Я привел этот эпизод, для того чтобы еще раз показать, с каким трудом давался нашим подразделениям и частям каждый шаг вперед. Но, как бы то ни было, второй рубеж вражеской обороны войска сумели прорвать. Успех этот достался немалой ценой. И гитлеровцы, измотанные тяжелыми боями, не предпринимали активных действий. Наступило относительное затишье.
В ночь под Новый год мне неожиданно передали приказание явиться в блиндаж командующего армией генерал-лейтенанта Н.Э. Берзарина. Я, честно говоря, недоумевал. Вроде бы никаких срочных дел не было. Последние разведывательные данные я уже доложил начальнику штаба. Через несколько минут я был возле двери. Постучал, распахнул ее и обмер: передо мной по-праздничному накрытый стол.
Николай Эрастович Берзарин шагнул мне навстречу, улыбаясь своей совершенно неповторимой улыбкой.
— Проходите, товарищ Волошин, не стесняйтесь. Решили вот в тесном кругу отметить Новый год.
Я увидел заместителей командующего армией, почти весь руководящий состав штаба. Чуть позже подошли остальные. Впрочем, не было в этот вечер ни командующего, ни его заместителей. Были добрые фронтовые товарищи, которые сегодня собрались за столом, а завтра снова будут отдавать распоряжения и приказы, выполнять их.
— Давайте рассаживаться, — торопил хозяин. — А то так и Новый год пропустим. — Как у тебя с Москвой? — обернулся он к радисту, который в углу настраивал приемник.
— Полный порядок, товарищ командующий. Будет Москва!
Замолкли голоса. Из динамика доносились какие-то шорохи, трески. Потом и они ушли куда-то на задний план. И вдруг во фронтовом блиндаже зазвучал голос Всесоюзного старосты Михаила Ивановича Калинина. Он говорил спокойно, негромко, изредка покашливая. Он тепло поздравил всех советских людей с наступающим 1944 годом и обратился со словами высочайшей похвалы и благодарности в адрес всего народа и его Красной Армии. Он благодарил не от себя лично. Партия и страна стояли за ним.
До полуночи оставалось, вероятно, не больше минуты, когда к командарму подошел командующий артиллерией армии генерал А.Е. Брейдо.
— Разрешите?
— Зря боеприпасы жечь будете?
— Никак нет. Только по заранее разведанным и пристрелянным целям. Все подготовлено.
А где-то там, далеко от нас, шумела гудками проходящих машин Красная площадь. Все встали, ожидая боя курантов. И вот он, первый удар, возвещающий приход нового года! Раскатисто, гулко разнесся знакомый всем звон. Словно рожденный им, ударил мощный артиллерийский залп. Нет, не в Москве, а здесь, у нас. Это сказали свое новогоднее слово фронтовики-артиллеристы. И не могло быть для нас лучшей музыки, чем эта.
— За нашу любимую партию, за советский народ, за окончательную победу над фашизмом! — взволнованно произнес Николай Эрастович. — За то, чтобы все мы дошли до Берлина!
Не прошло и часа, как начали расходиться. Не потому, что вечер не удался. Напротив, давно мы не находились в такой непринужденной, простой обстановке. Но рядом, совсем рядом притаилась война. У каждого из нас были дела и обязанности.
В январе 1944 года в полосе 39‑й армии наступило затишье. Войска нуждались в пополнении и хорошем отдыхе. А разведчики продолжали действовать — такова уж их военная судьба. И задачи приходилось решать самые разнообразные.
Однажды летчики-наблюдатели зафиксировали подход к линии фронта колонн пехоты противника. Невелики они были и, разумеется, каких-то существенных изменений в соотношение сил не вносили. И тем не менее нужно было непременно выяснить, с чем связаны эти передвижения войск. Очередная смена частей или попытка усилить действующие соединения?
Я приехал в 91‑ю гвардейскую дивизию и поделился своими сомнениями с начальником штаба и начальником разведки.
— Что ж, будем посылать поисковую группу. Нужно брать «языка». И желательно здесь, в районе деревни Волчок, — ткнул пальцем в карту гвардии майор В.Е. Бруй, возглавлявший разведку дивизии. — Командир взвода разведроты гвардии лейтенант Щербаков и его подопечные уже двое суток ведут наблюдение за передним краем.
Этого поиска мне никогда не забыть. Ночью, облачившись в белые маскировочные халаты, разведчики во главе с гвардии лейтенантом А.Г. Щербаковым поползли к вражеским траншеям. Но когда до них осталось всего метров тридцать, в небо взвилась осветительная ракета. Группа была обнаружена. И тут же ударил пулемет. Первым заметил место, откуда ведется огонь, комсомолец гвардии рядовой Георгий Григорьев. Заметил — и тут же ринулся вперед. Пуля впилась в шею, но разведчик, собрав все силы, сумел добраться до пулемета и навалился на него всем телом. Воспользовавшись паузой, его товарищи ворвались в траншею, перебили больше двух десятков гитлеровцев, захватили пленных и станковый пулемет.
Но Георгий Григорьев уже не видел этого. Он был мертв. Верные давней традиции, разведчики вынесли тело погибшего товарища в расположение наших войск. Так уж повелось: ни раненого, ни даже убитого друга никогда не оставляли в стане врага.
