— А как же американцы? Неужели стерпят?
— А куда они денутся? По нынешним временам немного желающих ссорится с Россией немного, так что на Гавайях мы вполне пока уживаемся.
— Пока уживаемся, Иван Фёдорович. А вот что будет дальше…
— Вот дальше и посмотрим. А сейчас — наденьте всё же свои награды, Карл Густавович. Назавтра мы с вами званы в королевский дворец на официальный приём — нехорошо-с, надо соответствовать!
Индокитай.
Побережье Тонкина.
В дельте реки Красная
— Нет «Байкала», что ты будешь делать! — Казанков закрыл тетрадь и откинулся на спинку стула, сплетённого из стеблей лиан. — Того гляди нас тут обнаружат, и придётся менять место дислокации!
Матвей, возившийся в углу со своим «винчестером», кивнул. Действительно, курьер-китаец, доставивший на своей джонке послание, прибыл три дня назад, и с тех пор обитатели маленького лагеря жили, как на иголках. И было ведь с чего беспокоиться: если спрятать в бесчисленных протоках, образующих дельту реки Хонгха, она же Красная, два паровых катера и десяток аннамитских лодок никакого труда не составило — то укрыть там же канонерку «Парсеваль», трофей, взятый при штурме Ханоя, было уже сложнее. Три дня подряд они резали стебли бамбука, таскали на судно охапки тростника, превращая канонерку в подобие плавучего холма, но Казанков всё равно оставался недоволен. Матвей и сам извёлся за время ожидания — он долгие часы проводил на берегу, высматривая на горизонте мачты или дымок из трубы русского транспорта.
Но всё тщетно — «Байкал» не появлялся, в отличие от вооружённых шхун под французским триколором, мелькавших в виду берега с завидной регулярностью. В устье Красной эти посудины, правда, не совались, но нервы обитателей лагеря всё равно были на пределе — каждую минуту люди ожидали пушечного выстрела с моря, высадки десанта, ружейной пальбы…
Подходы к лагерю, кроме орудий «Парсеваля» и митральез катеров стерегли ещё и трофейные полевые орудия. Канонерок вообще-то могло быть и две, но вторую, «Дарк», пришлось взорвать, сняв с неё предварительно орудия и всё остальное, представляющее хоть какую-то ценность. Грабежом занимались повстанцы-аннамиты под руководством российского боцмана; после завершения этого процесса, Митяй самолично подпалил фитиль заряда, заложенного им под котлы и машины несчастной посудины. Конечно, соблазнительно было бы увести «дарк» вместе с «Парсевалем» — но для второго судна у них попросту не нашлось команды, а сделать за такой короткий срок из аннамитов матросов и артиллеристов, годных хоть на что-нибудь, возможным не представлялось…
Кроме двух пушек, стерегущих лагерь с сухого пути, ещё две стояли теперь на палубе «Парсеваля», и Казанков самолично проводил учения с артиллеристами, обучая их действиям в незнакомой стихии. «не будем терять времени. — говорил он. — Неизвестно ещё, как сложится с рейдом в Кохинхину, Конечно, дополнительная тяжесть так высоко над ватерлинией не могла не сказаться на остойчивости судна — но на реке, на спокойной воде это не доставляло неприятностей, а когда придётся выходить в море — опустим „сухопутные“ орудия в трюм, и вся недолга!»
Матвей, полагавший, что вполне уже освоил профессию минёра, с удовольствием принял участие в этих тренировках. Теперь он умел не только подавать к орудиям снаряды и пороховые картузы, но и наводить стволы на цель, вносить поправки и брать упреждения, которые скомандует с мостика артиллерийский офицер. Он даже всерьёз подумывал по возвращении в Россию поступать в Михайловское артиллерийское училище, что в Санкт-Петербурге — туда принимали выпускников гражданских учебных заведений, да и Казанков обещал при случае похлопотать. Но это было дело далёкого будущего — а пока Матвей с упоением возился с орудиями, изучал нашедшийся у одного из офицеров учебник для фейерверкерских классов и под руководством мичмана-артиллериста совершенствовался в математике. Этим он и собирался заняться сейчас, вот только закончит чистить верный «винчестер». Оружие всегда и везде надлежит содержать в полнейшем порядке — ещё одна истина, накрепко усвоенная бывшим гимназистом Анисимовым за время путешествий.
Полог шатра — вернее сказать, хижины, сплетённой из лиан и накрытой брезентом — откинулся, на пороге возник Осадчий.
— Господин кавторанг, Сергей Ильич, дым на горизонте! — выкрикнул он, задыхаясь, как после быстрого бега. — «Байкал» пришёл!
— А мы вас без сопровождения ждали, Степан Осипович! — Казанков стоял на крыле мостика. Руки он заложил за спину, держа в них снятую по случаю жары фуражку. — Как увидели, что два судна подходят — подумали, что французы нас отыскали и явились с визитом. Потом, конечно, разглядели Андреевский флаг, отлегло от сердца… А вы что же, решили податься в каперы?
— Бог с вами, Сергей Ильич, какие каперы? — Макаров спрятал усмешку в густых усах. — У нас и войны-то с Францией нет, и даст бог, не будет… пока, во всяком случае. Так, подобрали по дороге, не пропадать же добру? А флаг, само собой, китайский подняли, всё чин по чину. Да вы ведь тоже в Тонкине тайно действовать изволили, не так ли?
