– А если он упрётся? – Стас подался вперёд. – Может, стоит заглянуть в его коробки?
– Если упрётся, тогда посмотрим. Не полезу я читать чужую переписку, уволь. Мне доверили две закрытые коробки, вот я их в таком виде и верну. Всё, точка.
Долго ждать не пришлось. Михаил Николаевич Каменцев вернулся в Бежицы двадцать девятого декабря.
Надеюсь, никто не думает, что четыре дня я пролежала на кровати кверху пузом? Вокруг всё кипело и бурлило так, что я иной раз чувствовала себя варящеейся креветкой, разве что без укропа обходилось.
Во-первых, концерт, переназначенный на тридцатое, упал на головы всем, и детям, и учителям. Мы-то все расслабились, думая, что до тринадцатого января ещё уйма времени, а оказалось, что зря. И школа с утра до вечера звенела голосами, взрывалась какофонией настраивающегося оркестра и прорывавшейся иной раз фальшивой нотой.
Во-вторых, не было у бабы забот, купила себе порося. В смысле – приехала Эсфирь. Её попытку пожить у меня хотя бы до нового года я жёстко пресекла, но пришлось отговариваться всеми способами, в частности – грядущим замужеством. Снежная королева отправилась в свою казённую квартирку и теперь смотрела на меня с обидой.
В-третьих, хотя и перечисленного хватило бы, господин директор решил, что вступительное слово перед концертом буду говорить я.
– У тебя лицо свежее, молодое, а наши морщинистые физиономии за столько лет примелькались, надоели и детям, и родителям.
– Вон, Эсфирь Литвакова тоже молодая и свежая, – сердите ответила я. – Речь эту ещё написать надо и выучить, не по бумажке же читать!
– Ну Та-ата! – Николай Егорович посмотрел с такой укоризной, что сердце моё дрогнуло.
– Ладно. Но только аккомпанемент ей тоже не отдавайте! Всегда Розалия Львовна была за роялем, и в этот раз она будет.
– Хорошо, договорились!
И директор радостно потёр руки.
В-четвёртых… Нет, приезд мамы и её жениха я считаю событием радостным. К тому же они остановились в гостинице, что всем было удобно: в моей половине дома спальных мест было ровно полтора, а поселиться на половине Розалии им было бы совсем уж неловко. Почти молодожёны как-никак…
Ну и, разумеется, занятия с матушкой Евпраксией и гримуаром тоже никуда не делись. Крутись как хочешь, Татьяна Константиновна, но четыре часа в день на это отдай.
Живя в таком ритме, я наловчилась бегать по нечищеным скользким дорожкам со скоростью хорошего спринтера, засыпала, не донеся голову до подушки и похудела на три килограмма, хотя и ела как не в себя. Если вообще вспоминала о том, что надо поесть. Стас поклялся, что, когда всё это закончится, он возьмёт отпуск, увезёт меня в какой-нибудь дом отдыха в лесу и будет кормить пять раз в день…
Звонок раздался как раз в тот момент, когда я скакала резвой ланью от монастыря домой, чтобы пообедать. На обед было отведено двадцать минут, потому что через полчаса у меня была назначена примерка в школьной костюмерной.
– Слушаю, – сказала я, поскользнулась и села в сугроб. – Ай!
– Таточка, это дядя Миша. Что там у тебя случилось, ты в порядке?
– В полном. Просто поскользнулась.
– Ты что, на улице?
Ну а где ещё я могу быть, а? Где можно поскользнуться в городе, где снег расчищают и лёд скалывают только у входа в мэрию?
– Да, домой иду.
– Вот и славно. Тогда я к тебе загляну через полчасика, – и отключился.
Ах, чтоб тебя! Примерку придётся откладывать, неудобно. И я абсолютно, совершенно, чудовищно не готова. Рядом не будет никого – Стас работает, тётушка в школе, Евпраксия в монастыре, там именно сегодня какие-то непрерывные службы. Конечно, позвоню, но толку не будет.
Бекетов откликнулся не сразу, и слышно было очень плохо, словно через ватное одеяло.
– Татка, я чёрт знает где! Тут в Малых Городищах двое мальчишек пропали, так что мы с самого утра про это.
– Сбежали к пиратам? – попыталась я пошутить.
– К пиратам теперь не бегают, кому они нужны, сомалийские-то? Ладно, мне надо идти. Вроде что-то мои ребята отыскали, какой-то след. Как вырвусь – приеду, держись!
Отличный совет, главное – выполнимый. За что держаться-то?
Матушке Евпраксии я звонить не стала, отправила сообщение. Как сможет – прочтёт.
Вынесла из спальни пресловутые коробки, поставила на кухонный стол и села. Что, собственно, я так нервничаю? Каменцева я знаю всю жизнь, и большую её часть он был для меня дядя Миша, почти член семьи, человек, который обо мне заботился, со мной играл, заметил музыкальный слух, помогал учиться, ни разу не сделал мне ничего плохого. «Или ты об этом просто не знаешь» – добавил внутренний голос, и я с ним согласилась. В конце концов, бабушка рекомендовала обращаться к двух людям, Розалии и Евпраксии. А про Михаила Николаевича не написала ни слова. Так что нервничать надо прекращать, а вот вести себя с разумной осторожностью – это да, это самое то.
В дверь постучали.
– Входите, открыто! – сказала я громко.
Пошебуршившись в прихожей, Михаил Николаевич вошёл в кухню.
