– А ты сегодня был в душе? – спросила я.
– Нет, я сам только проснулся.
– Точно, утренний стояк. Давай тогда…
Эрик поднял взгляд и оставил поцелуй на моем колене.
– Не перепутай шампунь с бальзамом.
Я уже помнила, в каком из одинаковых белых флаконов что, безошибочно выдавила в руку немного шампуня и прямо под струями воды вернула ему услугу. Если бы он поднялся, не уверена, что дотянулась бы, так что не стала терять времени.
Мы долго там проторчали, и когда завернутые в полотенца выбрались из ванной, желудок уже недовольно урчал. Это ощущалось по-новому: раньше мы не спали друг с другом, так что утро выходного в доме у Эрика начиналось с запаха яичницы с беконом. А теперь, раз мы…
Стоп! Нет-нет-нет, я выгнала из головы непрошеную мысль, слово «отношения» и даже смутное ощущение, будто Эрику нужно что-то кроме секса.
– Я к себе, одеваться, – бросил он в дверях. – И тебе советую, завтрак будем готовить вместе.
Господи Иисусе, да он только что начал со мной встречаться! А подобная чушь в мои планы вообще не входила, ни сегодня, ни в ближайшие годы, как минимум пару… десятков.
– Эрик, подожди, – выпалила я.
Он повернулся, придерживая полотенце на бедрах, и вопросительно поднял брови.
– Что? Показать вертолет, пока не оделся?
– Ты же не думаешь, что… в плане, мы же теперь не… ну, мы же с тобой вроде как…
– Чего ты там бубнишь? – поморщился Эрик. – Скажи нормально.
– То, что было прошлой ночью и этим утром, – напомнила я. – Между нами же ничего не меняется?
– Ты хочешь спросить, есть ли у нас любовь? – некрасиво заржал он.
– Мало ли на что ты настроился.
– Кроха, не думай слишком много. Мы провели отличную ночь, разблокировали опцию «Секс», теперь можем трахаться столько, сколько захотим. Но больше ничего не меняется. Мы же с тобой прекрасно дружим, а еще ты на меня работаешь. Если ты вдруг ждала любви… Для нее здесь нет места.
– Просто ты был очень ласковым сейчас.
– Точно, насчет этого, – прислонился к дверному косяку он. – После жесткого секса людям всегда нужна забота, но вчера я откровенно… проебался. Если повторю такое, дай мне по лицу и напомни, что я обещал приводить тебя в чувство каждый гребаный раз. Договорились?
– Бить тебя по лицу? – призадумалась я. – Звучит как мечта.
– Иди в жопу.
– Стой! То есть мы все-таки друзья?
Эрик сначала поморщился, но вскоре вспомнил, откуда возник вопрос, и опасно сузил глаза.
– Не придирайся к словам. Я имел в виду, мы нормально общаемся.
– Сегодня ты говоришь, что мы дружим, а вчера радовался, что не дружим. Мне кажется, бегемотик, ты сам не определился.
– Как ты меня назвала?
Он сделал угрожающий шаг вперед, и, опасаясь и правда увидеть вертолет, я спряталась за дверью шкафа.
– Малолетняя задница, – вздохнул Эрик. – Одевайся, я придумаю тебе самую тяжелую работу.
Я рассмеялась в ответ и достала сменную футболку и джинсы из шкафа. Еще одной особенностью дома Эрика, кроме отсутствия цвета, было его тепло. В нашей квартире ходить в футболке в ноябре было бы непозволительной роскошью.
У меня на шее остались отметины от его пальцев. А на запястьях – от ремней. И еще несколько синяков неизвестного происхождения на ребрах и бедрах, и ссадина на спине от того, как Эрик тащил меня через кухню.
Впрочем, он предупреждал, что я не буду в порядке, и обещание сдержал на все сто. Сложно было даже представить сейчас, что такое порядок и зачем он кому-то нужен, если секс с Эриком намного – я имею в виду, НАМНОГО – ярче. И слава богу, что он не должен был превратиться в отношения! С человеком, которого любишь, фокуса бы не получилось.
К моменту, когда я спустилась, Эрик уже ждал меня на кухне с шумящей кофемашиной. Он снова забыл надеть футболку – и спасибо ему за это. В мире есть три вещи, на которые можно смотреть бесконечно: огонь, вода и красивый полуголый мужчина, готовящий еду. На столе лежали подготовленные ингредиенты для завтрака – багет и два яйца, и я машинально сместила яйца вниз, чтобы было похоже на член.
– Какую работу ты мне придумал? – невинно спросила я.
– Пока будешь сидеть вот здесь, – Эрик приподнял меня за подмышки и усадил за столешницу, – и молчать.
– Я думала…
– Начать можешь прямо сейчас.
Он все же был сердит, но теперь скорее в шутку. Я оперлась ладонями о край столешницы и рассматривала Эрика, пока он аккуратно подставлял две чашки под две струйки из кофемашины, доставал сковородку и морщился, когда заметил мою небольшую инсталляцию.
На завтрак у нас были гренки. Тут не получалось работы для двоих: сам Эрик быстрее справлялся. Нарезал батон, окунул в яичную смесь, кинул на сковородку и уставился на нее так, будто вел молчаливый допрос.
– Сделай капучино, – бросил он.
Я поболтала ногами в воздухе, словно не могу слезть, и Эрик, закатив глаза, снял меня со столешницы. Мужчины… манипулировать ими было проще, чем готовить. Но достать молоко из холодильника и взбить его капучинатором я уже умела.
