Выключила электронную книгу, сунула в сумку телефон и стала смотреть в окно. Там проплывали мокрые, засыпанные бурыми листьями поля, перелески, канавы, периодически сменявшиеся унылыми посёлками. Золотая осень закончилась, нескончаемый мелкий дождик смывал с деревьев последние жёлтые листья и обнажившиеся прутья взгляд не радовали.
Что же там случилось, в Бежицах?
Ничего внятного Стас не сказал во время ночного звонка, и от этого было ещё тревожнее. Хотя, казалось бы, что может произойти в тихом маленьком городке поздней осенью? Крыша в доме протекла? Забрался кто-нибудь и спёр банку яблочного варенья? В школе какие-нибудь неприятности? Не то место Бежицы, чтобы всерьёз думать о преступлениях, неподходящая там почва для детективных историй.
Я тряхнула головой, чтобы выгнать эти мысли, и задумалась вот о чём: надо в ближайшие пару недель закончить расчистку четвёртого ряда могил. Ну, не ряда, а круга или квадрата… Даже не знаю, как сказать. Ближайшими к храму захоронениями занимались сёстры из монастыря, а я за два месяца отскребла от лишайника, вымыла и восстановила по возможности надписи на более дальних. Не одна, кстати говоря! И Розалия мне помогала, и коллеги из школы, и ученики – чистили, мыли, составляли схему захоронений. Могилу прадеда я так пока и не нашла…
Начались дожди, до снега недолго осталось, и придётся это занятие отложить до тёплого времени.
– До весны не будить, – пробормотала я себе под нос, и тут же поймала осуждающий взгляд от тощей желтолицей тётки с лицом записной склочницы.
Удивительно, но Бекетов и в самом деле меня встретил. Вот я бы вовсе не удивилась, если бы у него что-то произошло, что помешало бы отправиться за двести километров в Тверь! Да я бы ему простила и если бы попросту поленился ехать, даже специально выбрала поезд, приходящий к автобусу до Бежиц. Но он стоял у выхода с перрона, и толпа спешащих пассажиров обтекала с двух сторон его высокую широкоплечую фигуру в потёртой кожаной куртке.
– Привет!
Отобрав у меня не тяжёлую сумку, он буркнул что-то в ответ и пошёл к парковке.
– Надеюсь, ты не на мотоцикле? – поинтересовалась я у кожаной спины. – А то дождь вот-вот снова польётся.
Не сочтя нужным отвечать, Стас открыл багажник своей машины, закинул туда сумку и распахнул передо мной дверцу.
– Садись, – сказал он. – По дороге поговорим.
Но до выезда из города он мрачно молчал.
Совсем нехорошо стало у меня на душе, когда Бекетов зарулил к придорожной кафешке, запер машину и усадил меня за столик у окна. Потом взял у стойки две чашки кофе и сел напротив.
– В общем, дело такое, – он потёр подбородок. – Вчера, когда я звонил, хотел спросить, может, ты знаешь, где искать твоего знакомца, Каменцева. Но ты уже спала, и я решил подождать.
– А что, он так и не пришёл домой?
Стас помотал головой, отпил кофе, поморщился и отставил чашку.
– В общем, вчера вечером мальчишки нашли тело.
Я невольно ахнула.
– Тело? Он умер? Где?
– Пока жив, но не знаем, надолго ли. В реанимации, и в себя не приходил. А нашли его в очень странном месте. Знаешь перекрёсток Кашинской и улицы Девятого января? Там сгоревший дом, развалины, и участок весь борщевиком зарос.
– По Кашинской я так далеко не заходила, что мне там делать? – помотала я головой.
– Ну, неважно. Вот в этом доме его и нашли.
– Да как бы его туда занесло, что ты такое говоришь? Дом-то его совсем в другой стороне!
– Ну, ты ж понимаешь, пьяного, да поздним вечером могло куда угодно занести… – Бекетов смотрел в сторону и крутил в пальцах сигарету.
– Он не пил, Стас, – я дёрнула его за рукав. – Слышишь меня? Он не пил вообще, максимум – кружка хорошего тёмного пива, да и то раз в год. Ладно, а почему реанимация, что произошло? Напали?
– Травма тяжёлым тупым орудием. Затылочная часть. Врач сказал, что, если бы на пять сантиметров правее, по виску – и спасать было бы некого, а так, может, и вытащат… – Бекетов посмотрел на меня внимательно. – Плакать не будешь?
Слёз не было, глаза оставались сухими, но огнём жгло горло.
– Не буду. Раз жив, чего плакать, надо искать, в чём дело, – хрипло ответила я и встала. – Поехали, чего тут рассиживаться.
На пластике, имитирующем мрамор, остались нетронутыми две чашки плохого кофе, уже подёрнувшегося неаппетитной плёнкой.
Дорога была пустой, и Стас держал приличную скорость. Минут двадцать мы молчали, потом я поинтересовалась:
– Дом его осматривали? Может, там какие-то причины обнаружатся?
– Нет пока. Опечатали, да я патрульным велел посматривать, не полезет ли кто. Пока не лезли. Собственно, я хотел тебя попросить посмотреть, всё ли там на месте. Ты же была у него?
– Не успела. Да он и не звал особенно, по-моему, стеснялся.
– Всё равно – посмотри.
– Посмотрю, – откликнулась я, и мы оба замолчали.
Начал накрапывать дождь, мелькали за окном деревянные домики, перелески, названия деревень – Перепечкино, Заклинье, Ивашкино, неожиданные Большие Пупцы, опять лес, серый, с редкими вкраплениями тёмно-зелёных ёлок.
