В папке Джессики лежали удостоверения личности, свидетельство о браке с Робертом, пачка финансовых документов, протоколы о двух автомобильных авариях и двух арестах за вождение в нетрезвом виде и выписки из реабилитационных центров. Почему Джессика так сильно пьет? Может, просто стереотипная богатая домохозяйка-алкоголичка, а может, у нее есть какие-то свои демоны, которых она пытается утопить в вине? Если бы я убил своего младшего сына, я бы тоже предпочел жить в вечном забытьи. А если бы стал пить еще раньше, то спьяну вполне мог не сдержаться, когда неугомонный мальчишка, любящий наступать людям на больные мозоли, вывел меня из себя, и нечаянно переступить черту.
Последней в шкафчике стояла папка Роберта. Бумаг в ней было немного: свидетельство о рождении и какие-то страховые свидетельства. Либо он не считал нужным собирать досье на самого себя, либо, скорее всего, большую часть документов изъяли в качестве вещественных доказательств, когда ему предъявили обвинения. Роберта Тейта я почти не знал. Мы несколько раз говорили по телефону, но никто больше не заводил речи о том, что я мог бы съездить к нему на свидание в тюрьму. Может быть, именно потому, что его я знал меньше всех, он стоял у меня первым в списке подозреваемых. Легче было думать, что убийство Дэнни на совести этого чужого человека, а не тех, к кому я успел привязаться. Роберт уже доказал, что способен на преступление, хотя, конечно, от финансовых махинаций до убийства далеко, а алиби его в тот день, когда Дэнни пропал, было шаткое. Он ехал домой с деловой встречи в Пало-Альто, то есть никто не мог подтвердить, где он находился большую часть дня. И мотив для него подыскать не так уж трудно. Все деньги в дом пришли от Джессики: ее семья, Кэлвины, владела упаковочной империей. Происхождение Роберта было куда скромнее, и к тому времени, как Дэнни пропал, его бизнес уже шел ко дну. Роберт уже уходил от налогов, проматывал деньги инвесторов, чтобы заткнуть дыры, и Комиссия по ценным бумагам уже вот-вот должна была выйти на него. Может быть, он планировал разыграть похищение Дэнни, чтобы вытянуть деньги у Кэлвинов, решить свои финансовые проблемы и прикрыться от обвинений, но по какой-то ужасной случайности Дэнни погиб.
Эта теория мне нравилась, но реальных доказательств в ее пользу у меня не было, и еще у нее было два крупных недостатка: трудно было представить, что Лекс с Патриком взялись разыгрывать этот фарс ради отчима, который и так уже сидит в тюрьме, и еще труднее поверить, что человек, хранящий рисунки и сказки своих детей в потайном шкафчике, мог намеренно подвергнуть кого-то из них опасности.
Но как бы я ни старался обелить каждого из Тейтов, сколько бы доводов в пользу их невиновности ни приводил, факт есть факт, и от него никуда не уйти. Кто-то из этой семьи убил Дэнни. Насчет кого-то одного я ошибаюсь. И я пока что ни на шаг не приблизился к разгадке, кто это.
Я снова стал обедать в школе с Николасом и Ашером. То, что мы вместе пережили из-за Лекс, все-таки немного разбило лед между мной и Николасом, а вот Рен я всеми силами старался избегать с тех пор, как она меня отшила. Она часто подходила к моему мольберту в классе – поболтать минуту-другую до начала урока, здоровалась, когда мы встречались в коридоре, но я не мог сейчас, в придачу ко всему прочему, разбираться с ней и с теми противоречивыми чувствами, которые она у меня вызывала. Лучше держаться на расстоянии.
Наши взгляды с разных концов двора встретились, и она улыбнулась мне – как-то так, что в животе странно защекотало. Я и сам не замечал, что смотрю на нее.
– Что это за женщина? – спросил Ашер, прервав Николаса, который жаловался на свою историчку. – Она все время на нас таращится.
Мы с Николасом обернулись. Не знаю уж, кого я ожидал увидеть, но точно не агента Моралес, непринужденно беседовавшую с доктором Сингх под навесом у корпуса естественных наук.
Я похолодел, несмотря на солнце.
– А, чтоб тебя, – сказал Николас. – Лекс на стену полезет.
– Почему? – спросил Ашер. – Кто это?
– Из ФБР, – ответил Николас, уже встав из-за стола. Он зашагал к обеим женщинам, и я торопливо двинулся за ним.
– Вам помочь? – требовательно спросил Николас, подойдя к агенту Моралес.
– Николас, – сказала она. – Рада тебя видеть…
– Что вы здесь делаете? – спросил он. – Надеюсь, вы не рассчитываете на разговор с моим братом.
– Николас, прошу тебя… – сказала доктор Сингх.
– И вы тоже не имеете права с ним разговаривать. Дэнни, пошли за стол.
В других обстоятельствах я бы обрадовался и даже был бы тронут тем, что Николас меня защищает. Но сейчас мне было не до того: я пытался сообразить, что здесь нужно агенту Моралес. Я смотрел на нее, надеясь что-то угадать по ее лицу, но она только холодно смотрела на меня в ответ.
– Ты совершенно прав, Николас, – сказала Моралес, почти не отводя взгляда от меня. – Я не должна была сюда приходить. Я просто хотела проверить, все ли с тобой в порядке, Дэнни, и поблагодарить тебя за помощь. Я знаю, что для тебя это было нелегко.
