Еще пару часов я просидел с Миа, работая живой подушкой, пока она досматривала свой фильм, а потом играя с ней партию за партией в спит – это была ее новая страсть.
– Я есть хочу, – сказала она наконец, и я взглянул на часы на экране. Был восьмой час, а ни Джессики, ни Лекс все еще не было дома.
– Я тоже, – сказал я. – Пойдем, посмотрим, что у нас есть из еды.
Мы пошли на кухню и заглянули в холодильник.
– Ух ты, – сказал я. – Пусто.
– А можно заказать пиццу? – спросила Миа.
– Конечно, – сказал я. – Иди, спроси Николаса, какую он хочет.
Миа побежала наверх и вернулась вместе с Николасом.
– Лекс еще не вернулась? – спросил он, входя в кухню.
Я покачал головой.
– Я сейчас ей позвоню.
Пока Николас заказывал две большие пиццы («И сырные палочки из моцареллы!» – сказала Миа), я набрал номер Лекс. Включилась голосовая почта, и тогда я попытался отправить смс. «Ты где? Все в порядке?»
Через полчаса раздался звонок у ворот.
– Я открою, – сказал я. Миа выбежала за мной в прихожую, распевая:
– Сырные палочки, сырные палочки!
Я нажал кнопку, автоматически открывавшую ворота, отпер входную дверь и стал ждать, когда подъедет доставщик пиццы. Но оказалось, что он уже здесь, вылезает из машины. Следом за ним подъехала Джессика.
– Добрый вечер, – сказал доставщик.
– Привет, как дела? – сказал я, но рассеянно – мне было не до него. Я смотрел, как Джессика выбирается из машины. Кажется, она была более или менее трезва – это хорошо. Не раскачивалась на высоких каблуках, когда прошла мимо доставщика и быстро двинулась по коридору.
– Будешь пиццу, мама? – спросил я в удаляющуюся спину.
– Или сырные палочки? – прибавила Миа.
Джессика ничего не сказала – молча исчезла на втором этаже. Наверное, это все мои фантазии, но, клянусь, я слышал щелчок замка, когда она скрылась за дверью своей комнаты.
– Она теперь никогда с нами не ест, – сказала Миа.
Я подписал доставщику квитанцию, а Миа взяла протянутые коробки.
– А раньше она с вами ела? – спросил я. – Пока я не вернулся?
Миа пожала плечами.
– Обычно я ела с Магдой, но иногда и мама ела с нами. Чаще, чем сейчас.
Значит, это правда – Джессика меня избегает. Мы с Миа отнесли пиццу на кухню, где Николас уже расставлял на столе холодную содовую и рулон бумажных полотенец.
– Мама дома, – сказала Миа, когда мы вошли.
– Она ушла наверх, – сказал я. – Она… не хочет есть.
Николас хмуро улыбнулся.
– Ну конечно.
– А почему она больше с нами не ест? – спросила Миа.
Николас на секунду поднял глаза на меня и снова отвел взгляд.
– Не знаю, Мими. Наверное, она просто устала.
Мы поели втроем, убрали со стола и сели смотреть еще один фильм, потом Миа ушла спать, а Лекс все не было. Я послал ей еще одно смс и оставил еще одно голосовое сообщение. Николас позвонил Патрику, но тот тоже не отвечал – неудивительно, если он работает, как сказал. Он часто отключал телефон, когда сидел в юридической библиотеке.
– Странно, – сказал Николас. – Что-то случилось.
Если он настолько обеспокоен, что сам, по доброй воле сказал мне больше чем два слова подряд, значит, и правда случилось.
– Что делать будем? – спросил я.
Николас выудил ключи из своего школьного рюкзака.
– Я ее найду.
– Я с тобой.
Он покачал головой:
– Кто-то должен остаться с Миа.
– Мама наверху.
– Как хочешь, – сказал он и не стал спорить, когда я вышел следом за ним в гараж и уселся на пассажирское сиденье его автомобиля.
– Как ты думаешь, где она? – спросил я, когда мы выехали за ворота Хидден-Хиллз.
– У себя дома, – сказал Николас. – Может, у кого-нибудь из подруг. Понятия не имею. Попробуй еще раз позвонить.
Я набрал номер в четвертый раз, и на этот раз даже гудков не было – сразу включилась голосовая почта.
– Телефон отключен, – сказал я.
Николас подъехал к дому Лекс, которого я раньше не видел. Это был маленький «крафтсман» в Сенчури-Сити, на улице, сплошь застроенной маленькими симпатичными домиками. В свете уличного фонаря я разглядел, что дом Лекс, в противоположность всем прочим, выглядит запущенным. На газоне темнели пятна высохшей рыжей травы, да и краска уже местами облупилась. Может быть, дело в том, что Лекс тут нечасто бывает, а может, просто не задумывалась о том, что нужно заботиться о доме, и без того далеко не таком роскошном, как тот, в котором она выросла. Ее машина стояла у обочины, но на лице Николаса не отразилось облегчения, поэтому я тоже облегчения не почувствовал.
Николас постучал в дверь и тут же дернул дверную ручку – дверь оказалась незапертой. Не дожидаясь ответа, он вошел, и я следом за ним.
– Лекс? – позвал он. Я заметил выключатель на стене и включил свет. В доме был кавардак. Нераспечатанные письма кучей валялись у двери. Одежда разбросана по всему полу. Все столешницы заставлены пустыми бутылками. Трудно было поверить, что этот дом принадлежит той самой Лекс, которая вечно следит за чистотой.