По непонятной ассоциации я вспомнила своих новых знакомцев.
– Ты Ринату или Олегу не звонил?
– Нет. Хотел сперва с тобой встретиться. Вам удалось о чём-то договориться?
– Да, ребята готовы были заняться той риелторской конторой и вытрясти из неё компенсацию. Но теперь это, надо думать, не имеет никакого смысла. Наберу им, пожалуй…
– Не спеши. Ты же не дала окончательную отмашку, что можно работать?
– Мы и по деньгам не договорились.
– Ну вот, значит, никто никуда не бежит. Мало ли что, вдруг у Каменцева в хибаре стоит ваза эпохи Мин, а в ней брильянт размером с мышь и завещание на твоё имя.
Я подавилась следующей фразой и расхохоталась; тут машину подбросило на незамеченной Стасом канаве, и я изрядно прикусила язык.
– Динаштия Мин, динаштия Мин, – получилось шепеляво. – Вше равно в Китае шделано.
Разумеется, в городе уже все знали о случившемся.
Когда машина затормозила возле моего дома, Розалия Львовна бросилась мне навстречу, семеня ногами в тяжёлых резиновых сапогах.
– Таточка, ты знаешь, ужас какой случился?
– Знаю, тётушка, меня Стас встретил, он и рассказал.
– Ох, бедная девочка, досталось тебе переживаний! Ну, идём скорее, я пирог испекла к твоему приезду.
– Розалия Львовна, а пироги всем дают? – Бекетов, ухмыляясь, достал с заднего сиденья мою сумку. – Татуль, это куда?
– Брось в прихожей, я потом разберу. Там в основном тёплые вещи.
– Да? А я думал, ты всю библиотеку с собой приволокла, такая тяжесть.
– И вовсе не всю, и вовсе пять книжек. Или шесть. Ладно, идём, и в самом деле чаю с пирогом выпьем, а потом уже поедем… туда.
Розалия остановилась и посмотрела на меня вопросительно.
– Туда – это куда?
– Я хочу, чтобы Тата посмотрела в доме Каменцева, нет ли там чего-то неожиданного. Или, может, чего-то не хватает.
– И я пойду! – тётушка упёрла кулаки в бока и поглядела грозно.
– Да бога ради! Это пока не место преступления, и слава богу. Но сперва пирог!
Домик, заменивший собою вымечтанную дядей Мишей дачу, находился по той же самой Кашинской улице, где и нашли тело, только ближе к центру города. Не был этот дом никакой развалюхой, хотя, конечно, ремонт бы ему не помешал. Одноэтажный, совсем небольшой, в три окна по фасаду, он щеголял необыкновенной красоты резными наличниками. Тот же деревянный узор повторялся по краю «зонта» над крыльцом и, что уж совсем было неожиданно, по коньку крыши. Ну да, крыльцо расселось, и средняя ступенька провалилась, стены уже лет двадцать требовали покраски, а два окна из трёх щеголяли трещинами в стёклах. Но было видно, что дом строили с любовью.
– Эх, чуть бы руки приложить, и ещё бы сто лет простоял, – с досадой сказала Розалия Львовна, поковыряв ногтем доски на углу.
Я пожала плечами.
– Ну вот придёт в себя дядя Миша, и приложит руки.
Нас догнал запыхавшийся Стас, отставший на сотню метров из-за телефонного звонка.
– Так, дамы! Каменцев на несколько минут пришёл в себя и дал разрешение осмотреть дом, так что мы идём на законном основании.
– Прямо вот так сразу и дал разрешение? – Розалия посмотрела на него с сомнением. – И медсестра сидела рядом, чтобы немедленно помочь стукнутому по голове нищему? И сразу же позвала полицейского, который, разумеется, Каменцева охранял? Что-то мне кажется, кое-кто пересмотрел американских сериалов о работе полиции.
– Розалия Львовна, – Стас остановился и серьёзно на неё посмотрел. – Даю вам слово, что не дотронусь в этом доме ни до единого предмета, если это не будет иметь прямое отношение к совершённому преступлению! Потому как, что бы вы ни говорили, это не была драка между попрошайками.
– Разумеется, – кивнула тётушка. – Драка между попрошайками в нашем городе невозможна.
Ну, тут я уже не могла промолчать.
– Почему? Почему невозможна? Что, они все такие благостные и просветлённые, прямо сразу подставляют правую щёку, даже ещё до удара по левой?
– Да просто потому, что нет в Бежицах нищих, – равнодушно ответил Стас, перебирая связку ключей, вынутую из кармана. – Не у кого просить.
Я задумалась.
А ведь и в самом деле, ни разу не видела на улице привычной для москвича картины: старушки над стаканчиком с несколькими монетами, седобородого музыканта, немилосердно терзающего скрипку, беременной женщины с тоскливыми глазами…
– Все всех знают, Таточка, – сказала Розалия, похлопав меня по руке. – Ты можешь попросить у соседей пяток картофелин или чашку сахара до получки, но не станешь просить каждый день у всех, кто пройдёт мимо.
– Но как же тогда… Не понимаю… Я ведь увидела дядю Мишу возле собора, он сидел на ступеньках. И я решила, что он один из нищих, какие всегда возле церквей бывают.
– Вот и узнаем. Со временем, конечно, – Стас толкнул дверь и шагнул внутрь.
Мы с тётушкой переглянулись и последовали за ним.