Отличный костюм, белоснежная рубашка, сверкающие ботинки, шикарная стрижка, гладкое лицо без морщин, без признаков возраста… И этого человека я пыталась спасать? Или он так хорошо играл?
– Таточка, здравствуй! – сказал он, оживлённо потирая руки. – Отлично выглядишь – похудела, помолодела.
– Ещё немного, и надо будет закупать пелёнки, – хмыкнула я. – Здравствуйте, Михаил Николаевич. Вот то, что вы просили спрятать. Крышки коробок я поднимала, когда закладывала в банковскую ячейку и когда забирала оттуда, содержимое не трогала. Проверьте, пожалуйста.
– Спасибо, спасибо, – он открыл серую коробку, поворошил пачки писем, кивнул. – Всё в порядке.
– Пакет вам дать, чтобы донести?
– Да ты знаешь, я, наверное, попрошу тебя снова всё это спрятать. Сразу после Нового года я опять уезжаю, и, видимо. надолго. Бог его знает, когда вернусь. И вернусь ли…
– Я уже отказалась от ячейки, – соврала я, не поведя бровью.
– Ну, у тебя же есть теперь и другие тайники?
– Есть. Но там место занято, боюсь, не поместится.
– Гримуаром? – поинтересовался Каменцев с милой улыбкой.
Почему-то я нисколько не удивилась. Понятно же было, что ему известно куда больше, чем мне. Плохо то, что никаких вопросов я не задам – карты открыты, маски сброшены, какие ещё банальности можно сказать в таком случае?
– В нашей семье это называется иначе. Книга, – сказала с ответной улыбкой. – Почему бы нет?
– В самом деле, почему бы? Может быть потому, что бабушка твоя была против того, чтобы ты осваивала эти техники?
Я пожала плечами.
– У бабушки была своя жизнь, у меня своя, я её и живу. А кто-то уже нет. Вы знаете, что Горгадзе и Красникова убиты?
– Конечно. Это очень печально, но я тут точно ни при чём.
– Разве они выполняли не ваше задание?
Тут настала его очередь пожимать плечами.
– Никто и не предполагал, что будет легко и безопасно, но им за это заплатили. А Лобанский никогда не стесняется в способах достижения цели. Он был здесь?
– Был.
Каменцев окинул меня взглядом, видимо, ища следы повреждений, драки, чего-то такого. Я сидела молча, смотрела на него, потихоньку отпуская силу на свободу. Вот только ничего не вышло: ощущение было, словно сверлила стену и наткнулась на базальтовую скалу.
– Ничего не выйдет, деточка, – с улыбкой сообщил мой враг. – Твоя бабушка когда-то поставила мне защиту от такого рода воздействий, да и я последние лет тридцать времени не терял. Так что не трать силы попусту.
– Хорошо, не буду, – согласилась я покладисто. – Оставьте в покое епископскую библиотеку, и я оставлю попытки на вас воздействовать.
– Библиотека, ха! Четыре десятка потрёпанных книжек! Просто твой дед завещал их мне.
– Враньё.
– Ну, хорошо. Почти завещал. Не успел.
– Враньё. Вы получили своё, когда он продал одну из книг. И, кстати, даже ваш Лобанский на всю либерею не претендовал, он хотел только один-единственный том.
– Какой? – тут глаза его так жадно загорелись, что мне невольно захотелось отодвинуться.
– «Historiarum» Цицерона.
– Ах вот оно что…
У меня возникло странное впечатление, что мой гость внезапно потерял ко мне интерес. Он задумался, сам себе пару раз кивнул и неожиданно встал.
– Мне пора. Спасибо за помощь и приятную беседу, Таточка. Значит, мы договорились, ты подержишь у себя мои вещи до момента, когда я вернусь. А если не вернусь, всё содержимое – твоё.
– Михаил Николаевич, нет!..
Но Каменцев уже широкими шагами вышел из моей кухни. Прошуршала верхняя одежда, стукнула дверь, и вокруг воцарилась тишина. Я осталась сидеть за столом, с ненавистью глядя на коробки. Ничья, ноль-ноль? Или Каменцев получил информацию, которая была ему нужна, и дала эту информацию ему я сама, по собственной воле?
Как бы там ни было, это уже сделано. Надо двигаться дальше. Вот сейчас, например… Я посмотрела на часы: ну точно, я уже на двадцать минут опаздываю даже на отложенную примерку. Надо же, весь разговор занял не больше получаса, а мне показалось, что полдня… Ладно, где двадцать минут опоздания, там и двадцать пять. Вытащила телефон и отбила Стасу и Евпраксии одинаковые сообщения: «Всё в порядке, разошлись краями. Вечером встретимся за чаем».
Возможно, старшие, более опытные или более мудрые смогут мне сказать, что это было?
Увы, несмотря на крепкий чай и сладости, которые вроде бы должны улучшать работу мозга, старшие и опытные тоже пожимали плечами.
– Ты была права, вы и в самом деле разошлись краями, – сказала в конце концов Розалия. – У тебя есть сколько-то времени, чтобы развить дар, пусть когда-нибудь он послужит тебе защитой. Мы, слава богу, до этого не доживём, – и они с Евпраксией переглянулись.
– Да? Вообще-то Каменцев как бы и не старше вас, дорогие дамы, а? Тоже мне, нашли Кащея Бессмертного…
– Поглядим – увидим, – уронила матушка Евпраксия и встала. – Пора мне. После праздников загляни в монастырь, Таточка, что-то у меня помощница приболела, сестра Клавдия, знаешь такую? Не пойму, что с ней. Может, глянешь?