– А почему не стала?
– В пятом классе слишком большая нагрузка, – сказала она. – Я решила, что образование важнее. Ой, у тебя ресничка.
Она наклонилась ко мне, провела пальцами по моей щеке, и мне показалось, что сердце в груди сжимается в маленький, тугой, горячий комок.
Как же мне хотелось ее поцеловать. Поцеловать, прижать к груди, и пусть она увидит все самое худшее во мне, и пусть скажет – ничего, ты все равно мне нравишься.
Но я не мог: я знал, что она так не скажет.
– Ну вот. – Она поднесла палец к моим глазам, чтобы я тоже увидел прилипшую к нему ресничку. – Загадывай желание.
Пусть нельзя рассказать ей все свои секреты, но ведь поцеловать-то ее можно. Она была так близко, и глаза у нее были такие теплые. Но я вспомнил, как она отшила меня в прошлый раз, и понял, что рисковать не стану.
– Дуй, – сказала она, и я закрыл глаза и сдул ресничку.
Стоит ли говорить, какое желание я загадал? И сбылось ли оно?
Наутро, когда мы все завтракали, Джессика на нетвердых ногах спустилась вниз за кофе. Поцеловала Миа в макушку, когда та бросилась к ней в объятия, а когда Николас спросил, как спалось, ответила, что хорошо.
Затем ее глаза встретились с моими, и она тут же поспешно отвела их. Не то просто потому что она всегда так на меня смотрела – мимолетно, украдкой, не то вспомнила, что случилось вчера вечером, – не знаю.
Цирк возле школы уже разогнали, и я сумел попасть туда без происшествий. За обедом я сидел с Рен, и мы говорили о Миранде – о том, как в последних сериях она потеряла память. Я, кажется, все время улыбался, хотя острая боль внутри с каждой минутой делалась сильнее. Я понимал – осталось недолго. Не сегодня-завтра, как ни оттягивай, мне придется распрощаться с этим городом и с этими людьми. Вопрос только в том, куда я отсюда уйду – в бега или в тюрьму.
После звонка с последнего урока мы с Николасом, как обычно, встретились на парковке. Когда я открыл пассажирскую дверцу, он сказал:
– Едем к Патрику.
Я замер:
– Что?
– Пора взглянуть на документы.
Найти досье на Патрика, исчезнувшее из потайного шкафчика Роберта, – это был последний пункт плана Николаса. Он надеялся узнать, какого рода неприятности были у Патрика в подростковые годы, и не связано ли это с тем, что случилось с Дэнни. Но я-то знал, что не связано. Что станет делать Николас, когда последняя ниточка оборвется? Сколько времени у меня останется после этого?
– Ты уверен, что стоит делать это сегодня? – спросил я, стоя возле машины.
– Уверен.
– А может, лучше все-таки подождать до завтра? Удрать с уроков и поехать с утра, тогда будет больше вероятности, что Патрик нас не накроет?
– Нет, я хочу покончить с этим, – сказал Николас.
– Но пробки же…
– По пятницам Патрик всегда работает допоздна. Пробки пробками, но час или два у нас точно будет, чтобы обыскать его квартиру. Это куча времени. Лекс я уже послал смс, что мы задержимся в библиотеке.
Я оглянулся на школу.
– Тогда нужно какой-нибудь учебник захватить, чтобы похоже было, что мы занимались. Они у меня в шкафчике…
– Садись в машину, – сказал он, явно не желая слушать мои увертки.
Выбора не было. Я сел в машину, и Николас двинулся на восток – не в Хидден-Хиллз, а прямо в Лос-Анджелес.
Квартира Патрика располагалась в новеньком доме в центре. Пока мы поднимались в лифте, Николас признался, что никогда раньше не бывал здесь.
– Он всегда сам к нам приезжает, – сказал он, пожав плечами. – Помешан на неприкосновенности своей личной жизни.
Мы отыскали квартиру Патрика – на верхнем этаже, в самом конце коридора. Николас постучал, чтобы убедиться, что дома никого нет, а затем открыл дверь запасным ключом, который утром потихоньку снял с кольца Лекс. Мы прокрались в квартиру, как воры, хотя по сравнению с моими прошлыми делами тут и криминала-то особого не было.
Квартира была хорошая. Просторная, с дорогой отделкой, с окнами от пола до потолка, в которых открывалась панорама Лос-Анджелеса, и со вкусом подобранные элементы декора говорили о том, что к обстановке приложил руку кто-то понимающий толк в красивых вещах. И в то же время тут было как-то холодно и неуютно. Грязная чашка и ложка в раковине, куча писем и другие мелочи, разбросанные где попало, свидетельствовали, что Патрик действительно здесь живет, и все равно квартира казалась пустой и необжитой.
– Брр, – сказал Николас. Он тоже это почувствовал.
Мы стали открывать двери, ища, где Патрик мог спрятать документы, и вскоре нашли его домашний кабинет. Я осмотрел ящики стола, а Николас стал рыться в шкафу для документов, стоявшем в углу.
– Здесь ничего, – сказал я через несколько минут. – Всякая канцелярка и рабочие бумаги.
Николас задвинул дверцу шкафа.
– И тут то же самое. – Он открыл дверь чулана. – Ага, вот оно.
Я подошел к нему и увидел стоящий на полу сейф.
– Вряд ли ты умеешь взламывать сейфы? – спросил Николас.
