Это уже не тот царь, которого можно было чем-то запугать. Это в начале своего правления он еще не мог проявить характер и даже, случалось, сочувствовал бунтовщикам. Теперь Алексей Михайлович заматерел, почувствовал себя единовластным хозяином русской земли, и сейчас любой бунт считал наглым посягательством не только на свою жизнь, но и на устои государства. Когда царь увидел с высокого крыльца идущие к нему на помощь из Москвы стрелецкие полки, то закричал что есть мочи: «Ловите и колотите бунтовщиков!»
У людей не имелось в руках никакого оружия, и они побежали. Кто-то тогда, спасаясь от преследования, утонул в Москве-реке, многих перебили или взяли под стражу. В тот же день царь приказал повесить полторы сотни бунтовщиков близ села Коломенского, вроде как в назидание бунтарям, а других подвергли пытке, после чего отсекли несчастным руки и ноги.
Федька Опарин тоже присутствовал среди бунтовщиков, однако ему удалось избежать страшной участи. Долго парень потом скрывался по чужим дворам, прячась от истцов, но те наступали ему на пятки. Тогда Опарин решил бежать на Дон. Попрощавшись ночью с женой и поцеловав спящих детей, он сел на коня и двинул на юг…
… — Давай, докладывай, Савелий, как ты моего любимого атамана Стеньку с его братом Фролом врагам нашим выдавал! — грозно играя нагайкой, велел пленному Федор. — Чего глаза вылупил? Забыл?.. Так я тебе напомню…
У Савелия при этих словах кровь отступила от лица, настолько он был напуган.
— Феденька! Как же я мог, когда меня самого душегубы чуть на березе не вздернули? Если б не сбежал — все, конец… Нет, нет, не я!.. Не я… — дрожащим голосом пролепетал Савелий.
— Вот как… Тогда ответь мне, куда ты в ту ночь подевался?
— В какую еще ночь? — спросил пленный, притворяясь удивленным.
— В ту самую… Ты ж сказал, в туалет идешь, но не вернулся…
— А-а, вот ты о чем! — будто вдруг вспомнил Савелий. — Заблудился я в темноте, слышишь? Заблудился!.. Вроде два шага сделал, а вон оно как получилось… Долго потом плутал по степи, пока не вышел к Дону, а там мне повстречались наши беглые казачки. Все хотят жить, а какая жизнь, если царские истцы тебе на пятки наступают? Вот мы и решили все вместе пробираться за Урал. Сначала хотели уйти в Персию, но шах вполне мог выдать нас государю. Очень уж он казаков не любил… Сам знаешь, за дело… Вот так я и оказался на Амуре.
Федор в бешенстве взглянул на обманщика:
— Врешь, собака! Мне ведь доподлинно известно, как ты по доброй воле сдался нашим врагам и просил в обмен на государственную милость выдать Степана Тимофеева.
— Обманывают! Нет на земле ни одного человека, способного это подтвердить, — пытался защищаться Савелий.
— Как нет? Есть, — неожиданно раздался за его спиной до боли знакомый голос. Смотрит — Семен Онтонов. С ним они сидели в одной темнице Черкасского городка, когда казаки Корнея Яковлева решали вопрос с пленными. Тогда-то и стало известно Семену, кто выдал Стеньку и его брата. Того часто водили на допрос, откуда он возвращался пьяным и с сытой отрыжкой, а там и подкупленный узниками стражник проболтался, кто среди них злодей.
…Сидел Сева с поникшей головой и уже к смерти готовился. Нет, не пожалеет его Федор, ведь Разин был для него всем — и отцом, и братом, и любимым атаманом. Как же хочется жить! Он, Сева, еще не стар. У него много добра припрятано в тайге. Ушел бы в другие края, женился, зажил новой жизнью.
— Федор, голубчик, ты отпусти мне грехи! — взмолился вдруг он. — Что поделаешь слаб я духом, но не все ж такие сильные, как ты… — пытался подлец льстить казаку. — Сам знаешь: сколько людей, столько и мастей… Бог распорядился так, что всем нашлось место на земле — сильным, и слабым, и добрым, и злым… Вот и у самого Бога есть противник — Сатана, без которого мы давно б жили в раю… Феденька, сжалься надо мной, а я за это… — Он сделал знак, чтобы Федор пригнулся к нему, и тогда прошептал ему в самое ухо: — За это я тебе страшную тайну открою.
— Какую еще тайну, Господи помилуй? — удивленно посмотрел на него казак.
— Тсс! Есть такая тайна, о которой вы, казачье, даже не ведаете, — с опаской предупредил Федора Савелий.
— Так говори! — приказал Опарин.
— Ты слово мне дай, что я жить буду, — шмыгнул носом Крыса.
— Ты ж меня знаешь… — нахмурил брови казак.
Сева быстро-быстро заморгал глазками, словно прикидывая что-то в своем уме.
— Так вот, Федя, — сказал он, — среди вас, казаков, завелся вероломен, который нам все про вас и докладывал. Поэтому-то мы каждый казачий шаг знали. По его же просьбе и устроили вам злодейства.
— Врешь! — выставился на Севку Федор.
— Да нет же!.. Ей-богу, не вру… Вот тебе крест! — произнес Савелий и хотел было перекреститься, но помешали путы на руках.
— Ишь, Бога вспомнил! Когда предавал своих товарищей, и мысли о нем не было, верно? — недобро усмехнулся Опарин.
Сева всхлипнул и тут же сделал страдальческое лицо.
— Говорю ж тебе, духом я слаб… Когда б по-другому сложились обстоятельства… — он вздохнул. — Поверь, не по своей воле мы вам засаду в тайге устроили. Нам какой интерес? Это вашему казачку хотелось всю войсковую верхушку извести, чтоб самому стать атаманом…
Федор не поверил своим ушам.
