— Вы помните того молодого переводчика, который помогал нам с монахом обмениваться речами? — вопрошал Цуй Чи. После возвращения из монастыря он собрал в своем шатре всех, кто был посвящен в суть тайного предприятия. — Если это он… Тот, кто нам нужен!
— Вы уверены? — спрашивал мужчину специальный посланник Палаты иноземных дел Хуан Мин.
— Я редко ошибаюсь, — заявлял Цуй Чи. Его надменный тон явно раздражал старого дипломата.
— Редко ошибаются только боги, достопочтенный Цуй Чи, — сказал он. — Нам, смертным, остается только им завидовать, — иронично добавил мужчина.
— Все же я уверен, это он! — не сдавался Цуй Чи.
— Тогда что же вы предлагаете нам сделать? — спросил его Хуан Мин, бесстрастно поглаживая свою седую реденькую бороденку.
Цуй Чи перевел свой взгляд на сидевших пред ним на корточках двух крепких молодцов, посланных ему в помощь Тайной палатой императора.
— Пришла ваша пора включиться в дело, — сказал он. — Надо выбрать удобный момент и захватить злодея в плен!
— Может, сразу убить? — предложил один из силачей, широкоскулый детина едва ли не в сажень ростом.
— Убить врага — дело нехитрое, но наш великий император велел доставить злодея живым, — сказал Цуй Чи. — И только лишь в крайнем случае… — Он многозначительно посмотрел на заговорщиков.
— Мы получили должное приказание, — проговорил здоровяк.
— Вам следует во всем слушаться только меня и без моего дозволения ничего не предпринимать, — произнес Цуй Чи.
— Да, достопочтенный, знаем, — поклонившись, проговорил товарищ широкоскулого. У него был низкий крепкий лоб и могучая шея, отчего он сильно смахивал на боевого испанского быка.
— Тогда запоминайте! Я сейчас все вам расскажу…
Цуй Чи принялся излагать заговорщикам детальный план придуманной им операции.
Он понимал — взять в плен беглеца непросто, ведь тот мог поднять шум. Соваться в монашескую обитель тоже опасно. Вдруг их сочтут за лазутчиков! Поэтому Цуй Чи велел сподручникам установить наблюдение за монастырем. Спрятаться где-нибудь в кустах — и ждать, памятуя о благосклонности небес к терпеливым. Однажды Ян Лун все равно появится. Не век же ему сидеть за монастырскими стенами. Тогда-то и потребуется его хватать и скрытно доставлять к границе, ночью переправляя за Амур. Сделать это не так трудно. Вокруг одни леса, где всегда можно спрятаться от чужих глаз.
— Вы пока следите за монастырем, — сказал Цуй Чи своим сподручникам, — а мы с господином Хуан Мином проведем переговоры с северными варварами, всячески их затягивая, — добавил он. — Не уедем, пока не завершим главное дело… Впрочем, нас никто не торопит. Пока суд да дело, люди из Военной палаты, посланные с нами для разведки, успеют осмотреть здешние окрестности. Причем не просто осмотреть, но и составить подробный чертеж береговых фортификаций, а заодно выяснить численность русского гарнизона. Думаю, все это нам в будущем пригодится…
— Вы хотите сказать, будет война? — осторожно спросил Хуан Мин.
— Конечно! — экстатически воскликнул Пуй Чи. — Война неизбежна! Набеги, совершающиеся нашими ратниками на левый берег Черной реки, ничего нам не дают. Русские люди невероятно упрямы. Их бьют, а они все одно — лезут… Варвары, короче говоря. Подумать только! За последние сто лет из небольшого государства они превратились в огромную державу, земли которой простерлись едва ли не до Великого океана. Еще недавно эти люди ходили в шкурах, в то время как мы уже знали письменность и имели богатую историю.
— На свете, мой друг, постоянно случаются чудеса, — тяжело вздохнул Хуан Мин. — Чем дальше, тем их больше и больше. Нет силы, способной остановить тех же северных варваров в их стремлении завоевать для себя больше пространства. Не знаю, что ими движет — жадность или умение видеть перспективу, только вот с государственной точки зрения они поступают правильно. Другое дело, русские никак не могут управиться с захваченным. Самое главное — они ущемляют наши интересы, а такие ситуации обычно приводят к конфликтам.
— Я и говорю, война неизбежна! — отдавая должное словам Хуан Мина, с некоторым пафосом произнес Цуй Чи.
— Именно так зачастую решают вопросы военные, — тут же огорчил его Хуан Мин. — Мы, дипломаты, всегда стремимся обойтись без кровопролития. Да, договориться труднее, чем поднять меч на врага, но мы люди, а не животные. Если с чем-то и должен бороться человек, то только с собственной глупостью и жестокостью. Если такого поединка не будет, мы вновь превратимся в пещерных людей.
На губах Цуй Чи появилась гаденькая усмешка, и он саркастически произнес:
— Оказывается, вы философ. Только что толку в ваших измышлениях? Сила человека — воля и оружие.
— Нет, сила человека — мозги, — поправил мужчину дипломат. — Без них никакое оружие ему не поможет, а только принесет еще больше бед…
Цуй Чи покачал головой.
