– Да. Конечно. Но, Жюстин, есть еще кое-что. Два дня назад, на вечеринке, мне показалось, что я видела Дэвида Адлера, человека, который исчез. За ним я и побежала. И теперь я думаю, что Дэвид Адлер – это даже не его имя. Но «плохой доктор» – то есть Крейг… Ты когда-нибудь видела его с мужчиной с вьющимися каштановыми волосами и в очках? Только, может быть, очки даже не…
Она останавливает меня.
– Ви-ви-ан! – Она произносит мое имя медленно и четко, между каждым слогом целая вечность. – Я чертовски занята. Вали спать. Увидимся завтра после шоу, когда ты принесешь мне самый большой букет, который только возможно легально купить в винном магазине на углу, и тогда мы сможем поговорить обо всех твоих захватывающих иллюзиях. Тебе ясно?
– Как летом на Ямайке, – откликаюсь я. Но звонок уже завершен.
Я никогда всерьез не думала, что Жюстин может быть замешана. И ничто в этом звонке не убедило меня в обратном. Остаются Дестайн и Чарли. Дестайн обладает врожденной жестокостью и отстраненностью для подобного. И он, должно быть, когда-то обучался слежке. Но я встретила его случайно. Потому что я вышла пообедать, что делаю достаточно редко, и нашла Винни Мендосу. Тело, по крайней мере, было настоящим. Так говорилось в криминальной хронике, так сказала бармен из Джиггера. Никто не мог подбросить его или запланировать, что я найду его, что Дестайн будет на смене именно в этот момент. Что оставляет Дестайна вне подозрений.
Чарли. Мой дорогой Чарли. Человек, который, казалось, не умел хитрить, замышлять или притворяться. Я запланировала интервью о «зимних эффектах» спустя несколько недель после встречи с Дэвидом Адлером. Но Чарли работает в театре. Нам нравятся одни и те же драматурги-экспериментаторы. А это значит, что он мог найти подход ко мне несколькими способами. И насколько я помню, я запланировала интервью только потому, что Jack Frost прислали мне пресс-релиз, анонсирующий их новую линейку сценических эффектов. Несколько пресс-релизов. Так Чарли познакомился со мной. А потом, когда я не захотела сводить его в тот вечер на спектакль, он снова нашел меня на блошином рынке. Он подумал, что я отвезу его домой, что он сможет оставить камеру в моей комнате, вероятно, пока я была в ванной, смывая его с своих бедер. Чарли. Мужчина, который, как я верила, видел во мне что-то вроде девушки, которой я когда-то была. Я так легко вспоминаю те первые мгновения с ним – его улыбку, мягкий рокот его голоса, его аромат, цитрусовый и сладкий. И то, что произошло позже, то, что увидела камера: его щека прижалась к моей, наши ноги переплелись, его губы произносили мое имя, когда он сжимал простыню в кулаке. Он берет трубку после первого же гудка. За его приветствием я слышу визг электрогитар и громкий разговор.
– Чарли, – начинаю я, все еще находясь в уединении под навесом, пораженная тем, что мой рот может произносить слова, – мне нужно тебя увидеть.
– Привет! Ух ты. И да, с Новым годом! У меня дома несколько парней из студии… Да ладно тебе, Коринн! Ну хорошо: несколько парней и одна девушка – и мы только что заказали пиццу. Хочешь зайти, потусоваться?
Интересно, помогал ли кто-нибудь из этих друзей установить наблюдение?
– Чарли. Мне нужно поговорить с тобой. Наедине. Дело серьезное.
– Правда? Ладно. Что происходит?
– Встреться со мной. Парк Томпкинс-сквер. Рядом с фонтаном Трезвости. – Я взвинчена, да, но все еще способна к иронии. И он, должно быть, слышит иней в моем голосе, потому что не протестует.
– Ну… ладно. Дай мне десять минут.
Мое тело идет, мои ноги едва касаются тротуара, сначала в винный магазин за еще одной бутылкой, и затем внезапно, не зная как именно, я оказываюсь на углу парка. Может быть, мне следует испугаться. Здесь. Ночью. Одна. Теперь я точно знаю, что кто-то действительно наблюдал за мной. Но я перестала бояться. То, что я чувствую сейчас, хуже, чем страх, дикая паника, которая охватывает меня с такой силой, что мне кажется, я вот-вот разобьюсь вдребезги. Направляясь к фонтану, обходя дерево, под которым я нашла тело Винни Мендосы, я пытаюсь подготовить речь для Чарли. Но мой рот больше не создан для слов. Я хочу превратиться в волка. Выть, выть и выть.
Фонтан расположен под неоклассическим навесом, подпираемым четырьмя дорическими колоннами. Каждая сторона олицетворяет разные добродетели: Веру, Надежду, Милосердие, Воздержание. Худшая женская группа за всю историю. Когда я оборачиваюсь, прислоняясь спиной к колонне, я вижу Чарли, приближающегося своей длинноногой походкой, руки засунуты в карманы джинсов, только потертый свитер защищает его от мороза. Он тянется поцеловать меня в щеку, но я отстраняюсь, подыскивая нужные слова.
– Привет, Вив, – здоровается он. – Что случилось? Ты… это… Вив, ты беременна? Потому что я знаю, что мы не всегда предохранялись, и я подумал, что ты принимаешь таблетки. Но это было глупо. Я должен был спросить. И, конечно, я поддержу тебя. Какой бы выбор ты ни сделала.
Я никогда не видела сценария, который мог бы так быстро перейти от трагедии к комедии. Шок заставляет меня заговорить.
