— Стой! Не бери торт!
Растолкав ребят, она подбежала к Кериму:
— Это твои селёдки? Ты их наловил?
— А то кто же?
— Почему же они свежего засола?
— Потому что… Вода в море солёная. Потому что… — пожал плечами Керим.
— Может быть, и маринад в море имеется? — наступала Таня, размахивая селёдками. — Они ведь из бочки! Ребята, посмотрите! Только две несчастненькие кефали свежие…
Уши Керима медленно краснели. Он попятился от Тани, споткнулся о камень и неловко сел на землю.
— В каком же магазине ты их купил, Керим? — с ехидцей задала вопрос Оксана, председатель жюри. — В Гурзуфе или Ялте?
— Я… я не в магазине. Рыбаки на траулере… Я свежей просил… Не знаю, почему они свежезасоленных подсунули, — виновато оправдывался Керим. — Я же пошутить хотел.
— А за торт серьёзно взялся, — съязвил Володя. Керим покраснел. Все рассмеялись. Может быть, это и нехорошо, но громче всех смеялся я. Вот так рыбацкие приметы!
О смешном и серьезном(Из дневника отрядного вожатого)
Над Артеком разразилась гроза. Сначала крупные капли дождя забарабанили по крышам. Затем поток воды обрушился на пионерский городок. В разные стороны разбежались ручьи.
Я вошёл в одну из комнат. В ней никого не было. Впрочем, я ошибся. На кровати лежал кто-то, завёрнутый в одеяло. Сверху подушка.
— Фаргит, это ты? — спросил я.
Ком из простыни и одеяла легонько шелохнулся. Из-под подушки выглянула всклоченная голова Фаргита. Глаза испуганные.
— Что с тобой? Боишься грозы?
— Ага…
Я рассмеялся и обнял его. Так мы просидели до тех пор, пока не выглянуло солнце. Гроза прошла.
Тучи уже висели где-то далеко над морем. Когда я уходил, Фаргит спросил:
— Не расскажете никому?
— Что ты, Фаргит!
Как-то раз наш отряд поехал на экскурсию. Всё шло хорошо, но в конце дня погода испортилась. Началась гроза. Я очень волновался. Ведь в лагере остался дежурить Фаргит.
Когда мы вернулись в лагерь, мне рассказали, что произошло с Фаргитом.
Как только начался дождь и грянул гром, Фаргит спрятался в своей комнате, трясясь от страха, закрыв ладонями уши.
И вдруг туда вбежала Мирида.
— Фаргит, флаг! — закричала она.
— Что? — переспросил Фаргит.
— Флаг сорвало, и трос запутался!
Над Артеком всегда гордо реет флаг. Флаг на мачте — лагерь живёт. Таков закон. А вот сейчас он, намокнув, уныло повис на мачте, оторванный с одной стороны от тросика. Фаргит посмотрел на Мириду и вдруг, ни слова не говоря, бросился из комнаты. Низко нагнувшись, подбежал к мачте, ловко накинул на ноги ремень и полез вверх. Мачта была скользкой. Ветер раскачивал её из стороны в сторону. Но Фаргит упрямо лез вверх. Держась одной рукой за мачту, другой он распутал тросик и ухватился за флаг.
Когда я прибежал в лагерь, флаг трепетал на мачте. Около мачты стояли промокшие до нитки Фаргит и Мирида.
Сенсация
К нам приехал иностранный турист. Весь увешанный фотоаппаратами. Шикарный светло-серый костюм. Остроносые туфли.
— Джон Гарбер, журналист, — представился гость дежурному по лагерю.
— Володя Белкин, пионер, — отрекомендовался председатель совета отряда.
— Очень приятно!
— Мне тоже, — ответил Володя и протянул гостю букет цветов.
— О! Розы! — воскликнул Джон Гарбер. — Дивный аромат! Я очень люблю розы.
Володя пригласил журналиста осмотреть лагерь.
Сначала он изъявил желание побывать в помещениях. Здесь у нас порядок морской. Постели заправлены в струночку. Полы надраены до блеска. В комнате гуляет морской ветер. Красота! Джон Гарбер подошёл к кровати, поднял одеяло, пощупал матрац, а потом плюхнулся на постель.
— О! Мягко! Матрацы — люкс! Сенсация! — воскликнул Джон Гарбер.
— Никакой сенсации… обыкновенные кровати, — пожал плечами Володя.
Потом он решил показать журналисту строительство пионерского стадиона. Услышав о соревновании между отрядами, Джон Гарбер снял очки и уставился на Володю.
— Соревнование? И здесь соревнование! Удивительно!
— Что ж тут удивительного? Почитайте «Пионерскую правду», и вам станет ясно. У нас все дружины соревнуются, — объяснил Володя.
Джон Гарбер подошёл к ребятам, которые клали опорную стенку. Те бросили работу и окружили гостя. Поинтересовались, как доехал.
— Спасибо, хорошо, — ответил он и, достав из кармана горсть мелочи, бросил под ноги ребятам.
Такого нахальства, конечно, никто не ожидал. Керим подскочил к корреспонденту, хотел сказать ему грубость, но сдержался и насмешливо проговорил:
— Вы уронили мелочь…
— Разве? — пробормотал Гарбер.
На тропинке поблескивали брошенные монеты.
На игровой площадке мы встретили Катюшу Остапенко. Внимание Гарбера привлекла медаль на белой кофточке Кати.
— Золотая медаль! Сенсация! За что ты её получила? — щёлкая на ходу фотоаппаратом, стал он расспрашивать девочку.