— Вам, уважаемый, трудно меня переубедить, — сказал он. — До того, как меня перевели на службу в Палату наказаний, я с мечом в руках прошел почти всю Азию, покоряя ее народы, и кому, как не мне, знать, в чем заключается сила человека?.. Ну а русские… — Цуй Чи помолчал, будто пытаясь подобрать нужные слова. — У нашего молодого императора, говоря словами франков, много амбиций, и он не станет им уступать… В Пекине говорят о каком-то грозном албазинском войске, но мы-то с вами видим реальную картину. Где это войско, скажите мне? Есть только кучка полуголодных казаков. Ведь они сами говорят, что сейчас на полях был неурожай, а везти столь необходимый русским хлеб издалека кажется мне накладным. Вот и посудите, каково им тут живется, а голодный воин — плохой воин.
— И все же дипломатия приносит человечеству больше пользы, — многозначительно произнес Хуан Мин. — За ней будущее. Придет время, и люди научатся договариваться между собой. Тогда-то войны исчезнут навсегда.
— Что же вы говорите? Это позиция слабых! — воскликнул Цуй Чи.
— Нет, позиция тех, кто стремится обратить наш грубый и дикий мир в мир счастья и благоденствия, — спокойно возразил ему Хуан Мин.
Цуй Чи фыркнул.
— Теперь я понимаю, почему всю жизнь недолюбливал дипломатов, — не найдя иных аргументов для продолжения спора, неожиданно и безапелляционно заявил он. — Дай вам волю — вы и нашу великую империю тут же превратите в половую тряпку, и об нее все будут ноги вытирать, — добавил Цуй Чи.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
Глава перваяРОДНЫЕ ДЫМЫ
Федор с товарищами вернулись домой в то время, когда их уже и ждать перестали.
— Сгинули наши ребята в чужой земле, — вздыхали казаки. — Эх! Вот так всю жизнь по бедам и ходим!..
— Зачем вы их хороните! — злился Черниговский. — Не верю, чтобы Федька не вернулся. За ним беда всю жизнь по пятам ходит, а догнать так и не может. Слишком Федька-то везучий.
Прав оказался Никифор. За неделю до праздника Воздвижения, когда на Руси обыкновенно бабы начинают солить капусту, Федор объявился в крепости, и не один, а со всей своей невеликой дружиной. Встречать их высыпал весь Албазин. Путники выглядели усталыми и хмурыми.
— Какие несчастные! — воскликнула какая-то казачка, увидев черные ввалившиеся глаза всадников. — Видать, нелегко пришлось…
— Федор, ты скажи-ка нам: сынка-то своего нашел? — закричал кто-то вслед Опарину.
Тот ни глазом, ни ухом не повел.
— Егоршу Комара там видали? Чего молчите, казаки?..
Те, опустивши головы, так молча и прошли мимо толпы, словно призраки.
— Вот оно как! — покачал головой Иона. — Значит, Бог на этот раз им не помог. Благословения старца гордецы получать не захотели перед тем, как отправиться в путь.
— Какое еще благословение! — усмехнулся кто-то из стоявших в толпе албазинцев. — Им надо, чтобы Вишняков не прознал, поэтому так и спешили.
— Если бы узнал? — удивленно спросил Иона.
— Он бы ни за какие коврижки не пустил! Запер в темницу — вот и весь разговор! — отвечали ему.
— Федору-то что? — хмыкнул диакон. — Огрел плетью — и поминай как звали.
Миновав крепостные ворота, всадники, не останавливаясь, двинулись в сторону посадских изб. Сейчас их единственным желанием было поскорее попасть домой. Перед этим путники трое суток находились в дороге, утомив не только себя, но и коней. Что делать, если за ними по пятам шел враг? Седьмого дня под Айгуном всадники напоролись на конный отряд маньчжур. Пришлось дать бой. Кровавая сеча длилась недолго. Осознав всю лихость противников, маньчжуры отступили, оставив на поле брани с полдюжины своих мертвых товарищей.
— Сучьи дети! Наверняка за подмогой поскакали, — поглядев вслед азиатам, сказал Федор. — Давай, братцы, за мной!.. — и он пришпорил своего верного Киргиза. Надо убираться как можно скорее, пока не появились чужаки.
До границы оставалось всего-то верст тридцать, но этот путь показался казакам долгим, словно сама жизнь. Как они обрадовались, когда где-то впереди замаячила серая с осенней рябинкой полоса Амура! Там, за полосой, находилась их родная земля. Еще немного, и путники будут в безопасности. Остается только переплыть реку — и все…
— Маньчжуры! — первым заметил настигавшего их врага Игнашка Рогоза.
— Давай-ка к реке! — не раздумывая, скомандовал Федор и погнал Киргиза по заросшим кустарниками прибрежным пескам. Колючие ветки шиповника больно ранили ноги коней, высокие пожухлые травы мешали их бегу; они спотыкались, сбивались с шага, однако, чуя беду, продолжали наперегонки мчаться вперед.
Река в этих местах оказалась широкой и прогонистой. Федор тут же смекнул, что лошадям вряд ли удастся ее одолеть. Сил не хватит. Понесет, и не выплывут. Попытаться самим доплыть — так ведь в воронку закрутит или же ноги судорога сведет. Месяц-то холодный, оттого и вода ледяная…
Назад им тоже нет ходу. Гудит земля под копытами вражьих коней — скоро настигнут. Целая воронья туча маньчжур — разве справишься?..
Надо уходить берегом, — единственное пришедшее в эту минуту на ум старшине.