Предмет обсуждения, французский пароход с двумя мачтами и большими, выкрашенными в красный цвет колёсами по бортам, — стоял в полукабельтове от «Байкала». С берега к его борту полли, попыхивая машинами, два паровых катера, волоча на буксирных концах составленные их лодок понтоны, доверху гружёные всякой всячиной.
— Что верно — то верно. — согласился Казанков. — Дела у нас всё больше тайные, незаметные для всех прочих. Хоть без стрельбы обошлось?
— Разок пальнули практическим снарядом под форштевень. Французы не стали испытывать судьбу, сбросили ход. Ну, я выслал досмотровую партию со своим мичманцом — он по-немецки и по-китайски здорово балакает. Назвался германским офицером на китайской службе; команду тотчас запер в трюме и отрапортовал, что «Роза Сиона» — это название такое, поэтическое донельзя — в исправности и готово дать ход.
— Что за груз?
— Строительный лес и провизия, из Хайфона на Формозу, для французских экспедиционных сил. Военная контрабанда всё по закону.
— Да, если бы и в самом деле были китайцами. — усмехнулся уже Казанков. — С пленными-то что делать собираетесь?
— Пусть пока посидят под замком. Провианта, воды хватает, а как сделаем дело — высадим на берег, пусть идут на все четыре стороны. Если аннамиты не прирежут, разумеется…
— Эти могут. — согласился Казанков. — Ну да бог с ними, с пленными. Вы лучше скажите, что дальше собираемся делать? А то ведь у меня инструкция встретиться с вами, а что дальше — тёмный лес и полная неизвестность…
— Так ведь и я сам не знал до самого последнего момента, Сергей Ильич! Дело-то, сами понимаете, наисекретнейшее. Я в море вскрыл запечатанных конверт и из него уже узнал, куда идти и что там делать. Пойдёмте в мою каюту, я вам всё в деталях и опишу…
— Значит, идём к берегам Кохинхины? Честно говоря, я того и ждал. — сказал Казанков. — Рад, что не ошибся.
Последние полчаса два кавторанга провели в душной капитанской каюте, обливаясь потом — Макаров особо настоял на том, чтобы задраить иллюминаторы, чтобы ни один из секретов, содержавшихся в осургученном, тёмно-жёлтой пергаментной бумаги, конверте с адмиралтейским орлом не вылетел наружу.
— Да, к устью Меконга. — подтвердил хозяин каюты. — Там мои катера заходят ночью в гавань Сен-Жак — аннамиты называют её Вунгтау, — и атакуют самодвижущимися минами стоящие там французские военные суда. Замысел таков: если вылазка наша увенчается успехом, аннамиты, заранее об этом предупреждённые, поднимут мятеж в Сайгоне. И тогда эскадра вице-адмирала Копытова, которая идёт сейчас к берегам Кохинхины из Адена, сможет…
Казанков предостерегающе поднял ладони перед собой.
— Давайте-ка лучше воздержимся, Степан Осипович. Сами же говорите — секретное донельзя, да и сомнительное…в некоторой степени.
— Ваша правда, Сергей Ильич… — Макаров покачал головой. — Политика, даже на краю света — дело грязное.
— Ваша правда. — усмешка вышла невесёлой. — Боюсь, здешними нашими подвигами мы хвастать не захотим.
— Да и кто бы нам позволил? Дела-то насквозь секретные, о таких до самого гроба молчат и в могилу с собой уносят. Хотя — крестики в случае удачи мимо груди не пролетят. За богом молитва…
— … а за царём служба не пропадёт. — закончил Казанков. Знаю, Степан Осипович, знаю и не сомневаюсь.
— Если отвлечься от этой стороны предстоящего нам дела, — Макаров заговорил деловым тоном, давая понять, что нравственные терзания остались за кормой, — то, должен признать, задумано умно: если мы с вами исполним всё в точности, Российский консул в Сайгоне стать посредником в переговорах между французскими колониальными властями и предводителями повстанцев.
Казанков хмыкнул недоверчиво.
— А переговоры-то будут? Что-то не верится, что французы проглотят такое унижение.
— После неудач, которые преследуют их в Тонкине, и, главное, после разгрома эскадры Курбэ у Парижа не останется иного выхода…
— Разгрома? — Казанков удивлённо вздёрнул бровь. — Не слышал. Когда это китайцы сподобились?
— Ещё услышите, дайте срок. Так вот, войска у французов ещё есть, и даже немало — и в Кохинхине, и в Тонкине, и на Формозе — но, лишившись Дальневосточной эскадры, они заодно лишатся и возможности доставлять из Европы подкрепления с воинскими припасами. Пойдут, пойдут на переговоры, никуда не денутся — а мы, в смысле Россия, станем посредниками между ними и новым правительством Аннама.
— Вьетнама. — поправил Казанков. — Они собираются объединить под этим названием все три провинции — Французскую Кохинхину, имеющаю сейчас статус колонии, протекторат Аннам, ну и Тонкин, конечно, восстановив таким образом древнюю империю аннамитов. И если дело это сладится — новый император попросит у России гарантий безопасности своей державы…
— И мы их, конечно, их предоставит. — закончил Макаров. — А сейчас, давайте-ка обсудим, как нам подготовиться.