Угодники и стыд
В случае с угодниками стыд часто бывает кнутом, который пускают в ход напуганные родители, когда им нужно пресечь действия ребенка, с которыми они не могут справиться или которые вызывают в них чувства, которые они не могут разрешить. В случае Идриса социальный кодекс в его стае велел мужчинам: «Не показывай своих чувств». Когда его окрестили «плаксой», это запустило чувство стыда, которое заставило его сдерживать проявления грусти. Когда ему говорили, что его чувства расстраивают мать, это становилось очередной причиной прятать свои слезы. Будучи взрослым, он все так же боялся быть отвергнутым своей стаей, поэтому продолжал следовать старому кодексу, даже когда утопал в собственных страданиях. Мы нуждаемся в наших эмоциях, они помогают нам переживать горе, эволюционировать, отстаивать себя и отпускать прошедшее. Без возможности чувствовать Идрис не мог справиться со сложностями, которые преподносила ему жизнь, и был не в состоянии попросить о поддержке. Он старался перегнать свои эмоции, но они настигали его и толкали его то на один, то на другой разрушительный путь. Больше потерь, больше чувств, больше стыда, больше секретов.
Мужчин вроде Идриса легко понять неправильно. Если судить исключительно по их поведению, может показаться, что у них – эгоистичных донжуанов, ведущих гедонистический образ жизни и думающих только о себе, – все более чем замечательно с умением угождать себе, однако, если принять во внимание их мотивацию, откроется совсем другая картина. Угождать себе не означает думать только о себе, но означает заботиться о себе настолько, чтобы поступать правильно и рисковать из-за этого потерять симпатию окружающих, чтобы формировать интимные, подлинные, крепкие отношения. Идрису приходили мысли о самоубийстве не оттого, что жил, не зная забот и потворствуя своим прихотям; он хотел умереть, потому что чувствовал безысходность и одиночество. В его случае заботиться о себе достаточно сильно выглядело бы так: рискнуть не понравиться своим родным и друзьям, чтобы нарушить правила своего мужского кодекса и признать свои чувства. Угождение себе выглядело бы так: попросить помощи, и это было бы признаком не слабости, но силы.
Разрешение чувствовать
Идрис пришел на терапию и получил разрешение чувствовать и просить о помощи, но ему понадобилось дойти до предела и пережить переломный момент, чтобы достичь этого.
Возможно, вам нужно разрешение чувствовать. Перестать быть сильным и стойким и просить помощи до того, как случится такой переломный момент. Может, вы распознаете слепые пятна ваших родителей, социальный кодекс, которому они следовали по примеру своих родителей. Разрешите себе перебить их голоса и поставить под вопрос полезность их сообщений для вас сегодня.
Мозги меняются, а познание работает на взаимодействии культурных данных, которые мы получаем, и ответах, которые мы продуцируем. Между женским и мужским мозгом есть различия, однако они по большей части заключаются не в анатомии и не в когнитивных особенностях, но являются продуктом наших культурных взаимоотношений; мы в первую очередь культурные существа. Когда мальчикам говорят «ты же мужик», в их головах записывается сообщение, которое говорит им, что им нельзя быть уязвимыми, нельзя показывать, что им сложно, и они не должны испытывать чувств. Когда мы говорим им «хорошие парни финишируют последними», мы учим их, что они должны быть нахальными, если они хотят победить.
Попробуйте посмотреть на мальчиков, которые растут сейчас, и вы, может, заметите, что они заслуживают другого кодекса. Такого, который оставляет им пространство делиться своими чувствами без осуждения или стыда. Кодекс патриархата наделяет мужчин властью, силой, но когда у нас есть только сила, мы оказываемся не в лучшем положении, когда жизнь подкидывает неприятные сюрпризы. Доспехи силы может сорвать жизненными штормами, и мы будем беззащитными перед лицом кризиса или горя. Если наше единственное прибежище – бить в ответ, то мы просто развяжем войну между собой и окружающими или между противоречащими частями самих себя. Наши переживания разъедают нас изнутри, пока не начнется отвесное падение: кризис среднего возраста, выгорание или суицидальные мысли. В жизни гораздо полезнее силы будут способность к саморегуляции, умение просить о помощи и прислушиваться к своим чувствам, чтобы извлечь из них важные сведения.
Установка «Не чувствуй» распространяется не только на мужчин, она влияет на представителей обоих полов, но, по моему опыту, чаще она сидит в головах у мужчин. Мужчины и женщины могут бороться за равенство более осознанно, если мы поймем, что «привилегия» – не одномерна. Исторически патриархат выводил патриархов – сильных мужчин, которым неведомы уязвимость, чувствительность и эмпатия. Беспощадных к другим и к себе. Не на пользу подавляе– мым ими мужчинам и женщинам и не на пользу себе в случае потери или неудачи. В таком смысле образ головы без сердца и мышления без чувств ставит в невыгодное положение нас всех, так как продвигает ограниченную идеологию конкуренции и индивидуализма ценой потери интимного и совместного.