– Не за что, – сказал я.
– Ну что ж, тогда я ухожу, – сказала Моралес. – Извините, что оторвала вас от обеда.
Моралес и Сингх ушли в здание корпуса, а мы остались стоять – Николас в растерянности, а я в тревоге. У меня осталось смутное чувство, что это был какой-то предупредительный сигнал.
Перед тем как уйти из школы в этот день, я достал свою бейсбольную карточку из кабинки, где прятал ее до сих пор. Я-то думал, здесь она будет в большей безопасности, но, очевидно, ошибся. Придется подыскать для мальчишки с фотографии укрытие понадежнее.
Я сидел в комнате Дэнни, занимался своим расследованием, и тут случилось то, что все изменило.
Лекс уехала заказывать ужин, Джессики не было дома, но я все же запер дверь в свою комнату – на случай, если Николас или Миа решат зайти, когда я просматриваю документы. Я фотографировал все медицинские выписки из папок, которые нашел в кабинете Роберта, и отправлял сам себе по электронной почте, чтобы вернуть их в кабинет, пока никто не заметил пропажи. Я не знал пока, что мне пригодится, а что нет, поэтому сохранял все подряд. В голове у меня уже начал потихоньку формулироваться один важный вопрос, и тут вдруг раздался крик Миа.
– Дэнни! – Ее голос насквозь прорезал тонкие стены и расстояние между нами. – Ники! Кто-нибудь!
Все мысли разом вылетели у меня из головы. В следующий миг я уже выскочил из комнаты и мчался, спотыкаясь, по лестнице. Миа стояла в дверях, ведущих на задний дворик.
– Дэнни, помоги! – крикнула она.
– Что такое? – Подбежав, я оглядел ее с головы до ног – вроде бы крови нет, и ничего не сломано.
– Мышка в бассейне! – ответила она.
Я физически ощутил, как гора свалилась с плеч – будто, шагнув мимо ступеньки, нащупал наконец ногой твердую землю.
– Ох, я думал, за тобой убийца с топором гонится, или еще что-нибудь.
Но из глаз Миа катились крупные-крупные слезы.
– Она же утонет!
– Ничего. Мы ее спасем, – сказал я. Я готов был на что угодно, лишь бы не видеть этого ужаса в ее глазах.
Она взяла меня за руку и повела к бассейну – и правда, в него откуда-то свалилась маленькая мышка-полевка. Она пыталась выбраться, но облицованные плиткой борта были крутые и скользкие. Мышь поплыла к центру бассейна, еле-еле держа голову над водой.
– Беги за черпаком, – сказал я.
– Я его найти не могу! – Миа была вне себя от страха. Она стояла на коленях у бассейна и твердила: – Держись, мышенька, держись! Мы тебя спасем!
На миг я вспомнил летучую мышку, что когда-то спала у меня за окном.
– Нужно ее чем-то подцепить, – сказал я, озираясь вокруг.
– Дэнни! – взвизгнула Миа.
Мышь уже скрылась под водой.
– Дэнни, она тонет!
Не раздумывая, я прыгнул в бассейн, поймал мышку в ладони и высадил на край бассейна, на теплый бетон. Миа, плача, склонилась над ней и задыхающимся от слез голосом стала уговаривать очнуться. Я подтянулся на руках, выбрался из бассейна и подтолкнул мышку пальцем. Она медленно приподнялась, встряхнулась и метнулась в траву.
Миа бросилась мне на шею, и я похлопал ее по спине.
– Ну-ну, уже все в порядке. Ты ее спасла, Мими.
– Спасибо, Дэнни, – сказала она и выпустила меня. Я вытер ей слезы со щек. Она вся вымокла, пока со мной обнималась. – А если она опять прибежит и упадет?
– Вряд ли, она теперь и близко не подойдет к бассейну, – сказал я, – но давай его все-таки закроем на всякий случай, ладно?
Она улыбнулась:
– Давай.
Я повернул рычажок, чтобы развернуть автоматическую крышу, а Миа зорко следила за тем, чтобы никакая полевая мышка в последнюю секунду не булькнулась в бассейн.
– Идем, – сказал я. – Надо переодеться.
Миа принесла мне полотенце из какой-то спальни на первом этаже и побежала наверх, снимать с себя промокшую одежду. Я, как мог, промокнул насквозь мокрые джинсы и футболку и вошел в дом. Запрыгал наверх через две ступеньки: от кондиционера руки сразу покрылись гусиной кожей. Шагнул в свою комнату, и сердце у меня остановилось.
Николас сидел на полу, заваленном бумагами Роберта, а перед ним стоял мой раскрытый ноутбук. Он поднял на меня глаза, и они пылали, как бензин, в который попала искра.
Теперь, вспоминая это, я сам удивляюсь, как все не рухнуло гораздо раньше.
– И как это понимать? – спросил он.
– Что ты здесь делаешь?
– Шел в папин кабинет, взять бумаги для принтера, а у тебя дверь была открыта, и я увидел это, – он показал на пачки бумаги, разбросанные по полу. – Вообще-то я как раз не обязан отвечать на твои вопросы – это тебе не мешало бы объяснить, какого хрена ты в этом копаешься.
Я закрыл за собой дверь и начал собирать бумаги с пола и засовывать обратно в папку. Николас выхватил их у меня.
– Прекрати! – сказал он. – Что это значит?