В коридоре возникла Лекс. Я стоял, чувствуя, как кровь горячо пульсирует в голове, и ждал, что она сейчас посмотрит на меня с ужасом, или закричит, или еще что-нибудь в этом роде. Но нет. Она вообще почти не смотрела на меня, и, может быть, это было еще хуже.
– Идем, – сказала она. Она всего лишь поговорила с Сингх, а вид у нее был такой, как будто ее там поколотили. Лицо бледное, в испарине, волосы взлохмачены. Она пыталась и не могла закинуть ремешок сумки на плечо. – Мы уезжаем.
Я вышел из школы вслед за Лекс, шел к ее машине и приглядывался, ловя каждое движение, ища подсказки – о чем она думает? Она ничего не говорила, только вытащила из сумочки и бросила в рот пару мятных таблеток из жестяной баночки, которую всегда носила с собой. Мы сели в машину – там было тяжело дышать от спертого воздуха и от нашего молчания. Лекс глубоко вздохнула, обмякла на сиденье, закрыв глаза, и долго сидела так. Я в напряжении застыл рядом, ожидая… чего-нибудь.
Вдруг, совершенно неожиданно, она выпрямилась, включила двигатель, надела темные очки и сказала:
– Вот сука. Мороженого хочешь?
Лекс больше ни слова не сказала о том, что произошло. Мне оставалось только предположить, что она не приняла беспокойство доктора Сингх близко к сердцу. Она отвезла меня поесть мороженого, а потом мы поехали в Хидден-Хиллз – с открытыми окнами и включенным радио, – и успели домой как раз к тому моменту, как Сабина застрелила свою сестру-близнеца за то, что та отравила ее мужа. Актриса из Лекс была неважная: все ее чувства были написаны у нее на лице. Если бы доктор Сингх заронила в ее душу сомнение во мне, я бы наверняка это заметил.
Но когда вечером заехал после работы Патрик – что было необычно для него, в конце недели он чаще всего проводил вечера в Лос-Анджелесе, – она сразу же сказала ему:
– Посмотришь мою машину? Там опять что-то постукивает.
– Конечно, – сказал он и пошел за ней в гараж.
Я что-то никакого постукивания не заметил.
У меня даже шея вспотела. Они говорят обо мне – о чем же еще. Неужели Лекс меня провела? И сейчас рассказывает Патрику о своих сомнениях? Я оглянулся и увидел, что Николас тоже смотрит им вслед. На миг наши взгляды встретились, и он снова опустил глаза в свой ноутбук. Он не спросил, почему я сегодня так рано ушел из школы. Либо его это не интересовало, либо уже узнал от кого-нибудь.
Миа с разбегу плюхнулась рядом с Николасом и положила голову ему на плечо.
– Мне скучно. Поиграешь со мной?
– Мне нужно дописать, – сказал он, осторожно высвобождая плечо из-под ее щеки.
– Я с тобой поиграю, – сказал я. Сил уже не было сидеть тут, смотреть на дверь гаража и сходить с ума, думая о том, что происходит за ней. Да и жалко стало девчушку: на нее и так никто внимания почти не обращает.
Глаза у Миа засияли:
– Правда?
Я улыбнулся. Так легко было ее осчастливить.
– Ну конечно. Хочешь, пойдем поплаваем?
– Да! – воскликнула она. – Пойду надену купальник!
– Миа, мама не разрешает… – Николас вздохнул и не договорил: Миа уже выскочила из комнаты. – Мама терпеть не может, когда она плавает со скобами. Шарниры рвут полотенца, и мокрые следы везде остаются.
– Ну, мамы все равно дома нет, – сказал я. Когда мы утром уезжали в школу, машины Джессики уже не было, и до сих пор она не вернулась. Это же просто жестоко – у ребенка в доме бассейн на заднем дворе, а ее туда не пускают. А если тут копы нарисуются с минуты на минуту и заберут меня, успеть поплавать с Миа – не худший способ провести последние минуты в этом доме.
Миа переоделась в фиолетовый купальник с рюшками, а я натянул плавки из той кучи одежды, что Лекс накупила мне сразу после приезда. Глянул в зеркало в ванной Дэнни на свою голую грудь – всю в шрамах и, пожалуй, чересчур по-взрослому развитую для шестнадцатилетнего, – и натянул еще и футболку.
По пути в бассейн Николас задержал меня.
– За ней надо очень следить, понимаешь?
– Послежу.
– Серьезно, – сказал он. – Она не очень-то хорошо плавает.
– Понял, – сказал я. Я, правда, и сам не очень-то хорошо плаваю, но бассейн ведь неглубокий.
Миа пробежала через дворик и с визгом прыгнула в бассейн. Вынырнула, отфыркиваясь, и я тут же прыгнул следом за ней, подхватил ее под мышки и, изображая рев лодочного мотора, вытащил на мелкое место, где она могла встать на цыпочки. Глаза у меня щипало: я не закрыл их, когда нырял.
– Все в порядке? – спросил я.
Миа кивнула и обхватила меня мокрыми руками за шею.
– А давай поиграем в стиральную машину?
– Давай, если ты меня научишь.
Миа научила меня играть и в стиральную машину, и в акул, и в мальков, и несколько раз с разгромным счетом обставила в соревновании – кто дольше простоит на руках под водой. Великодушно пообещала помочь мне добиться лучших результатов, за что я ее поблагодарил. Я не отходил от нее дальше чем на расстояние вытянутой руки, потому что правая нога, со скобами, у нее то и дело не поспевала за левой, и тогда она хваталась за меня. Она верила, что я буду рядом, и от одной мысли о том, что она протянет руку за помощью, а помочь будет некому, делалось нехорошо в животе. Каждый раз, когда за меня хватались ее ручонки, я чувствовал, как в горле что-то горячо сжимается, и мне не хотелось разбираться, отчего.
