком отдалении, является ли это место продолжением Типазы или же там, рядом, под землею можно обнаружить еще одно поселение, не менее интересное, чем Шершель и Типаза? В таком случае до каких же пор тянутся жилища по побережью и не подтверждаются ли сейчас слова эпитафии на могиле епископа Типазы Александра, датированной концом IV — началом V века, о «неисчислимом населении Типазы»?
Научным исследованиям предшествует кропотливая будничная работа. Повсюду виднеются разрытые ямы. Одни из них глубоки и окружены невысокими оградами. В других мелькают фигуры рабочих, медленно выбрасывающих лопатами песок и землю. Интересно последить за ними. Вечная проблема — есть люди и люди. Только они вершат любое дело, определяют его смысл и значение. И даже одно и то же делают совсем по-разному. Вот один из археологов выгребает песок вяло и равнодушно, — окажись там, внизу, оригинал Венеры Милосской, он даже и не улыбнулся бы. Все проходящие мимо ему мешают, он даже проволокой себя огородил, чтобы не подходили близко или, чего доброго, не спросили бы о чем-нибудь… А вот двое других — они распростерлись на земле над куском плиты и щеточками, а то и рукавами бережно очищают ее от песка. В них нет и доли привычки к своей удивительной профессии. Каждая встреча с древностью для них — потрясение. Говорят взволнованно, но тихо, словно боясь разбудить вечность, нарушить ее покой. Кажется, что, живые и пытливые, они ведут безгласный разговор с далекими предками.
Я, воспользовавшись их сосредоточенной отрешенностью, подхожу поближе. Но, оказывается, они рады каждому живому человеку, готовому разделить их заинтересованность, их волнение. Из-под пыли и песка возникает тончайшая мозаика, составленная из голубых, красных и желтых кубиков. Затем рождаются отдельные буквы: «pax et concordia… convivio nostro…» Я не могу не высказать своего восхищения. Оба живо откликаются: «Читайте, что получилось». — «Дай бог, чтобы наша трапеза прошла под знаком мира и согласия». Один из них поясняет: «Видимо, речь идет о поминальной трапезе». Я удивляюсь: «Как хорошо сохранилась надпись. И реставрировать ничего не надо». Объясняют: «Грунт здесь песчаный, поэтому сохранность лучше». Приглашают взглянуть на плиту поближе: «Это редкий случай, что она такая цельная. Обычно приходится складывать из кусков. Когда надпись, то легче сложить». Другой охотно вспоминает: «Совсем недавно обнаружили целый бассейн с мозаикой. Конечно, многое было повреждено, но все равно, когда составили вместе, получились отличные рыбы, крабы, осьминоги». Археологи подходят к одной из ям. По дороге рассказывают, как в захоронениях рядом с останками или пеплом находят различные предметы, которые служили человеку при жизни. Из Некрополя Типазы до сих пор извлекают лампы, чаши, кувшины, блюда, кухонные принадлежности — у некоторых вполне современный вид. «Можно неплохо квартиру обставить», — смеется один из них.
И я понимаю, почему в Типазе на каждом шагу встречаются надписи «Копать запрещено». Ценные руины необходимо оградить от слишком активного «интереса» к археологии. А такой интерес проявляется прежде всего у местных мальчишек: с невинным видом бродят они по развалинам, а из-под рубах у них торчат незатейливые кирки и лопатки. Присядут на корточки, поковыряют в земле, и вот уже по карманам рассовываются куски древней керамики, мрамора, мозаики, старинные монеты.
Вспоминаются строки Ильи Сельвинского:
Императорских ликов златое литье
Швыряли на грязный прилавок.
Если мир тебя знает в лицо,
Это еще не слава…
Вот она и лежит сейчас у нас под ногами, такая «слава», запечатленная в выразительных профилях тонконосых и вихрастых императоров. Однако сами монеты представляют немалую ценность. В Ленинградском Эрмитаже и в Государственном музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина в Москве они бережно хранятся уже десятки лет, и на некоторых из них — изображение Юбы II. Любопытные туристы также весьма не прочь увезти в качестве сувенира пригоршню монет, фрагменты мраморной скульптуры или ценнейшей мозаики. Соблазн действительно велик. Один из моих спутников, профессор Алжирского университета, признавался мне, что, проходя по мозаичному полу христианской базилики, даже глаза закрывает — так и тянет взять кусок на память! Это, конечно, была шутка, но существует реальная угроза, что со временем развалины Типазы разъедутся по многим другим странам.
