– Его вызвали в кабинет директора, – сказала она. – Спроси там.
У меня екнуло в животе.
– Спрошу. Спасибо.
Я торопливо зашагал к приемной. Доктору Сингх запретили говорить со мной, так она взялась вместо этого расспрашивать моих родственников? Но не посмеет же она сказать Николасу о своих подозрениях, как сказала Лекс? Я зашагал быстрее. Дело плохо. Я здорово обозлил Николаса тогда в кафе, когда ляпнул эту глупость про лучшего друга, и он с самого начала не был во мне уверен до конца – кто знает, что он может наговорить Сингх.
Я подошел к приемной как раз в то время, как Николас вышел оттуда с доктором Сингх. Она кивнула мне («Дэнни»), и снова скрылась в кабинете.
– Готов? – как ни в чем не бывало спросил Николас.
– О чем вы с ней говорили? – спросил я.
– Ни о чем.
– Ничего себе ни о чем, – сказал я. С утра я решил как следует постараться поладить с Николасом, держаться с ним повышенно дружелюбно и постараться снова привлечь его на свою сторону, но сейчас не мог сдержать ярость в голосе. – Ты же пол-урока там проторчал. Она про меня спрашивала?
– Кроме тебя, еще другие темы есть, – сказал он. – Домой едешь?
– Нет, я хочу знать, что ты там делал. – Я понимал, что меня несет, но не мог остановиться. – Ты же помнишь, как Лекс рассердилась…
– Слушай, это вообще не твое дело, – сказал он. – Это не имеет к тебе ни малейшего отношения.
– Да мать твою, скажешь ты или нет, что она говорила! – взорвался я.
Какое-то время Николас просто смотрел на меня, остолбенев.
– Нет, – наконец медленно проговорил он. – Не скажу. А теперь едем или как?
Я сделал глубокий вдох. Загнал все чувства внутрь. Если действовать сейчас, можно только навредить. Я покачал головой:
– Меня не надо подвозить.
– Что такое? Не дури.
– Я зайду в гости кое к кому из моего класса, – сказал я.
– К кому, к той девушке, с которой сидишь за обедом? – спросил он.
– Да. – Он так растерянно смотрел на меня, что я добавил: – Нужно помочь ей с уроками.
Он засмеялся.
– Ты помогаешь кому-то с уроками? Ты же только что начал ходить в школу. Тебе самому-то еще ничего не задают.
Я не мог понять, за что он меня так ненавидит. Ну да, Дэнни с Николасом в детстве не очень ладили, но все-таки – я же его любящий брат, чудом вернувшийся домой. Неужели этого недостаточно, чтобы забыть про какие-то детские ссоры?
Если только он не подозревает, что я ему никакой не брат.
– Это задание по рисованию, – сказал я. – Рисовать я умею. К тому же она тоже здесь новенькая.
Николас пристально посмотрел на меня.
– Дэнни, ты здесь не новенький.
Я сглотнул.
– Ты же понимаешь, о чем я. В общем, скажи Лекс, что я вернусь через пару часов. – Я двинулся в сторону библиотеки, где мы с Рен договорились встретиться.
– Так ты ей еще не сказал? – окликнул меня Николас. – Ей это не понравится…
– Просто скажи ей, ладно? – сказал я и свернул за угол, и Николас пропал из вида. Повышенное дружелюбие подождет до завтра.
Через несколько минут я уже садился в машину Рен. Незаметно огляделся: любое место, где человек проводит много времени, может на удивление много о нем рассказать, если умеешь смотреть. Взять хоть BMW Николаса: серый, чистенький, в салоне всегда холодина. У Рен в машине царил хаос. Беспорядок, но не грязь. Синий «Мерседес» с откидным верхом, модель 70-х или 80-х годов – украшение на капоте вполне органично смотрелось на студенческой парковке, но угловатая, коробкообразная форма упрямо выделялась. Внутри пахло старой кожей и огуречным лосьоном для рук – он валялся на пассажирском сиденье вместе с какими-то скомканными бумажками, полупустой бутылкой воды, зарядкой для телефона, конфетной оберткой и тюбиком губной помады. Рен молча, без извинений сгребла это все и перебросила назад, где тоже громоздились на кожаных сиденьях завалы разной подростковой чепухи. Какая-то агрессивная, жизнерадостная девичья рок-группа взревела в динамиках, когда Рен завела двигатель. Она убавила звук (но не выключила полностью) и повезла меня к своему дому в Калабасасе. Я отмечал про себя все детали, чтобы проанализировать позже: за эти несколько дней внимательного изучения я пока что так и не вычислил Рен.
Дом у нее был ультрасовременный, весь из стекла и стали – не такой большой и роскошный, как у Тейтов, но с тем вообще мало что сравнится. Во всяком случае, домов вроде того, где я вырос, здесь поместилось бы не меньше дюжины. Она припарковала машину на дорожке и провела меня через боковую дверь в кухню. Достала из холодильника пару банок газировки, одну дала мне.
– Давно ты сюда переехала? – спросил я.
– Полтора месяца назад, – ответила она. – Это дом моих тети и дяди. Мои родители уехали на год в Дубаи, небоскреб строить, а я побуду здесь, пока они не вернутся.
– А с ними не захотела поехать? – спросил я.
Она скорчила гримаску.
– Ну вот еще. Нет, я, конечно, люблю родителей, но не настолько, чтобы из-за них менять всю свою жизнь. Хватит и того, что пришлось менять школу в предпоследнем классе. А с тетей и дядей неплохо. Они и дома-то почти не бывают, так что в основном я делаю, что хочу, а они мне не мешают.
– Привет, сеструха!