– Не могу похвастаться таким опытом.
– Ладно. – Он уселся по-турецки на пол перед сейфом. – Значит, придется гадать.
Николас начал вводить цифры, а я вернулся к письменному столу.
– Может быть, он записал где-нибудь шифр, – сказал я, перебирая бумаги и стикеры на столе. Может быть, если я найду код первым, успею сунуть в карман незаметно от Николаса.
Николас покачал головой.
– Он бы выбрал что-то такое, что легко запоминается. Такое, что для него связано с чем-то важным.
С непоколебимым терпением Николас вводил все новые и новые комбинации. Дергал рычажок, тот не поддавался, и тогда он набирал новые цифры. Наконец мне надоело на это смотреть, и я пошел обследовать остальную часть квартиры. Прочитал заглавия на корешках книг на полках в гостиной – все больше справочники и другие юридические штуки, но попадались между ними и шпионские триллеры. Там же, на полках, стояли семейные фотографии в рамках. Вот Миа задувает свечки на именинном пироге. Вот Лекс лежит на пляже, а на заднем плане играют Николас и Миа. Вот Николас с Джессикой на фоне какого-то собора где-то в Европе. Вот какой-то мужчина с добрыми глазами, а с ним двое маленьких ребятишек – наверняка Патрик и Лекс с отцом, Беном Макконнеллом. Вот Лекс-подросток с розовыми прядями в волосах посылает в камеру воздушный поцелуй.
И ни одной фотографии Дэнни.
Я просунул голову в кабинет:
– Как дела?
– Все равно открою, – сказал Николас.
– Поздно уже.
– Время есть.
Я заглянул в спальню Патрика. Если остальные комнаты выглядели нежилыми, то здесь обстановка была совсем уж спартанская. Единственный намек на какое-то украшение – пара декоративных подушек в углу, где, я готов был поспорить, они и лежали все время. Стены были светло-серые. Покрывало темно-серое. На стене телевизор, на тумбочке настольная лампа – и больше ничего, не считая фотографии в серебряной рамке, до странности неуместной здесь, в этой голой комнате. Я повернул рамку к себе, чтобы взглянуть на фотографию.
Это было фото Лекс – она лежала в траве, касаясь ее щекой.
– Есть! – крикнул Николас из соседней комнаты.
Вот черт.
Я поставил фото на место и поспешил в кабинет, где он уже прочесывал содержимое вскрытого сейфа.
– И что там было? – спросил я.
– День рождения Лекс. – Николас протянул мне папку. – Знакомо выглядит?
Это была такая же папка, как те, что лежали в шкафчике Роберта, – досье, которые он вел на всех своих детей. На этикетке от руки было написано: «ПАТРИК – ЮРИДИЧЕСКИЕ ДОКУМЕНТЫ». Черт, черт и черт!
Документов внутри оказалось немного. Не то что толстые стопки бумаги в папках с медицинской информацией Миа или в той, что касалась Лекс и ее зависимости. Здесь лежало всего несколько листочков, скрепленных степлером, из которых следовало, что записи об арестах несовершеннолетнего Патрика Кэлвина Макконнелла закрыты и удалены, а к ним прилагался список этих арестов.
– Ничего себе… – прошептал я.
– Что такое? – Николас заглянул мне через плечо и прочитал:
«11 июля 2007. Хранение веществ, не подлежащих свободному обращению.
4 февраля 2008. Хранение веществ, не подлежащих свободному обращению.
25 января 2009. Вандализм.
2 ноября 2009. Хранение веществ, не подлежащих свободному обращению.
11 ноября 2009. Нападение с нанесением побоев.
23 декабря 2009. Нападение с нанесением побоев.
14 января 2010. Торговля наркотиками.
18 марта 2010. Нападение с нанесением побоев».
– Торговля! – сказал Николас.
– И три ареста за нападения, – добавил я. Мне стало немножко полегче. Теперь Николасу будет что расследовать, хотя это только уведет его в сторону от настоящей разгадки.
– Положим, мы не знаем, что там было, – сказал он. – Формально даже дотронуться до кого-то без разрешения – уже нападение, так? Может быть, это просто…
– Три ареста, – сказал я и вспомнил, как Патрик дал пощечину Джессике. Тогда мне это показалось совсем непохожим на него, но, очевидно, я ошибался. – Это то самое, что ты рассчитывал найти.
Николас провел рукой по волосам.
– Знаю. Вот блин. Одно дело – хотеть узнать правду, а другое…
Плохи у Патрика дела. Если бы я сам не знал, что в смерти Дэнни виноват не он, а Джессика, он бы сразу переместился на первое место в моем списке подозреваемых. На такой результат я даже не надеялся.
– Может быть, Патрик что-то задумал – какие-то дела с наркотиками, например, – а Дэнни узнал, – сказал я. – Может быть, пытался шантажировать его так же, как тебя.
Николас сглотнул.
– Он правда был очень вспыльчивый, когда был моложе. И крупный уже в восемнадцать лет, а Дэнни… такой маленький…
Я вспомнил, как в ту ночь, когда Патрик ударил Джессику, Лекс почти истерически заверяла меня, что он не агрессивный и никого из нас никогда не обидит. А Кай говорил, что Патрик когда-то продавал ему травку. Если бы не признание Джессики, я бы и сам поверил в эту теорию.