— Не сказку ли ты мне рассказываешь? — сурово посмотрел он на Крысу. — Нет? Тогда называй скорей имя злодея…
Сева покачал своей лохматой головой, четко произнеся:
— Э, нет, Федя… Я вот тебе скажу, а ты меня на березе вздернешь. Ты лучше отведи меня в тюрьму, и я сам тебе на злодея укажу.
Старшина начал злиться.
— Ты условий-то мне не ставь! Говори сейчас, а не то я тебя отведу, куда ворон костей твоих не донесет, — грозно заявил он.
Пока Сева начал что-то прикидывать в своей хитрой голове, время шло. Вот уже и атаман, посовещавшись в сторонке с казаками, направился к пленникам, чтобы вынести им свой приговор.
— Чего, Федор, знакомца встретил? — спросил он старшину.
Федор Опарин и не знал, что ему ответить. Выложить всю правду? Тогда он вряд ли узнает имя вероломца, если, конечно, таковой на самом деле имеется.
— Выходит, так… На Дону вместе гуляли… — нахмурив брови, проговорил Опарин.
— Что ж ты, пес, в разбойники-то подался? — подойдя ближе, обратился к пленному атаман, и не получив ответа, сказал: — Наверняка не одну безвинную душу погубил!.. Вот и моих двух товарищей подстрелили, а за это ты примешь казнь вместе со своими дружками.
Он повернулся, чтобы отдать казакам приказ рубить головы злодеям, и тут неожиданно для всех встрял Федор:
— Ты погоди, атаман! Сказать надо что-то. Давай отойдем в сторонку…
— Федя, никак за старого товарища хочешь слово молвить?.. — когда они остались одни, спросил атаман. — И не думай! — жестко отрезал мужчина. — Это не просто вор, а перебежчик. Как понимаешь, пребежчикам вдвойне причитается.
— Да ты послушай меня… — Федор хотел сначала передать атаману свой разговор с Савелием, но вдруг передумал. — Ты прав, хочу просить тебя помиловать его. Не смотри так на меня, не надо!.. Знаю, он злодей, но ты ж сам когда-то говорил, что в твоем войске нет праведников. Было дело?.. Вот… У нас каждый человек на счету, и почему не взять его к нам?
— Горе с ним одно. Сам знаешь: как волка ни корми, он все одно в лес смотрит. Пропащая душа, одним словом, — расстроенно покачал головой Никифор.
Федор дико расстроился — никак не может убедить атамана. Ему Савелий нужен живой, а что возьмешь с мертвеца?
— Я, не могу, атаман, не просить за этого злодея, ведь он спас меня однажды, — неожиданно для себя самого ловко соврал он.
— Вот оно как! — удивился атаман. — Тогда и разговор другой… Так и быть, помилую сатану, но только тебе все равно за него отвечать.
— Кому ж еще! — воскликнул обрадованный таким исходом старшина.
Савелий не смог сдержать слез, когда Федор объявил ему решение атамана.
— Спасибо тебе, Феденька! Теперь знай: есть на свете человек, который душу за тебя отдаст, — всхлипывая, сказал он.
Федор поморщился, зная, чего стоят слова упыря.
— Не врал бы ты, Сева! Как был Крысой, так ею до конца и останешься… Ты лучше назови мне имя злодея.
— Нет, не сейчас… Я уже сказал тебе… — замотал головой Савелий.
Федор от досады чуть не врезал ему по уху. Вот сатана! Я, видишь ли, глотку за него драл, а он вон как со мной!..
— Смотри, Крыса! Попытаешься сбежать — сам тебя придушу, — разозлился Федор Опарин. — Если соврал мне насчет того человека, то я тебя на куски изрублю. Будешь знать, как на казацкий род наговаривать!
— Да не вру я, не вру! Вот придем в Албазин — сам увидишь, — оправдывался Крыса.
— Что ж, подождем… — коротко бросил старшина.
Слава тебе, Господи, пронесло! — вздохнул Савелий. Бледность сошла с его лица, а в тусклых глазах появился живой блеск.
Севу Деньгу казаки взяли с собой, а вот его товарищей порубили саблями. Поначалу хотели помучить, подвесив за ноги, но время поджимало. Решили, так, мол, сойдет — не велика птица, чтоб с ней возиться.
Глава девятаяПРОЩАЙ, ДЕТСТВО!
Рано утром четырнадцатого числа восьмого месяца, как раз в первый день Успенского поста, отряд под водительством Никифора Черниговского благополучно возвратился в Албазин, после месячной отлучки. Казаки успели дойти аж до самой Буреи-реки, побывав в Большом, Шингаловском, Монастырском поселениях, посетив Кумарский, Зейский населенные пункты и посмотрев, чем дышит народ в иных селищах — в деревнях Чулково, Солдатово, Озерное, Ильинское, Погодаево, Покровской, наиболее удаленной от Албазина деревне Андрюшечкина. В целом атамана порадовал настрой людей. Он видел, с каким упорством они трудятся, чтобы встретить холодную и долгую теперешнюю зиму. Строятся, заготавливают корма для скота, растят хлеб, добывают рыбу и дичь. Бывали, конечно, и иные примеры, когда люди, надеясь на случай, дурью маялись, а то и сутками напролет пили татарскую водку, за которой ходили на чужой берег. Таких лодырей атаман не щадил. Их при всем честном народе пороли татарскими плетьми — кого-то со шлепком, чтобы не покалечить, но попадались и такие, а это в основном были горькие пьяницы да завзятые бездельники, которых можно было привести в чувство только плетью с пулькою, какими бьют волков с коня.