– А теперь я могу говорить?
– Боже, начинаю думать, что без тебя моя жизнь была спокойнее.
– Скучнее, – поправила я. – У меня есть вопрос.
– Ладно, – не отрывал взгляд от гренок Эрик. – Что за вопрос?
– Вчера перед тем, как начать игнорировать меня, ты сказал, что у тебя есть догадки по поводу приписки в моем отчете.
– Серьезно? Ты все время держала в себе именно этот вопрос?
– Ну не то чтобы держала, я просто отвлеклась. А теперь, когда все нормально, вернулась к важной для меня теме.
– Начинаешь говорить, как корпоративная девочка.
Скорчив Эрику рожу, на которую он даже не посмотрел, я зашумела капучинатором. Ладно, раз он так не хотел говорить, я могла бы выяснить все сама. Итак, если вернуться к произошедшему, какие у меня вводные данные?
Кто-то добавил в мой отчет приписку, которая перечеркивала всю мою работу, – спасибо за нихера, дорогой кто-то, – и сделал это уже на этапе отправки на сервер. Мои отчеты проверяли Фелисити и Рэй. Одна ни за что бы этого не добавила, сама все время говорила, что не очень понимает в маркетинге. А вот Рэй… обычно если он не был согласен, то сообщал об этом.
Получается, это кто-то, кого я не знала. И тут крылась основная проблема: за полтора месяца я с трудом выучила имена других аналитиков и девочки на ресепшене. А вся остальная компания была тайной, покрытой мраком: с продажниками мы не общались вообще, они оказались до невозможности пафосными уродами, а с другими отделами максимум здоровались в коридорах.
Кажется, даже Фелисити мало кого знала – по крайней мере, она тусила только с нами. Значит, Рэй был единственным из моих знакомых, кто мог догадаться или даже быть в курсе об этих чертовых приписках в чужих отчетах. Но не стоит спрашивать его напрямую, правда?
В какой-то момент я почувствовала себя идиоткой. Как будто все мои размышления заходили в тупик, потому что за полтора месяца я даже не подумала выучить структуру компании. Жесть.
А что если там действительно был отдел, о котором никто не знал? Хотя если все эти загадочные цифры и сокращения имели смысл, значит, продажники умели их читать. Еще бы найти среди них хоть одного не-урода, конечно…
– Ты перегрела, – взял меня за руки Эрик. – Зависла, что ли?
Пришлось вернуться в реальность. Пар продолжал валить, и молоко уже кипело в металлическом молочнике у меня в руках.
– Уна? Уна! – взволнованно выхватил он горячий молочник и поставил его на стол. Эрик поморщился и подул на свои пальцы.
– Обжегся? – испугалась я.
– Выживу. Что с тобой произошло?
– Просто задумалась.
– Дурочка, – он вдруг прижал меня к себе, – никогда так больше не делай, ты чуть не сожгла пальцы.
– Не думать? – рассмеялась я ему в грудь.
– Не зависать, пока делаешь это. Думаешь ты очень сексуально.
– Прости, – отстранилась я. – Молоко теперь испорчено?
– Это? Абсолютно. Иди за стол, я сейчас сам все сделаю.
Сколько же я размышляла? Эрик успел приготовить гренки, полить их шоколадным сиропом и даже засервировать стол. Раньше за мной такого не замечали, чтобы вот так теряла связь с реальностью… Если повторится, мне стоит сходить к врачу.
– Может, все-таки…
– Оно будет отдавать горелым, – отрезал Эрик. – Температура капучино не должна быть выше семидесяти градусов.
– И откуда ты все это знаешь?
– Подрабатывал в кофейне в Оксфорде, там и научился. Когда заработал на это все, купил почти такую же крутую машину.
Эрик быстро вспенил молоко, теперь уже заметно привычным движением вытер капучинатор и нарисовал на моей чашке хер пенкой. Я увидела это, когда он поставил ее передо мной.
– Так ты не трейдер, – ухмыльнулась я. – Ты кофемашинист.
– Бариста.
– Ко-фе-ма-ши-нист.
– Собакам скормлю, – коротко предупредил Эрик.
– После вчерашнего? Мы еще посмотрим, кто кого скормит.
– На твоем месте я бы так не хвастался тем, что тебя защищали Роз и Гил, – заметил он. – Скорее всего, приняли за свою.
– И что в этом плохого?
– Что плохого в уверенности собак, что ты такая же тупая, как они?
Подавив желание треснуть его по лбу вилкой, я поддалась игривому настроению и рассмеялась шутке. В конце концов, Эрик не считал меня тупой всерьез, несколько минут назад он сказал, что я сексуально думаю.
Все-таки это было классное утро. Гренки оказались вкусными, пить кофе, даже вытекающий из нарисованного члена, и болтать о всякой ерунде было очень приятно. А еще тепло, хотя за окном собирались тучи, обещающие то ли снег, то ли ледяной дождь.
– О чем ты задумалась? – спросил Эрик.
– Все то же, все там же, – вздохнула я. – Кажется, пока не выясню, что это была за приписка, не успокоюсь. Стояла и прикидывала, кто может знать, а потом – какого продажника соблазнить, чтобы он рассказал.
Эрик подавился гренкой, закашлялся, а я подняла на него взгляд и сделала вид, что не понимаю, откуда такая реакция. Нет здесь места любви, ага. Жопа дружелюбная.