Я оглянулся на дом. Свет в гараже все еще горел, а Николас стоял у окна, от которого за этот час почти не отходил, и смотрел на нас.
Уже темнело, когда кожа на пальцах у Миа совсем сморщилась, и она наконец согласилась, что пора вылезать из бассейна. Я к тому времени давно уже весь покрылся пупырышками, но у меня не хватало духу настаивать.
Я бежал в свою комнату переодеваться и у лестницы налетел на Патрика. Свет в гараже погас всего пару минут назад.
– Эй, – сказал он, – если этот школьный психолог снова к тебе привяжется, звони мне, понял? То, что она сегодня сделала, недопустимо.
– Ладно, – ответил я с мгновенным облегчением. Так вот о чем они говорили. О том, что Сингх злоупотребляет своими полномочиями, а не о том, что я жулик, выдавший себя за их брата.
– Я, впрочем, думаю, что она больше не доставит нам неприятностей, – добавил он. Должно быть, уже провернул какую-то свою адвокатскую штуку, или собирался провернуть. – У тебя есть планы на выходные?
Я покачал головой.
– Хочешь сходить со мной на матч «Доджеров»? У нашей фирмы есть свои места на трибуне.
– Да, конечно, – сказал я. Это казалось мне очень подходящим для братьев делом – вместе сходить на бейсбольный матч. Я вспомнил о бейсбольных постерах и мяче с подписями в пластиковой коробке в комнате Дэнни. Дэнни любил бейсбол. И я любил бейсбол. – Было бы здорово.
– Только Лекс не говори, – сказал Патрик, наклонившись ко мне поближе, – но я подумал – может быть, мне заодно и водить тебя поучить? Как думаешь?
– Да, – сказал я. Наконец хоть в чем-то не надо было притворяться. Водить я вообще нисколько не умел. – А на «Ягуаре» можно?
Патрик рассмеялся.
– Конечно. Но только потому, что отца все равно еще только через год выпустят.
– Круто, – сказал я. Неплохо быть богатым.
– Ну ладно, беги переодевайся, – сказал Патрик. – Совсем окоченел, должно быть.
Я вспомнил, что и правда окоченел. Стал подниматься по лестнице, но остановился на площадке, услышав откуда-то слева громкие голоса. Первая мысль была о Джессике – из всех Тейтов до сих пор при мне кричала только она. Но голоса доносились из комнаты Лекс.
– … Как несмышленого ребенка, – говорил Николас, выходя оттуда спиной вперед.
– Так повзрослей уже, Николас, мать твою! – отвечала Лекс.
– Сука! – Николас развернулся, чтобы гордо уйти, и тут увидел меня.
– И не вздумай… – Лекс появилась в дверях и застыла на месте. Злое выражение немедленно исчезло с ее лица, голос стал мягким и ласковым:
– Привет, Дэнни. Есть хочешь?
Николас поглядел на нее со смесью недоверия и отвращения и ушел в свою комнату, задев меня плечом по пути. Замок громко щелкнул в тишине коридора.
Назавтра за обедом я снова сидел с Рен. Мы говорили об уроках рисования и о «Жизни любви», любимом сериале Лекс: оказалось, что Рен тоже его фанатка. Николас поглядывал на меня из-за своего столика через весь двор, а доктор Сингх – из окна. Никто из них не пытался со мной заговорить.
Настал момент, когда прежний я сорвался бы в бега.
Для нового меня это уже означало бы потерять слишком многое.
– Не хочешь зайти сегодня ко мне в гости? – спросила Рен, когда прозвенел звонок с обеда.
Я заморгал.
– Зачем?
Ляпнул, не подумав, и испугался, что Рен обидится, но она только засмеялась.
– Извини, у тебя были другие планы? – спросила она. Насмешка была беззлобная, но все-таки насмешка. Не очень-то деликатно, когда говоришь с несчастной ранимой жертвой похищения. – К тому же мне не так уж отвратительно твое присутствие.
– Я… это… – я сглотнул.
– Да ничего. Не хочешь, не надо. Или давай, я какой-нибудь предлог подходящий придумаю? Например, я совсем не умею рисовать и боюсь, что из-за такого дурацкого предмета испорчу себе средний балл, если так и не научусь рисовать вазу с фруктами, чтобы она была хоть отдаленно похожа на вазу с фруктами. Вообще-то это даже не выдумка. Это чистая правда.
Рен можно было не бояться. Рен не могла меня разоблачить. И все равно я при ней как-то нервничал, сам не понимая почему.
Не дождавшись ответа, она махнула рукой.
– Вижу, тебе неинтересно. Не стоит беспокоиться.
– Нет, нормально, – поспешно сказал я. – Я приду.
Это же то самое, ради чего стоило стать Дэниелом Тейтом, разве нет? Ради друзей, родных и возможностей, которых никогда не могло быть у меня настоящего? И, конечно же, в этот список следовало включить и симпатичную девушку.
Когда прозвенел звонок с последнего урока, Николас не ждал меня, как обычно, у дверей, ведущих на школьную парковку. Со вчерашнего дня он со мной почти не разговаривал, но все же трудно было поверить, что он бросил меня тут, не задумываясь, как я доберусь до дома. Хотя бы потому, что Лекс его за это убьет. Последним уроком у него была история, и я подошел к его учительнице – она уже собиралась уходить, когда я заглянул в класс.