Экспозиция музея Типазы пополняется с каждым днем. Здесь выставлены капители колонн, детали мраморных саркофагов, фрагменты скульптур, мозаик и фресок, предметы домашнего обихода, погребальные урны. Небольшое помещение музея вместе с двориком, увитым зеленью и цветами, становится в настоящее время слишком тесным. Зато вся Типаза с ее Археологическим парком сама по себе как бы является музеем, одним из редких и прекраснейших музеев мира, естественно и привольно раскинувшим свои драгоценные экспонаты под оранжевым небом Магриба.
Камю приезжал в Типазу всегда только на один день для того, чтобы каждый раз заново испытывать чувство обновления и восторга. В сумерки он возвращался к шоссе, и тогда «на деревьях появлялись птицы. Земля глубоко вздыхала, перед тем как вступить в темноту. Скоро с первой звездой на сцену мира упадет ночь. Светозарные боги вернутся под сень своей каждодневной смерти»…
ЗАГАДКА ДРЕВНЕЙ ГРОБНИЦЫ
По дороге от Типазы к Алжиру, не доезжая 55 километров до столицы, мы внезапно видим загадочную надпись — «Kbour-er-Roumia», что означает «Гробница римлянки» или «Гробница христианки». И стрелку, указывающую путь. Странная каменная громада на некотором возвышении поднимается впереди. Этот легендарный памятник древнейших времен столетиями приковывал к себе внимание местных жителей и чужеземных пришельцев, рабов и деев, историков и археологов. Но загадки, связанные с ним, возникали, сменяли одна другую и… не разрешались. Весь внешний вид кургана не имеет ничего общего с классическими формами древнеримской архитектуры — тогда какой же римлянки? И почему такие удивительные размеры? Куда ведет этот вход? И действительно ли внутри есть усыпальница? Название, под которым гробница вошла в историю, звучит вполне определенно, но оно не подтверждено ни одним из многочисленных сказаний, существующих вокруг него.
Да, безусловно, это похоже на старинную гробницу, мавзолей. На квадратном цоколе установлен огромный широкий цилиндр, покрытый ступенчатым конусом. Высота — 40 метров, диаметр — 64 метра, примерный объем — 80 тысяч кубометров. Нижняя часть окружена ионическими колоннами, вся поверхность выложена гранеными камнями. Впервые о ее существовании упомянуто в трудах римского историка I века н. э. Помпония Мелы. Вот, пожалуй, и все, что можно сказать определенного об этом сооружении. Далее начинаются легенды и вымыслы, рядом с которыми пока бессильна как история, так и археология. Известно, что гробница эта всегда слыла у местных жителей приютом и источником чудесных сил. Одно из первых преданий считало ее сокровищницей феи Халлулы, хранившей здесь свои неисчислимые богатства. Фея Халлула была покровительницей соседнего озера, которое она питала своими слезами. И на полях вокруг озера имел обыкновение бродить со своим стадом пастух. Как-то начал он замечать, что одна из его коров исчезает на ночь и возвращается на рассвете. Тогда он по ее следам проник в гробницу, обнаружил там несметные сокровища и вынес оттуда столько золота, сколько позволили силы. И стал одним из самых богатых людей на побережье…
Легенды громоздятся одна на другую, и в центре их всегда стремление к золотому кладу, который якобы скрывается под этим каменным сводом. В средние века у одного испанского гидальго служил араб. И гидальго дал арабу какую-то бумагу и обещал освободить его, если тот, вернувшись в Африку, найдет этот курган и сожжет около него магический манускрипт. Араб сделал все, как ему было велено, и едва бумага загорелась, как где-то наверху разверзся вход в гробницу и оттуда на араба посыпался град золотых монет… Во времена турецкого господства в Алжире об этих сказочн