блюдах, и вы можете сочетать их в своей тарелке в любых пропорциях. Существует много вариантов «кус-куса» — весьма удачным представляется добавление в него миндаля и изюма.
Из оригинальных лакомств вам в Алжире предложат, например, лепешки из саранчи, но я их не пробовала. И без того выбор достаточно большой. Как говорится, «Салах ф’торек!» — «Приятного аппетита!»
Базар Бу-Саады всегда переполнен, ведь это своеобразный центр транзитной торговли между остальными оазисами и побережьем. Здесь, как и всюду, продаются изделия местных художественных ремесел — керамика, ковры, чеканка и прежде всего ножи всех размеров, которые так и называются «бусаади». Вы не успеваете выйти на улицу, как вам сразу же суют в руки такой нож с деревянной раскрашенной рукояткой. Называют цену. Вы еще не опомнились и ничего не ответили, как цена уже снижена вдвое, затем — втрое, вчетверо. Вы даже не успели раскрыть рта, как вам уже положили нож в сумку, назвав при этом самую ничтожную цену.
В любом чужом городе, как бы он ни был мал, естественно, трудно ориентироваться сразу, особенно если не собираешься в нем надолго задерживаться. Мопассан писал когда-то: «В такой стране, как Алжир, вообще невозможно добиться точной справки о том, что происходит или происходило на расстоянии трех километров от того места, где вы находитесь». Должна сказать, что это утверждение сейчас явно устарело. Где бы вы ни оказались, вас сейчас же окружают всезнающие мальчишки. Здесь они выглядят несколько иначе, чем на побережье, так как к югу дает себя знать смешение берберо-арабского типа с негроидным. И вот у меня уже обнаруживаются два маленьких проводника, галантных беспредельно. Предлагают показать город. Один из них особенно смел и разговорчив. — Откуда он так прекрасно говорит по-французски? — О, он уже второй год учится в школе. Правда, там теперь преподают и арабский язык, но ведь мадам, наверное, не знает арабского языка. — Нет, мадам не знает. Ребята легко ориентируются в достопримечательностях своего города и сразу же ведут к старинной мечети — и не просто к мечети, а на ее крышу. Оттуда такой прекрасный вид на все окрестности. Около мечети несколько седовласых арабов. Приветливо кланяются, показывают дорогу. А за моими проводниками уже тянется длинный хвост — такое впечатление, что все местные мальчишки решили принять участие в этом походе.
Вид сверху действительно великолепен. Тесными рядами, словно на страже, стоят стройные темно-зеленые пальмы — надежная защита каждого оазиса. Эта роща считается небольшой — всего около 25 тысяч деревьев. А прямо за ними на краю пустыни протянулись желто-красные склоны Сахарского Атласа. Два самостоятельных мира — пустыня и оазис. Бесплодие и урожай. Царство жестоких безжизненных песков и живой радостный приют человека. Город счастья!
На прощание получаю от ребят еще и напутствие — обязательно заехать в город и мечеть Аль-Хамель, что находятся за десять километров отсюда. Ну что ж, подчиняюсь. И конечно, нисколько не жалею об этом. Простые архитектурные формы мечети благородны и чисты. Высокие гладкие стены ясных пропорций и белые луковичные купола — большой посредине и несколько других, меньших — вокруг. Никакого украшательства, ничего лишнего. Местный служитель очень гостеприимен. Он велит своим помощникам положить на пол циновки и просит не снимать обуви, зайти внутрь прямо в туфлях. Редкий, а на моей памяти единственный случай в мусульманском мире! Охотно он вступает в беседу. Почему такое странное название? Да, «аль-хамель» — это верблюд. Название возникло оттого, что однажды во время стоянки кочевников верблюд вдруг бросился бежать от этой мечети. Хозяин догонял его и кричал: «Верблюд! Верблюд!» Когда это было? Много лет назад. Шестьсот или восемьсот прошло уже с тех пор. А название осталось.
Здесь не только мечеть, но и целое селение с медресе — это завийя. Сам город, приклеившийся к желтым скалистым кручам, кажется островком странного человеческого бытия, оторванным от реального быта. Он считается «святым», так как служит средоточием определенной религиозной общины. Какой, не знаю, ибо меня в основном интересовали вопросы архитектуры. Неуютно он выглядит снаружи — это именно город, хотя и крошечный, а не оазис, не видно в нем ни зелени, ни воды, одни только глинобитные хижины с плоскими крышами да голые камни. Мимо, мимо…
Оазис Бискра. Один из самых древних оазисов каменистой Сахары. Его называют «чревом пустыни»… Еще до берберов он был заселен эфиопами. Потом через него прошли и римляне, и вандалы, и арабы, выгнавшие под предводительством Окбы ибн Нафи византийцев и насадившие здесь ислам.
Если не знать, что кругом пустыня, можно подумать, что Бискра — один из южных приморских городов. Отдельные кварталы его выглядят вполне современно: прямые улицы, кафе и рестораны, мэрия в мавританском стиле с эффектными скульптурами львов, застывшими за резной решеткой железных ворот, отель с разноцветными зонтиками и шезлонгами, раскинутыми под пальмами.
