Борис Сирко, должно быть, велел своему шоферу ехать живописным маршрутом, потому что до его прибытия проходит добрый час. Он крупный мужчина. Очень большой. Выглядит так, как будто кто-то задался целью сделать цементовоз, а затем неохотно изменил технические характеристики, чтобы вместо него вышел мужчина средних лет. Закутанный от холода в пальто, явно сшитое из шкур косолапых тюленей, он дополняет свой образ некоторыми аксессуарами – солнцезащитные очки, перчатки и фетровая шляпа в стиле Синатры. На его подбородке расплывается кровавое пятно. Вероятно, порез от бритья. Или останки конкурента, которого он съел на завтрак.
Затем я замечаю нечто по-настоящему ужасающее, нечто, от чего на моем лице застывает скромная улыбка, как будто я накрасила губы жидким азотом: Борис Сирко пришел не один, и он привел не того головореза, который угрожал Дэвиду Адлеру. Он привел кое-кого намного хуже. Кое-кого, кто встречал меня вне образа Норы.
Свою дочь.
Ирина стоит позади отца, одетая в черное пальто. На этот раз она оставила берет дома, и ее слезы, видимо, закончились после нашей встречи. Она почему-то кажется более суровой, более решительной.
Я не могу допустить, чтобы она узнала меня, но я также не могу нырнуть под стол. Не имея вразумительной идеи, как сбежать или скрыться, я должна верить, что парик, грим и новый контекст защитят меня. Я верю так сильно, что мои ладони вспыхивают. Радж немедленно подводит ко мне папу и дочку.
– Нора, – говорит Радж, – это Борис Сирко, генеральный директор Luck Be a Lady, и его потрясающая дочь Ирина.
– О боже. Приятно познакомиться, – лепечу я, почтительно опуская глаза. За этими прикрытыми веками я с лихорадочной интенсивностью думаю о Норе – о ее характере, ее предыстории, о том, как ей нужна эта работа, как она хочет произвести хорошее впечатление на начальника своего босса, даже если она, вероятно, чувствует себя некомфортно рядом с людьми, облеченными властью. Эти обстоятельства определяют тон моего голоса, наклон моей головы, положение моей руки на краю стола.
– А это Нора. Наша замечательная новая секретарша в приемной, – говорит Радж. На этот раз без шуток.
– Я люблю телефоны. – Я не отрываю глаз от своих ботинок. – Все виды телефонов. Люблю их.
– Да, – гремит Сирко. Я рада, что он в солнцезащитных очках, потому что не думаю, что мне понравилось бы, как он на меня смотрит. – Вы, американские девушки, все так себя ведете. Всегда разговариваете по этим телефонам. Вот Ирина, она такая же. Всегда ее телефон делает это «ла-ла-ла, ла-ла-ла». – Он издает серию нот, которые могли бы низвергнуть птиц с неба. – Как ты это говоришь?
– Рингтон, папа, – шепчет Ирина.
– Да. Рингтон. Нора, хорошее американское имя, да? Ты из Нью-Йорка, да?
– Нет, мистер Сирко, – импровизирую я. – Нью-Джерси.
– Ах, Нью-Джерси, штат садов. У девушек из Нью-Джерси, у них такие же красивые волосы, как у тебя? Это… как бы это сказать?
– Блонд? – Я чирикаю, как воробей, который только что забрел в коробку-ловушку.
– Блонд. Да. Ирине я говорю: «Теперь ты настоящая американская девушка. У тебя, должны быть, такие светлые волосы». Но она говорит мне «нет». – Сирко издает звук, который у человека поменьше назывался бы вздохом. У него – небольшой ураган. – Это очень красиво, – говорит он. Одна мясистая рука тянется к другой, снимая кожаную перчатку, а затем пожелтевшие пальцы дотрагиваются до волос Норы. Или, другими словами, моего парика. Рука Сирко, конечность, похожая на дубинку, ни за что не оставит этот парик на месте. Я застыла, как сталагмит в трехдюймовых туфлях-лодочках. Но за мгновение до контакта Ирина, которая, очевидно, прошла по крайней мере один онлайн-семинар по сексуальным домогательствам, отводит его руку.
– Папа, хватит!
Сирко запихивает свой неприличный окорок обратно в карман.
– Прости меня, – говорит он. – Твоя красота делает меня самым плохим человеком. – Он поворачивается к Раджу. – Хорошо. Пойдем. Покажи мне эту новую кампанию. – Он врывается в кабинет Раджа, словно танк в фетровой шляпе, и, к невыразимому облегчению Норы – и моему – Ирина следует за ним, хотя, прежде чем исчезнуть внутри, она бросает на меня осторожный взгляд, поджав губы. Может, извинение за грубость ее отца. А может, что-то еще.
Дверь закрывается. И впервые за несколько минут я дышу. Я больше не Нора. Но я и не чувствую себя собой. Когда я смотрю вниз на свои размалеванные пальцы, они кажутся скульптурными, чужеродными. Я не верю, чтоцццццццц они смогут держать заколки и пинцет без тряски, поэтому я не могу сейчас взяться за второй шкаф. Кроме того, Ирина может выйти из комнаты в любой момент, и будет лучше, если меня здесь не будет, когда она это сделает.
Я делаю единственное, что в моих силах. Ухожу на ранний ланч.