Утром славного воина, повторившего подвиг Александра Матросова, похоронили с воинскими почестями в районе деревни Коопти-1 Витебской области. А вскоре мы узнали, что гвардии рядовому Георгию Степановичу Григорьеву посмертно присвоено высокое звание Героя Советского Союза.
И в те дни, и много позже я не раз задавал себе вопрос: что вдохновляло наших разведчиков на такие подвиги? Приказ? Да, беспрекословное повиновение командиру — непременное условие, обеспечивающее победу в бою. Но дисциплина существует и в буржуазной армии. Значит, дело не только в повиновении. Советские воины беззаветно любят социалистическое Отечество, больше жизни дорожат интересами своего народа — в этом истоки любого подвига.
А как много значит нерасторжимое единство народов страны, наше войсковое товарищество, чувство локтя боевых друзей! Ведь все это помогает становлению воина, окрыляет его. Можно было бы привести десятки примеров, подтверждающих эту мысль, но я позволю себе остановиться лишь на одном из них.
В разведвзводе, которым командовал украинец лейтенант Михаил Шавкун, служили трое друзей. Электрик Федор Фирсов до войны жил и трудился в городе Карабаш Челябинской области. Лесоруб Федор Соснин попал на фронт из дальневосточной тайги. Тракторист Айтказы Дильдикбаев — из каргайских степей Восточного Казахстана. Раньше они не знали друг друга. Теперь же их было почти невозможно увидеть врозь.
Однажды на переднем крае объявился фашистский снайпер. Действовал он в основном в темное время, используя свет ракет, периодически взлетающих в небо. Уже двое бойцов было ранено его пулями. Надо было обнаружить и обезвредить вражеского стрелка. Командир взвода поручил выполнение этой задачи неразлучной троице: Фирсову, Соснину и Дильдикбаеву.
Всю ночь друзья провели в окопах, внимательно наблюдая за противником. Зоркий глаз казаха Айтказы Дильдикбаева обнаружил снайпера, замаскировавшегося на дереве. Заманчиво было самому снять его. Но Айтказы решил, что будет лучше, если уничтожением врага займется Федор Соснин — в прошлом охотник, замечательный стрелок. И тот не промахнулся.
Не раз уходили друзья за «языками». Не припомню случая, когда они возвращались, не выполнив задания. А когда ребят спрашивали, что помогает им в бою, они неизменно отвечали: «Дружба! Один за всех, и все за одного!»
Благодаря действиям войсковых разведчиков группировка противника во всей полосе 39‑й армии была раскрыта до батальона включительно. Многое знали мы и о характере оборонительных сооружений под Витебском. Однако один из районов пока что оставался, образно говоря, в тени. До нас доходили отрывочные сведения о том, что фашисты готовят дополнительный рубеж западнее города.
Армейской разведгруппе, возглавляемой лейтенантом В.М. Крамаренко, была поставлена задача выяснить, где и какие работы ведутся. Мы тщательно разрабатывали план, стараясь предусмотреть любые неожиданности. И все-таки на этот раз обстоятельства оказались сильнее нас.
Дело в том, что план предусматривал заброску группы во вражеский тыл на самолетах По-2. В назначенном районе разведчики должны были приземлиться на парашютах и собраться у озера Стрежень. Казалось бы, все продумано до деталей. Однако, после того как машины поднялись с аэродрома, резко изменилась погода. Небо заволокли тучи, задул порывистый северный ветер. Сразу же за передним краем самолеты попали в низкую сплошную облачность. И тем не менее пилоты упорно продолжали идти к цели. Мы с тревогой ждали результатов.
— Разбросает парашютистов невесть куда, — высказал кто-то опасение. — Неделю потом искать друг друга будут.
Я и сам понимал, что погода нарушает все наши планы. Оставалось одно: вернуть самолеты. И такая команда авиаторам была отдана.
А спустя некоторое время нам доложили, что все самолеты благополучно приземлились на своем аэродроме. Но при этом выяснилось, что командир группы лейтенант Крамаренко буквально за несколько секунд до получения распоряжения о возвращении успел прыгнуть. Что с ним, где он?
Лишь 21 января была получена радиограмма от партизан, что наш разведчик жив и здоров. О своих злоключениях Крамаренко позже рассказывал сам.
Благополучно приземлившись, определив по карте свое местоположение, он понял, что находится в 50 километрах от точки сбора. Чертыхнувшись, а может быть выразившись и покрепче, он двинулся в путь по заснеженному лесу. Лишь на пятые сутки, израсходовав весь запас продуктов, он добрался к озеру. Но никого из товарищей там не обнаружил. Как поступить дальше? В тяжком раздумье сидел он на пеньке, торчавшем из-под глубокого снега.
И вдруг до него донеслись приглушенные голоса. Крамаренко выхватил пистолет, намереваясь как можно дороже заплатить за свою жизнь. Когда на опушке леса показались фигуры, он выстрелил. Отличным стрелком был Крамаренко, но тут, к счастью, промахнулся. Видно, расстояние было великовато.
— Смерть фашистам! — закричал разведчик, прицеливаясь вторично.