Отели в Сахаре — на все вкусы и финансовые возможности: европейские, с окнами, балконами и со всеми привычными удобствами, или экзотические, предлагающие путешественнику все разнообразие сахарского быта — полы, выложенные коврами, комнаты без окон, меню из верблюжатины и ящериц, а в качестве транспорта — верблюдов и ослов. Одни из отелей потрясают роскошью сказок Шехерезады, в других можно ночевать в сыром полуподвальном помещении, имеющем над головой трещину, возле которой во мраке воют шакалы. А ближе к тропикам и вовсе предлагается шатер, точно повторяющий интерьер жилищ местных кочевников — номадов. Один из самых популярных отелей-шатров так и называется — «Номад».
В зеленой Бискре есть даже большой парк, наполненный пением птиц и громким журчанием воды. В его названии — «Лайдон» — по традиции до сих пор сохраняется имя прежнего владельца, графа Ландона де-Лонгвиля. «Дом под открытым небом», — говорят о нем алжирцы. Раскинув широкие листья, пальмы прикрывают ими, как зонтиками, весь парк от палящего африканского солнца. Поэтому так буйно здесь растет зеленая трава, так беззаботно и легко бегут многочисленные ручейки — засуха почти не грозит им. Обилие воды и зелени в Бискре объясняется тем, что здесь неподалеку сливаются потоки двух уэдов — Аль-Кантара (с Ореса) и Абди. Даже на центральных улицах бьет немало живых ключей.
Глухие арабские кварталы существуют лишь в старой части города, там же — остатки древней турецкой крепости, построенной в 40-х годах XVI века, когда Бискру захватил некий Хасан-ага.
В Бискре начинается царство фиников. Местная роща насчитывает двести тысяч пальм. Даже само слово «Бискра» связано, по всей вероятности, с финиками: при римлянах оазис назывался «Вискера» («Vescere»), что означает «ешь» (от veskor — есть, питаться). Финики — основной продукт питания и торговли всех оазисов. Оказывается, финиковый плод содержит в себе массу элементов, необходимых для нормальной жизнедеятельности человеческого организма. Не случайно алжирцы почти каждую трапезу начинают с фиников. И европейцам советуют поступать так же. На побережье плоды не вызревают, зато в Сахаре количество финиковых пальм исчисляется миллионами. Не знаю, как их считают, но алжирская статистика называет относительно твердую цифру — 33 миллиона. Растут они только в тех местах, где дождей почти не бывает, но вместе с тем существуют грунтовые воды, до которых способны дотянуться корни пальм. Известная арабская пословица так и говорит: «Финиковые пальмы любят держать ноги в воде, а голову в пламени». Воды для них требуется много: местные жители высчитали, что за Одну минуту три пальмы поглощают литр воды. Живут пальмы более ста лет, плодоносить начинают с восьми. В годы зрелости (лет в 40–50) пальма приносит около 200 килограммов плодов в год.
На каждом углу Бискры — магазин, лавка, торгующие финиками. Причем выглядят они сами в достаточной степени диковинно — их стены густо увешаны живописными связками. Пожалуйста, выбирайте любую! Здесь же темные липкие финики лежат и в коробках, перевязанных цветными лентами, и в целлофановых пакетиках. А можно купить и просто на вес, сколько угодно. Есть и еще один способ продажи — за лавками растут пальмы, с которых спускаются тяжелые гроздья зрелых плодов. Не хотите ли прямо с дерева? И молодой араб-продавец, как кошка, бежит вверх по лестнице, приставленной к стволу. Он бежит и ни за что не держится руками. Да и не может он держаться, руки у него заняты: в одной — целлофановый пакет, в другой — огромные ножницы. Раз — и выбранная вами связка падает в целлофан. Остается только завязать пакетик и получить деньги. Можете есть… Впрочем, советую пока воздержаться. Если бы вы увидели, какое количество грязных толстых мух липнет ко всем плодам, то вы бы всегда обязательно мыли финики перед едой.
Пальмы не односортны. И поэтому финики имеют множество названий: «аль-кенди», что значит «сахарный», «бент-аль-марак» — «сочная» или «аль-декмази» — «шелковистая». Некоторые звучат весьма поэтично: «деглебейда» — «белая капля» или «деглетнур» — «капля света» (идет в основном на экспорт).
Знаменита Бискра и своими «праздниками фиников». Десятками афиш и объявлений оазис призывает вас задержаться здесь еще на неделю, с тем чтобы принять участие в празднестве, славящемся своими народными обрядами, танцами, песнями. Но, к сожалению, Сахара необъятна — во всех возможных смыслах этого слова, и приходится торопиться.
Снова — пустыня. Появление пальм у дороги означает, что скоро здесь будет оазис. И действительно, за окном мелькает множество крошечных селений — дуаров, о которых в путеводителях обычно говорится, что туристическое агентство Алжира не может в них «предоставить вам никакого комфорта, кроме красоты природы».
Можно от Бу-Саады ехать на юг и другим путем, несколько западнее, чем на Бискру, и тогда встречается еще один большой оазис — Лагуат. Известен он тоже очень давно, так как город на этом месте между двух пальмовых рощ был основан в XI веке. Кто-то из ретивых французских деятелей муниципалитета водрузил у входа в местный парк большую арку, на которой отмечены точные географические координаты оазиса, расположенного на полградуса к востоку от Парижского меридиана.