Через несколько минут я наедаюсь до отвала во вчерашнем баре и выпиваю двойную водку. Вскоре я чувствую себя далеко-далеко, завернутой в непроницаемое облако. Не тусклый туман снаружи, а что-то более яркое, белое, мягкое, что уносит меня прочь от прощального взгляда Ирины, пожелтевших пальцев Сирко. Когда я чувствую, что плыву, я твердо кладу руки на стойку и начинаю свою литанию. «Это твои пальцы», – говорю я себе. Затем останавливаюсь. Я бы предпочла плыть.
Мой телефон звонит. Не мой телефон. Телефон Норы. Это сообщение от Раджа, спрашивающего, где я, и приглашающего на ланч с Сирко и командой. Я пишу в ответ, что ушла на обед пораньше, и дополняю соответствующим смайликом – грустные глаза, ладони, сложенные в молитве: типа, простите, я уже поела. Потом я выпиваю еще один бокал и готовлюсь к возвращению.
В туалете, где пахнет мочой, мокрым цементом и шалфеем, я повторно наношу блеск для губ. Лицо в зеркале не похоже на меня, оно не похоже ни на кого, оно почти не похоже на лицо. Но мне нужно носить его, по крайней мере, еще несколько часов, поэтому я возвращаюсь к роли. Если Сирко и Ирина вернутся в офис после обеда, мне нужно убедиться, что они увидят именно Нору.
– Я Нора, – шепчу я. – Я Нора. Я провела свой обеденный перерыв, просматривая товары для саморазвития на полках в книжном магазине, а потом съела шоколадный батончик на обед, и это действительно ужасно, потому что я пытаюсь сократить потребление сахара, но я просто обожаю шоколадные батончики! А теперь я собираюсь пойти и провести остаток дня, будучи самой лучшей секретаршей, какой только могу быть в офисе, где, кажется, никогда не звонят эти чертовы телефоны.
Я протягиваю руку к зеркалу и глажу Нору по щеке, пачкая стекло. А затем своим собственным голосом – тише, тверже – я говорю:
– Да уж, ты в чертовской опасности, сучка.
Глава 14Одинокая прогулка
Войдя в офис, я обнаруживаю его пустым. Облегчение переходит в тошноту, и я едва успеваю добежать до дамской комнаты, где меня рвет горькой струей водки и желчи. Пить на пустой желудок – не лучшая идея. Как и проникать в подставную корпорацию, принадлежащую мафии, в парике среднего уровня. Я прополаскиваю рот, пересохший от рвоты, рассасываю еще несколько мятных леденцов и возвращаюсь к своему столу.
Я понятия не имею, когда вернутся мои коллеги. Спустя час без звонков и продолжающегося отсутствия Раджа нетерпение перевешивает тревогу. Я пытаюсь взломать замок своими самодельными отмычками. Но либо я неправильно согнула свою заколку для волос, либо остатки водки в моем организме нарушили координацию движений, либо этот парень с YouTube был обыкновенным мошенником. Замок неподатлив, как в греческой трагедии.
Радж возвращается после четырех и зависает возле моего стола, его тело в головокружительном наклоне.
– Привет, – говорит он. – Я пропустил какие-нибудь звонки? Долгий обед с боссом. Было отлично. Жаль, что ты не пришла. Ты действительно понравилась мистеру Сирко. Он хотел, чтобы ты присоединилась.
– О, вау, правда? Мне так жаль, что я пропустила обед. Но мне пришлось уйти пораньше. У меня такая штука с гипогликемией, и когда у меня понижается уровень сахара в крови, я должна немедленно поесть, иначе у меня сильно кружится голова, понимаешь?
– Ну, не волнуйся. Я уверен, что он скоро вернется в офис.
Именно этого я и опасалась. Несмотря на соблазн второго шкафа и желание получить больше информации о Дэвиде Адлере – любой информации о Дэвиде Адлере – от Раджа, я не могу рисковать, Ирина узнает меня. А еще это странное ощущение, которое я испытала в баре, желание уплыть куда-нибудь подальше. Несмотря на удушающую скуку этих трех дней, я позволила себе глубже войти в роль, чем делала это все последние годы. Теперь пришло время – ногти ободраны, костяшки пальцев кровоточат – выкарабкиваться обратно. Нора должна дать о себе знать.
– Мистер Патель, – говорю я.
– Ну хватит уже, зови меня Раджем!
– Хорошо. Радж. Мне так жаль, и, о боже, пожалуйста, не сердись на меня, но просто я не думаю, что смогу здесь дальше работать. – Я ищу оправдание, которое можно было бы привести, и вспоминаю, как Радж говорил о Дэвиде Адлере. – В такой интернет-компании слишком много ответственности, слишком много давления, и я не думаю, что смогу со всем этим справиться.
– Серьезно? У тебя все отлично, Нора. И это всего лишь твоя первая неделя. Ты привыкнешь к темпу. Даже на таких высоких каблуках. Шучу! Хотя в них, наверное, действительно трудно ходить?
Приспосабливание к темпу LBAL потребовало бы нескольких ампутаций. Затем ко мне приходит вдохновение.
– Прости, – начинаю я. – Я не хотела тебе этого говорить, но во время моего обеденного перерыва позвонил мой менеджер. Есть роль в гастрольной постановке «Карусели», которая только что открылась, и я не могу отказаться от своей мечты, Радж. Я обязана принять это предложение. Гастроли в Гранд Рэпидс. В Дулуте. Как я себе все и представляла. Репетиции начинаются завтра. Мне жаль, что так вышло. – Я опускаю глаза на ковер, который не поощряет более пристального изучения. – Я знаю, какая это потрясающая работа и как мне повезло, что она у меня есть. И я действительно благодарна, что мне предоставили такую возможность. Но актерство – это моя жизнь, понимаешь?