— За «партизанку».
— Ты партизанка?
— Вы не поняли, — рассмеялась Катя. — Нет, это папа у меня был партизаном, а я медаль за кукурузу получила. Сорт такой, «партизанкой» называется…
— Не понимаю. Девочка — партизанка. Причём тут кукуруза?
— Да нет же, я юннатка и вырастила богатый урожай кукурузы.
Джон Гарбер то ли не понял ничего, то ли не захотел понять и вдруг спросил:
— Хлеб у вас дома каждый день бывает? Вокруг все громко и весело расхохотались.
В это время послышался сигнал горна на обед. Володя пригласил гостя отведать артековские блюда. Тот охотно согласился. Сел он возле Коли Иванова.
— Ты откуда, мальчик?
— Из Калинина, из детского дома.
— О! Ты сирота! Я тоже сирота. Одинокий.
— Я не одинокий, — возразил Коля. — У меня много товарищей. И мама Женя. Воспитательница.
Не обращая внимания на Колины слова, Гарбер вдруг сказал:
— Ты — сирота. Я — сирота. Поедем ко мне жить?
— Это куда же?
— В Америку. Будешь жить в богатой вилле. Я подарю тебе машину и киноаппарат.
— Ещё что?
— Ну, будешь смотреть бокс, бой быков, пить всякие коктейли…
На игровой площадке мы встретили Катюшу Остапенко. Внимание Гарбера привлекла медаль на белой кофточке Кати.
— Золотая медаль! Сенсация! За что ты её получила? — щёлкая на ходу фотоаппаратом, стал он расспрашивать девочку.
— За «партизанку».
— Ты партизанка?
— Вы не поняли, — рассмеялась Катя. — Нет, это папа у меня был партизаном, а я медаль за кукурузу получила. Сорт такой, «партизанкой» называется…
— Не понимаю. Девочка — партизанка. Причём тут кукуруза?
— Да нет же, я юннатка и вырастила богатый урожай кукурузы.
Джон Гарбер то ли не понял ничего, то ли не захотел понять и вдруг спросил:
— Хлеб у вас дома каждый день бывает? Вокруг все громко и весело расхохотались.
В это время послышался сигнал горна на обед. Володя пригласил гостя отведать артековские блюда. Тот охотно согласился. Сел он возле Коли Иванова.
— Ты откуда, мальчик?
— Из Калинина, из детского дома.
— О! Ты сирота! Я тоже сирота. Одинокий.
— Я не одинокий, — возразил Коля. — У меня много товарищей. И мама Женя. Воспитательница.
Не обращая внимания на Колины слова, Гарбер вдруг сказал:
— Ты — сирота. Я — сирота. Поедем ко мне жить?
— Это куда же?
— В Америку. Будешь жить в богатой вилле. Я подарю тебе машину и киноаппарат.
— Ещё что?
— Ну, будешь смотреть бокс, бой быков, пить всякие коктейли…
Керим протёр кусочком ваты объектив «Смены» и расхохотался:
— Сен-са-ци-я!
Мечты
Вчера мы вернулись из похода. На Роман-Коше у костра каждый из ребят написал о своих мечтах. Вот первая записка Пауля Конгро из Таллина:
«Хотел бы проводить каникулы на Марсе или на какой-нибудь другой планете, например, на Венере».
Пауль во сне и наяву бредит космическими полётами. А что написал Иненликей? Посмотрим.
«Хочу строить плотину между Чукоткой и Аляской. Хочу видеть тундру вечнозелёной, как Артек».
Записка председателя совета отряда Володи Белкина:
«Интересно приехать в Артек в 2022 году. К тому времени у меня вырастет длинная бородища. Выстроится лагерь. Замрёт строй. И мы, пионеры 60-х годов будем принимать в день столетия пионерской организации рапорт. А потом на склонах гор, на берегу моря вспыхнут сто костров. Вот будет здорово!»
Мирида писала:
«Моя мечта — стать хорошей альпинисткой. Хочу, чтобы на всех горных вершинах мира пионеры установили бюст Ильича».
А в Колиной записке я прочитал:
«Пусть все хорошие люди мира будут счастливы. Это моя мечта».
Потерянный занавес и курточка
Урхе приехал в Артек из Финляндии, Джимми-из Англии. В начале смены Джимми вёл себя довольно странно. Сторонился товарищей, любил в одиночестве бродить у моря.
Однажды я пошёл следом за ним. Джимми бродил по берегу, останавливался в задумчивости, оглядывался по сторонам.
— Ты потерял что-нибудь, Джимми? — окликнул я его.
Мальчик смутился, щёки его вспыхнули, он замотал головой.
— Ничего я не терял…
— Так, может быть, ты камешки собираешь?
— Нет… Я ищу… занавес.
— Какой занавес? — не понял я. — Здесь ваша граница?
— Да, здесь.
— Самая последняя граница?
— Конечно. Нейтральные воды, а там — Турция.
— Так. Граница, — вслух размышлял Джимми. — А где же занавес?
— Какой? — во второй раз переспросил я.
— Железный! — выпалил Джимми.
Я не мог сдержать улыбки. Так вот в чём дело!
— Джимми, ты можешь искать этот занавес еще тридцать дней. Заранее предупреждаю: ни здесь, ни в другом месте — нигде ты не найдёшь никакого занавеса — ни железного, ни каменного…
— Но нам говорили…
— Что говорили?
— Нам говорили, и я читал, что, как только люди попадают в Россию, их сразу отправляют за железный занавес.
— Ну и как?