Мы с Рен подпрыгнули от неожиданности и обернулись. Сзади стоял какой-то парень – он только что зашел в кухню. Парень был старше меня года на четыре или пять, на нем была мятая рубашка и раздолбанные шлепанцы. Вид дополняли нечесаные волосы и малоосмысленное выражение лица. Разумеется, от него несло травкой.
Рен вздохнула.
– Это мой кузен, Кай.
Кай кивнул мне:
– Привет.
– Это Дэнни, – сказала Рен.
Кай посмотрел на меня без всякого выражения, а затем на его лице медленно – мучительно медленно – проступила догадка.
– Ёлы-палы, – сказал он.
Рен стукнула его по руке:
– Ну Кай!
– Да ничего, – сказал я. – это обычная реакция.
– Круто, – сказал Кай. – Эй, слушай, а как там твоя сестра поживает? Все такая же горячая штучка?
Я моргнул. У Рен был такой вид, как будто она хочет треснуть его снова, и на этот раз не по руке.
– Ты знаешь мою сестру? – спросил я.
– Секси Лекси? Ха, не то слово! – сказал он. – Мы с ней в школе классно дружили. И с Патриком тоже. Он мне самую классную травку толкал.
Я не знал, как тут отвечать. Не знал, что сказать о том, что Патрик продавал ему наркотики, и уж точно не собирался подтверждать, что Лекс «все такая же горячая штучка». Поэтому я просто сказал:
– Круто.
– Точняк, брателло, – сказал Кай. Открыл холодильник и начал сгребать в охапку еду: нарезанную ломтиками индейку и сыр, галлон апельсинового сока – в общем, все, что попадалось под руку.
– Тебе не разрешают устраивать налеты на этот холодильник, брателло, – сказала Рен.
– Подумаешь, – сказал Кай. – Так как там Лекс, ничего? Я всегда за нее переживал. Думал к ней подкатить в свое время, но она же… ну, в смысле, ты не подумай чего! Я с ней не чпокался, ничего такого. Хотя и не отказался бы, она же офигенно…
– Да в конце-то концов, Кай, – сказала Рен. – Она же ему сестра!
Кай захихикал.
– А, ну да! Извини! Вот такая херня, ирония судьбы, короче. – Он открыл дверь в кладовую и прибавил к своей добыче еще коробку конфет. – Я пошел.
Он выплыл из кухни, и Рен покачала головой.
– Кошмар, правда? – сказала она. Повернулась ко мне. – Пойдем наверх?
– Конечно, – сказал я и вышел за ней в коридор.
– Я понимаю, родственники есть родственники, и все такое, – говорила она, пока мы поднимались на второй этаж, – но он же полный идиот. Как будто его родители не придут и не заметят, что холодильник пустой. Я ему всегда говорю – таскай понемногу. Отрицание вины должно выглядеть правдоподобно!
Я улыбнулся. Из нее бы вышла неплохая мошенница.
– Он здесь живет? – спросил я.
– Формально он живет в домике у бассейна, – объяснила она. – Договаривались, что он будет платить за жилье, сам покупать себе продукты и все прочее, но, как видишь, не все так гладко. В основном он только и делает, что курит травку и играет целыми днями в видеоигрушки.
Большинство из тех ребят, с кем я ходил в школу в прошлой жизни, наверное, ведут сейчас подобное существование, разве что не в такой роскошной обстановке. И я был бы таким же, если бы обстоятельства повернулись иначе.
– Не такая уж плохая жизнь, – сказал я.
– Пожалуй, да, бывает хуже, – сказал она, открывая дверь в свою комнату.
Мне нечасто случалось бывать в комнатах у девушек. Шагнув через порог, я это вдруг остро почувствовал. Мне было интересно, какие еще ключи к Рен я здесь найду, но я сразу увидел, что эта комната мне мало что даст. Даже если бы она не сказала, что это дом ее тети с дядей, я бы догадался с первого взгляда: комната была слишком похожа на гостевую. Она казалась такой же стерильной, нежилой, как и комната Дэнни, и выдержана в строгих темно-синих и кремовых тонах, а одежда на ее нынешней хозяйке была желтая и цвета электрик. Но на этом спокойном и безликом фоне тут и там были разбросаны приметы той самой Рен, что развела такой хаос в своем «Мерседесе». Яркая разноцветная одежда на спинках стульев, стопки книг на комоде, потому что книжного шкафа в комнате не было, пузырек с тем самым зеленым лаком на тумбочке у кровати. Вещи девушки, которая не сидит на месте. Не слишком заботящейся о чужом мнении. Девушки, уверенной в себе, не стесняющейся впустить в комнату почти незнакомого человека, когда там такой кавардак. В этой комнате, которая, в сущности, не принадлежала Рен, было столько отпечатков ее личности, сколько я никогда не оставлю в той комнате в доме Тейтов, которая, в сущности, не принадлежит мне.
Она скинула одежду со спинки стула, чтобы я мог сесть, а сама уселась, скрестив ноги, на кровать.
– Ну что, – сказала она, – как дела?
– Ничего, – сказал я.
И смотрел на нее молча, не зная, что еще сказать, а она так же молча улыбалась мне. С ней должно было быть легко. Она – единственный человек, с которым мне не нужно все время быть настороже, с которым можно просто быть собой, потому что она никогда не знала Дэниела Тейта. Но рядом с ней я становился каким-то пустым. Туповатым, немым, неуклюжим. Что это, нервы? Может быть, так себя и чувствуют нормальные люди, когда разговаривают с хорошенькой девушкой, которая им по-настоящему нравится, а не с кем-то, от кого им что-то нужно?