Если мы будем воспитывать мальчиков (и девочек), которые умеют сочувствовать себе, то они будут способны сочувствовать и другим, испытывать эмпатию и сострадание. Если мы будем воспитывать девочек (и мальчиков), которые будут осознавать свою силу и отстаивать себя, иметь потребности и мощь, то они будут защищены чувством собственного достоинства. Если мы будем отрицать свои потребности и не будем иметь чувства собственного агентства, то будем доверять свою безопасность людям, которым нам придется угождать, даже когда у них на уме далеко не наши интересы. Чтобы быть по-настоящему равными, нам нужно разрешение быть одновременно сильными и уязвимыми.
Настоящий джентльмен
Одна из стереотипно мужских угоднических персон – настоящий джентльмен, кого воспитывали говорить: «Дамы вперед» или «После Вас». Романтические комедии научили нас ожидать, что мужчины будут отдавать девушке свое пальто, покупать ей цветы или платить за такси, а если мужчина настоящий джентльмен, то он даже может посмотреть романтическую комедию вместе с ней. Но эта персона оставляет им не слишком много места быть «настоящими» мужчинами, и я не имею в виду жесткими и мужественными, я имею в виду неидеальными, со своими эмоциональными нуждами.
Мэтт был угодником-Тенью, но, как оказалось, не самым лучшим: продержаться в роли долго ему не удавалось. Когда он оставался в одиночестве, он шел в паб и покупал рюмочку, когда чувствовал себя неуверенно, он заваливал кого-то еще комплиментами. Он бомбардировал своей любовью, вниманием, щедро одаривал относительно незнакомых людей и гордился тем, что отказывался от ответных жестов. Но у него не получалось довести начатое до конца, и он неизбежно начал обижаться на людей, которые принимали его любовь на таких эгоистичных, односторонних условиях.
Он работал фандрайзером в благотворительной организации и был очень хорош: очарованием он пробирался в карманы богатых компаний и возглавлял команду обожающих его учеников. На романтическом фронте он был не так успешен, часто втягивался в разочаровывающие связи на одну ночь, сложные служебные отношения или мимолетные интрижки с замужними женщинами. Он был серийным «классным парнем на первом свидании» и у него был к этому талант. Для него пару часов побыть остроумным обворожителем было легко, и так он не рисковал обнаружить другие свои менее очаровательные черты. Он умел быть беззаботным развязным парнем, веселым и общительным, заинтересованным и внимательным. Он влюблял девушек в себя на один вечер, обменивался с ними номерами и обещаниями, но никогда больше им не звонил, потому что никак не мог продолжать шоу на втором свидании.
Смысл жизни Мэтта состоял в том, чтобы делать окружающих, в первую очередь женщин, счастливыми. Его мать была убита горем, когда его отец ушел, и он заботился о ней и младшей сестре как мог, всегда стараясь обрадовать или рассмешить их. Ему было только двенадцать, но мама говорила, что он «в доме мужчина» и ее «рыцарь в сияющих доспехах», и он делал все, что мог, чтобы соответствовать этим титулам.
Он имел репутацию джентльмена, каждый, кто был с ним знаком, знал, что он придерживает двери, уступает место и помогает носить сумки. Он настаивал, что именно он будет платить, когда приносили счет, водил своих племянниц покупать платья на выпускной и присматривал за кошкой соседки, когда она куда-то уезжала. Если женщины были счастливы, он был счастлив. Тогда он нравился себе и на более глубоком уровне чувствовал безопасность, будучи их героем, джентльменом, которым его воспитывали. Ощущение безопасности, однако, всегда было недолгим. Он понимал, что не был искренен в своих стараниях угодить или, по крайней мере, что был честен не до конца, утаивал что-то. Когда его соседка возвращалась домой, он злился, если она не приглашала его выпить. После похода по магазинам с племянницами он чувствовал себя отвергнутым, если после этого они решали навестить друзей на следующих выходных.
Будьте осторожны со своими желаниями
«Будьте осторожны с тем, как вы преподносите себя», – предупредила я его однажды. Мэтт держал бизнес по одариванию людей счастьем, и он рекламировал свои услуги баннером, на котором могло быть с успехом написано: «Если вы счастливы, то и я счастлив». Люди, принимавшие его предложение, ожидали, что он будет охотно угождать им, ведь именно это и говорилось в рекламе, и они были сбиты с толку, когда поток его щедрости иссыхал или он выставлял им большой эмоциональный счет. Мэтт привлекал дружбу и отношения, обещая неограниченное одностороннее внимание и удовольствия. Он начинал с рыцарства и лести, вел себя наилучшим образом, чтобы купить внимание женщин на время, но неизбежно начинал обижаться на них за то, что они не могли разглядеть его лицо через маску, и в итоге он отворачивался от них и лишал своей любви. Когда он прекращал угодничать перед ними, они удивлялись и расстраивались (естественно), и это укрепляло его веру в то, что только его угодническая версия приемлема. Как только они больше не были счастливы, Мэтт тоже не мог быть счастлив, и он переключался на кого-нибудь еще.