– Нет, – отвечаю я. – Я не беременна. И если бы у меня внутри был твой ребенок, я бы вырвала его первой же ржавой вешалкой для одежды, которую смогла бы найти. Поэтому, прежде чем я пойду в полицию и сообщу о преследовании, незаконной записи и бог знает о чем еще, у меня к тебе несколько вопросов, если ты не возражаешь.
Наконец-то подействовала таблетка, и, хотя слова резкие, голос, произносящий их, пустой, почти монотонный, более ледяной, чем слякоть под ногами.
– Но, Вив… – произносит он, протягивая ко мне руку.
– Если ты дотронешься до меня хоть одним гребаным пальцем, я нахрен откушу этот палец. – Вместо речи у меня выходит какое-то шипение. – Чарли, я нашла флешку. Как ты и хотел. И подобрала пароль. Итак, я знаю, что ты установил камеру в моей квартире. На кого ты работаешь? Кто на самом деле Дэвид Адлер? И я была бы очень благодарна, если бы ты мог объяснить, почему ты решил испоганить мою жизнь именно таким образом.
На этот раз отступает Чарли, глаза широко раскрыты, будто их заклинило, руки вытянуты перед собой, пальцы растопырены.
– Флешку? Какую флешку? – В его голосе звучит замешательство, а также нотки паники. – О чем вообще речь? Преследование, запись? Вив, ты в порядке? Потому что все, что ты говоришь, не имеет никакого смысла. Ты под кайфом или что-то в этом роде? Ты что-то приняла? Пожалуйста, просто скажи мне, что происходит?
Каждую неделю я вижу десятки актеров, кто-то виртуозен, кто-то нет. Во всех, кроме самых лучших, есть признак, который дает вам понять, что они играют роль – запинка в речи, заминка в походке, какой-то небольшой нервный тик, который усиливает разрыв между человеком и ролью. В Чарли нет ничего подобного. Так что либо он новый Оливье, либо не врет. И на утешительный момент я позволяю себе насладиться этой вероятностью. Что я все неправильно поняла. Что он настоящий. Слишком хорош, чтобы быть правдой, и в то же время правдив. Затем момент заканчивается. Потому что по-другому камера не могла попасть в мою квартиру.
– Чарли. – Я произношу слова нарочито медленно, точно разговариваю с туповатым и непослушным малышом. – Кто-то установил камеру в моей квартире, и вряд ли кто-то еще кроме тебя у меня бывал. Так что мне точно не нужна гребаная бритва Оккама, чтобы понять, что к чему. Но ладно, давай попробуем по-твоему. Кто-нибудь просил тебя принести что-нибудь ко мне домой и оставить это там?
– Вив, я ничего не приносил! В прошлый раз я собирался подарить тебе цветы, но потом вспомнил, как ты говорила, что ненавидишь их, что, как только их срезают, они уже мертвы.
В желтоватом мареве уличного фонаря я изучаю его черты, его напряженную позу. Я не так давно знаю Чарли, но за это время он никогда ничего не скрывал от меня, ни своей мягкости, ни своей обиды, ни своего желания. Даже сейчас он скрывает свое горе в изодранном рукаве своего свитера. Я не знаю, что и думать. Я медленно подхожу к нему, достаю флешку из кармана пальто и протягиваю ее на ладони.
– Я нашла это.
– Это? Что это?
– Компьютерная флешка. На ней мои фотографии, сделанные пару месяцев назад, на улице и в театре. И там же есть видео. На нем мы с тобой. В моей квартире. В постели. Значит, кто-то, должно быть, установил там камеру. И я больше никого не пускала внутрь. – Кроме моей лучшей подруги. И Дестайна. – Ты же знаешь, у меня около миллиона замков, так что взлом практически невозможен. Даже у управляющего нет ключей от всех. Так что это наверняка ты, Чарли. Других вариантов нет.
– Но, Вивиан, я бы никогда…
– Я хочу верить тебе, Чарли. Я верю. Но я не понимаю, как еще подобное могло произойти.
– Вивиан, ты уверена, что ничего не принимала? Потому что то, что ты говоришь – фотографии, видео, – звучит как приход.
Это так. Жесткий приход. Но лекарства, которые я принимала, не имеют таких побочных эффектов. И я знаю, из какого-то внутреннего уголка, который находится за пределами сознания, что я в здравом уме. Я знаю, что видела на экране Диего, и я знаю, что Диего тоже это видел.
– Я не выдумываю, – говорю я. – Кто-то записал нас и загрузил на этот диск. Если ты мне не веришь, можешь посмотреть сам.
– Ладно. Вау. Ты уверена? Это чертовски странно. Ты знаешь, кто мог бы сделать подобное?
Я качаю головой.
– Я думала, что это ты. Я была уверена в этом. – И я все еще сомневаюсь.
– И ты не знаешь, где была спрятана камера?
– Я не возвращалась в свою квартиру и возвращаться не собираюсь. Не сейчас, когда за мной кто-то наблюдает.
– Дай мне посмотреть видео. Только чтобы разобрать ракурсы и выяснить, где находится камера. Потом я могу зайти и отключить ее. Я действительно беспокоюсь о тебе, Вивиан. Позволь мне помочь тебе. Я же могу тебе помочь?
И поскольку я не знаю, как поступить в этой ситуации, я просто соглашаюсь. Я уступаю ему, прижимаюсь к нему, позволяю ему обнять меня и поддерживать, пока дрожь – а до этого момента я даже не подозревала, что дрожу, – не прекращается.