– Лекс? – снова позвал Николас. Ответа не было, и он стал заглядывать во все комнаты. Я вместе с ним.
– Черт, – сказал он, когда дошел до открытой двери. Я вошел следом и увидел Лекс в спальне – она лежала на застеленной кровати, а на тумбочке стояла бутылка вина.
Я подумал, что она просто выпила лишнего и уснула – не такое уж чрезвычайное происшествие, – но Николас бросился к ней и начал ее трясти.
– Лекс, проснись!
Она чуть-чуть приподнялась и застонала, но глаз не открыла. Николас склонился над ней и пальцами отодвинул ей веко. Глаз был пронзительно-голубой, зрачок величиной с булавочную головку почти неразличим. Знакомое зрелище.
Сердце сжалось у меня в груди.
– Блин, – сказал Николас. Он тоже знал, что это значит. – Иди в ванную. Собери все пузырьки, какие найдешь в аптечке, и тащи сюда.
Ванная была рядом, и за зеркалом я нашел с полдюжины пузырьков с лекарствами. Дрожащими руками сгреб их все и рассовал по карманам джинсов. Узнать, чего именно она наглоталась, было неоткуда. Я слышал, как за стенкой Николас зовет Лекс по имени, пытаясь разбудить.
Когда я вернулся, он ее уже посадил на кровати, и она всем весом навалилась на него.
– Я не могу ее разбудить.
– Понесем, – сказал я.
Вдвоем мы поставили Лекс на ноги. Она была не совсем без сознания, но и не проснулась до конца и безжизненно висла на нас, когда мы тащили ее к ее машине. Я сел с ней сзади, а Николас за руль.
– Может, скорую вызвать? – сказал я.
Он покачал головой и завел двигатель.
– Так быстрее. Скажи мне, если она перестанет дышать.
Как только Лекс отключалась, я тряс ее:
– Не спи!
Николас гудел слишком медленно проезжающим машинам и ругался, когда перед нами загорался красный свет.
– Лекс, посмотри на меня, – сказал я и похлопал ее по щеке – чуть-чуть, только чтобы привлечь внимание. – Открой глаза, чтоб тебя!
Когда мы добрались до приемного покоя, Николас вбежал внутрь и вернулся с санитаром и медсестрой, и они увезли Лекс на каталке. Я отдал другой медсестре лекарства, которые нашел в ванной, и сказал, что не знаю, что она пила. Затем мы с Николасом пошли в приемную и уселись на пластиковые стулья у стены. Николас позвонил Джессике и рассказал, что случилось, а я тем временем позвонил Патрику и оставил голосовое сообщение. Потом мы просто долго сидели молча, пока испарялся остаток адреналина.
– Знаешь, это ведь не первый раз, – сказал наконец Николас. Мог бы и не говорить – по его реакции было понятно, что ситуация ему не в новинку. – Тебе, скорее всего, никто не рассказывал, но у Лекс с таблетками давняя история.
– Да?
Он кивнул, глядя куда-то в пространство.
– Кажется, это началось, когда ее отец умер. Но совсем плохо стало позже, из-за…
– Из-за меня, – сказал я. – Я вообще все испортил, да?
– Не ты, – сказал он. – Те животные, которые тебя похитили.
С минуту мы оба молчали. Передо мной все стояли глаза Лекс – расфокусированные, невидящие. Я ощущал дрожь и пустоту внутри. Что я буду делать, если она умрет? Что мы все будем делать?
– Она попала в больницу с передозировкой, когда училась в колледже, – продолжал Николас после долгой паузы. – Патрик нашел ее еле живой, и два дня ее не могли привести в сознание. Она лечилась в реабилитационном центре, потом раза два срывалась, но после этого вот уже почти два года ничего не пила. По крайней мере, мы так думали.
Почему же сейчас? Этот вопрос висел в воздухе между нами, как запах медицинского спирта – тяжелый и острый. Нас с Патриком весь день допрашивали в ФБР, и Лекс проглотила горсть таблеток и полбутылки вина. Хотел бы я знать, видит ли Николас эту связь так же ясно, как я.
По его оцепенелому, безучастному лицу пробежала дрожь. Губы вытянулись в две тонкие линии, лоб нахмурился – он пытался сдержаться, но не смог. Закрыл лицо руками и заплакал.
– Эй… – Я наклонился к нему. – Эй, все в порядке…
– Просто сначала мама слетела с катушек, потом папу посадили, а Патрик стал совсем чужим, – глухо проговорил он, – и теперь, если что-нибудь случится с Лекс…
– С ней все будет в порядке. – Я не знал, что делать. Обнять его, что ли? Я плохо разбираюсь в таких вещах.
– Долбаная семейка, – сказал он. – Кто будет заботиться о Миа? Придется мне торчать здесь с этими долбаными людишками, а я-то уже думал, что вот-вот вырвусь.
Я все-таки положил ему руку на спину. Он сначала напрягся, но потом я почувствовал, как мускулы у него начали расслабляться.
– Все будет в порядке. Лекс поправится. – Она должна поправиться. – И у Миа все будет в порядке, и у всех нас.
Сначала медленно, а потом рывком Николас повернулся ко мне и обнял. Его руки сжались в кулаки, прихватив мою рубашку на спине.
– Мы это переживем, – сказал я, подбирая слова, которые сам хотел бы хоть раз услышать от кого-нибудь. – Ты не один, ясно тебе?