На Маркуса, обычно склонного к сарказму и язвительным подколкам, сошла торжественная мрачность.
– Считай, тебе выпал шанс начать с чистого листа. Вспомни все, чему научился за последние восемнадцать лет, и не наступай на старые грабли. Будь у меня возможность изменить кое-что из пережитого с Инеком, я бы непременно ею воспользовался.
Он взглянул на парившие над дверью часы:
– Мне пора. Через пятнадцать минут собрание рабочей группы. Ну что, в субботу сыграем в футбол? Первый матч дома!
Конечно, Маркус свел все к футболу. Чувствуя себя неуютно, Пенни начинала прибедняться, а Маркус заводил речь о спорте. Кин знал брата и сестру Фернандес лучше, чем они сами.
И все же накопленные эмоции требовали выхода. Кин закипал при мысли о том, как ловко Маркус перевел Хезер и Миранду в разряд досадных неудобств, будто их судьба значила не больше, чем накладка в рабочем графике или пролитый напиток. Глядя на друга, Кин едва не разразился гневной тирадой в защиту своей семьи.
Он мог бы многое сказать, но все это прозвучало бы неуместно. Было бы ниже достоинства Хезер и Миранды. Кин лишь кивнул – дескать, ступай – и после ухода Маркуса остался наедине с мыслями.
Навыки визуализации помогли Кину вспомнить не только путь из фойе здания к своей квартире, но даже количество шагов и поворотов. Любое движение эхом отзывалось в памяти. Все образы, от линолеума на полу кабины лифта до истоптанного ковра в коридоре, были как родные. На мгновение обе жизненные эпохи наслоились друг на друга, и у входной двери Кин машинально полез в карман за ключами, но вспомнил, что здесь, в этом времени, механические замки больше не являются неотъемлемой частью городской жизни. Он рассмеялся, расправил плечи, отошел на пару футов от двери и поднял глаза к сканеру лица. Не успел он принять нужную позу, как дверь отъехала в сторону.
– Кин!
Пенни бросилась ему на шею, стиснула в объятиях, и Кин обмер, почуяв аромат ее волос, совсем иной, не как у Хезер. Никогда прежде он не обонял такого стойкого и неизменного запаха.
– Я так волновалась!
Кин через силу ответил на объятия, выронив сумку и подстраиваясь к росту Пенни. Она была на добрых шесть дюймов ниже Хезер.
– Я в норме. Честное слово. Прости, что испортил свадьбу.
– У нас дома новое правило: никто не извиняется за происшествия, связанные с утечкой радиации.
Пенни запечатлела на губах Кина долгий поцелуй, сказавший куда больше, чем ее слова, схватила его за руку и затащила в тесную квартирку.
– Мне намекнули, что торопить тебя не следует, поэтому я решила удивить… – пояснила Пенни и умолкла, ослабив хватку.
Кин обвел глазами помещение, которое раньше называл своим домом. Мебель стояла там же, где и всегда. Даже запах – смесь рециркулированного воздуха высотных зданий с манговыми духами Пенни – остался прежним.
Но, несмотря на всю эту… аккуратность, все вокруг казалось не реальной жизнью, а ее имитацией.
Глаза Пенни заблестели, а губы дрогнули и поникли, прежде чем сложиться в улыбку, бравшую начало во взгляде.
Неужели все будут реагировать на встречу с Кином подобным образом? И сколько раз ему придется повторять легенду?
– Что, все плохо? – спросил он.
– Все прекрасно.
Улыбка Пенни сделалась ярче, но лицо помрачнело.
– Я постарел.
– Нет. Ну конечно нет. Постарел – это когда выглядишь, как моя бабушка. Совершенно седые волосы, второй подбородок, старческие пятна… Лет в сто пятьдесят или около того. А ты…
Она уставилась в пол. Защелкала пальцами, подыскивая нужное слово.
– …ты выглядишь элегантно. Особенно в очках. Очень коронно.
«Коронно».
Впервые за несколько дней после пробуждения Кин услышал сленг этой эпохи.
– Я постарел, – повторил он и прошел в комнату.
Он сел на диван – туда же, где всегда садился в позапрошлой жизни. Думал, почувствует себя как дома, но углы сиденья казались острыми, а набивка каменной. Он поерзал, пытаясь уловить знакомые ощущения.
– Говорю же, нет! – воскликнула Пенни и, устроившись рядом, завела прядь волос за ухо. – Вот смотри, натуралисты отказываются от метаболизаторов. В тридцать лет они выглядят, как мы в шестьдесят. Допустим, моя двоюродная сестра Кэсси, ты ее не знаешь. Она живет в Шотландии, мы с ней ровесницы, и она прекрасно выглядит. На вид ты не сказал бы, что она натуралистка, если не считать…
Она умолкла и покачала головой:
– Ну вот, опять я заговариваюсь?
Вспыхнуло еще одно воспоминание. Нервничая, Пенни несла всякую чушь. Временами это сердило Кина, а иногда вызывало умиление.
– Ну а я как выгляжу? На тридцать или шестьдесят? – лукаво спросил он, чтобы снять напряжение – и свое, и Пенни.
Она привстала на колени, одной рукой оперлась Кину на бедро, чтобы не потерять равновесие, а другой стала нежно массировать ему плечо.
– Давай начнем сначала. Сделаем вид, что я «Пенни-повар», а не «Пенни-болтушка». Я счастлива, что теперь ты дома и в безопасности. Очень жаль, что с тобой произошел тяжелый случай. Я сделаю все, чтобы ты поскорее пришел в себя. Маркус говорил, контакт с радиацией может вызвать снижение тонуса и болезненные ощущения. Но выглядишь ты прекрасно, честное слово.
Она снова улыбнулась, в этот раз более искренне.
– На следующей неделе, когда вы с Маркусом будете спорить про «Арсенал» и так далее, ты и не вспомнишь об этом инциденте.
– Спасибо, лапушка.
«Лапушка».
Кин понял, что оговорился. Так он ласково называл Хезер, но не Пенни.
– Лапушка? Стоило один раз чудом выжить, и у тебя появилась слабость к нежным словечкам? И чего еще мне ждать?
За диваном что-то заскреблось, а затем на спинку вспрыгнул комок черно-белой шерсти. Акаша стала принюхиваться – Кин ли это? – и розовый нос над белым подбородком заходил ходуном.
– Акаша…
Кин протянул руку, собираясь погладить ее по спинке. Несколько лет назад Пенни подобрала эту кошку в переулке за гостиницей, где обслуживала какое-то мероприятие. Жаль, что люди из бюро запретили упоминать о Бэмми. Пенни оценила бы рассказ о том, как Кин и Хезер взяли из приюта борзую, отработавшую свое на собачьих бегах.
В ответ на его жест кошка зашипела, спрыгнула с дивана и умчалась в спальню.
– Наверное, запах радиации не понравился, – притворно усмехнулся Кин.
При упоминании о радиации Пенни изогнула левую бровь. В памяти у Кина всплыл еще один навык спецагента. Простейший способ разрядить обстановку – смена темы разговора.
– Ну что мы все обо мне да обо мне. Как прошел твой день? Неужели это… – Кин помолчал, вбирая и расшифровывая запах, пропитавший квартиру. – Неужели это фрикасе из курицы?
– Ого, после комы ты превратился в шеф-повара, – покосилась на него Пенни.
– Было бы неплохо.
В голове у Кина разгорелась яростная схватка между прошлым и будущим. Единственное, что он должен знать о кулинарии, – это как открыть контейнер с готовой едой.
– Брякнул наудачу. Запах знакомый.
– Ты уже пробовал куриное фрикасе?
Ну конечно. Миранда называла это блюдо «знатной курочкой по-французски». Быть может, Кин каким-то образом унес рецепт Пенни в прошлое?
– Давали вчера в больнице. Быстрый вариант. Я запомнил и запах, и название.
Пряное блюдо с обилием специй. Нежное тушеное мясо. В последнюю версию этого рецепта Кин добавил карамелизованный лук – для едва ощутимой сладости.
– И еще ты готовила его на первом нашем свидании.
– А я думала, у тебя откладывается только информация об «Арсенале», – оживилась Пенни и ласково добавила: – Решила, тебя порадует это блюдо. Хотя сомневалась, что ты его вспомнишь.
– Да, последнее время с памятью нелады.
Первое свидание состоялось через неделю после их знакомства на барбекю у Маркуса. И всю ту неделю Маркус втолковывал Кину, почему спецагенту не следует встречаться с его сестрой. Тем вечером Кин приехал пораньше – не нарочно, так уж вышло. В квартире Пенни – та была меньше и теснее их общего жилья, да еще со множеством приемных котят, жалобно мяукавших в закрытой ванной, – стоял такой же аппетитный аромат специй и куриного бульона. Пенни открыла дверь в самом что ни на есть поварском виде, с платком на голове и в не особо чистом переднике. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что она определенно не любит, когда гости являются раньше назначенного времени. Кин притворился, что желает научиться готовить. Но на самом деле ему лишь хотелось продолжить разговор недельной давности, прежде чем в зарождающиеся отношения вмешается Маркус.
Довольно быстро Пенни поняла, что на кухне Кин совершенно беспомощен. Однако каким-то образом они сумели условиться о втором свидании.
– Разве можно забыть такой шедевр от шеф-повара?
– Теперь ты мне льстишь, – усмехнулась она. – Ну какой из меня шеф-повар? Я просто Пенни.
«Просто Пенни».
Универсальная и самоуничижительная отговорка, когда кто-то делал ей комплимент. Наверное, родом из детства, проведенного под пятой властных родителей. Бесчисленное множество раз Кин называл свою счастливую монетку «просто пенни», но и фраза, и монета, и эта женщина имели для него особое значение. «Просто»? Как бы не так.
– Вообще-то я подумывал взять у тебя несколько уроков, – сказал Кин, пытаясь найти способ восстановить мостик между ними. – Конечно, если ты не против поучить меня готовке.
Пенни приоткрыла рот, и ее брови поползли на лоб.
– Кин Стюарт! – воскликнула она после паузы. – Неужто одной-единственной комы хватило, чтобы ты наконец-то заинтересовался едой?
– На больничной койке полно времени подумать о всяком.
Поманив его за собой, Пенни направилась на яркую кухню, и оттенок ее платья слегка изменился под стать освещению.
– Так что здесь происходит? – спросил Кин. – Забудь о первом свидании. Сегодня мне и правда интересно.
– Короче, сейчас блюдо тушится. Я только что добавила красное вино, а теперь нарежу чеснок.
На стандартной кухонной столешнице рядом с чесночными зубчиками материализовалась разделочная доска скучного серого цвета.