Выяснилось, что он, будучи еще в партизанском отряде, заучил несколько десятков фраз и сейчас стремился углубить и расширить свои познания в этой области. И немецкий язык ему пригодился при выполнении заданий.
Еще во время подготовки к наступлению Бондарчук повел в ночной поиск группу разведчиков. Она, благополучно миновав передний край, несколько углубилась в тыл и уже оттуда повернула к вражеским окопам. В короткой схватке было уничтожено 19 гитлеровцев. Захватив пленного, разведчики уже готовились к отходу. В этот момент кто-то увидел вражеских солдат, бегущих к траншее.
— Быстро готовить гранаты! — скомандовал Бондарчук. А сам, повернувшись к фашистам, крикнул по-немецки, чтобы те не обеспокоились, дескать, все в порядке. Лишь на несколько секунд остановились недоумевающие гитлеровцы. Какой же порядок, если они только что слышали крики, автоматные очереди? Но именно этих секунд и оказалось достаточно, чтобы изготовиться к бою. Несколько гранат одновременно разорвались в самой гуще врагов. Теперь отходивших разведчиков преследовать было некому.
Спустя несколько дней Бондарчук снова, как он любил выражаться, «поболтал» с немцами. Вместе с пятью товарищами он пробрался во вражескую траншею, окликнул находившихся там солдат, спокойно подошел к ним и принудил поднять руки. Те были настолько ошеломлены, что выполнили команду беспрекословно. Шесть пленных были захвачены без единого выстрела, без рукопашной схватки.
Бывая в 19‑й гвардейской дивизии, где служил Бондарчук, я не раз встречался с ним, слушал его рассказы о ночных и дневных поисках. И должен сказать, что рассказывать он был непревзойденный мастер. Нет, он ничего не преувеличивал. Но неизвестно откуда появлялись такие детали, что слушавшие неизменно хватались за животы. Необычайная гамма интонаций, жестов делали Бондарчука прекраснейшим импровизатором. Он образно показывал, как шли разведчики, как он командовал гитлеровцами. Причем когда в землянке или на лесной поляне раздавался его голос, выкрикивающий немецкие команды, некоторые даже вздрагивали. Уж очень естественно звучали они.
…Еще продолжалась артподготовка, а гвардии старший сержант Бондарчук со своей группой двинулся вперед. Подобравшись почти вплотную к первой траншее, разведчики убедились, что она пуста. Гитлеровцы, спасаясь от мощного огня артиллерии и минометов, оставили ее и укрылись в небольшом лесочке. Они рассчитывали вернуться обратно, как только закончится первый этап артиллерийской подготовки. По опыту они уже знали, что перенос огня в глубину обороны совпадает с началом атаки.
До сих пор мне не совсем ясно, каким образом сумел Бондарчук сохранить своих людей, укрыть их от наших же снарядов. Разрывы поднимались буквально рядом. Бондарчук, докладывая обстановку, попросил перенести огонь на тот лесок, в котором укрылись вражеские солдаты. Его просьба, разумеется, была немедленно выполнена. Зачем же бить по пустой траншее?
А дальше получилось так. Фашисты, полагая, что сейчас начнется атака, поспешили обратно в траншею. Но в ней уже находились наши разведчики во главе с Бондарчуком. Гитлеровцев встретил свинцовый град. Многие из них были убиты. Вполне понятно, что такой неожиданный маневр значительно облегчил прорыв вражеской обороны на этом участке.
Когда мне рассказали об этом эпизоде, я попросил, если это возможно, позвать Бондарчука. Хотелось поблагодарить его за смелые и инициативные действия. Он не замедлил явиться.
Как сейчас, вижу перед собой статного, крепкого молодца с улыбчивыми глазами. Он не спал предыдущую ночь, но был бодр и даже, я бы сказал, весел.
— Хорошо действовали сегодня. — Я крепко пожал ему руку. — Благодарю и надеюсь, что и впредь будете так же умело бить врага.
— Не сомневайтесь, товарищ полковник. Для того и живем, для того и разведчиками прозываемся! — ответил он. И в темных зрачках его запрыгали золотистые чертики.
А вскоре я имел возможность убедиться: слова у Бондарчука не расходятся с делом. Уже в следующую ночь он опять отличился.
В ходе наступления надо было уточнить, что представляет собой промежуточный оборонительный рубеж, проходящий по западному берегу реки Митва. Задание это поручили группе разведчиков, возглавляемой Бондарчуком.
Выйдя к реке, он установил, что траншея, окаймлявшая берег, пока еще не занята гитлеровцами. Но не было сомнений, что с минуты на минуту они появятся здесь. Разведчики видели автомашины, остановившиеся на опушке леса, вражеских солдат, разгружавших оружие и боеприпасы. Небольшие группы уже направлялись к окопам.
— Жми за подмогой! — приказал Бондарчук одному из разведчиков. — А мы их тут пока попридержим.
Подпустив гитлеровцев поближе, наши бойцы открыли огонь из автоматов. Не ожидавшие такой «теплой» встречи, фашисты в панике разбежались. И неудивительно.
Они шли в заранее подготовленную траншею, которая им же принадлежала, и вдруг такой сюрприз!
Однако Бондарчук прекрасно понимал, что растерянность эта временная.
— Беречь патроны, иметь наготове гранаты! — приказал он. — И рассредоточиться! Надо создать видимость, будто нас тут много.
Несколько яростных атак отбили разведчики. Тяжело пришлось им, но траншею, важный плацдарм на западном берегу реки, они удержали до подхода подразделения, высланного на помощь. Промежуточный оборонительный рубеж нами был прорван с минимальными потерями.
За образцовое выполнение разведывательных заданий во время Таурагской операции и проявленное при этом мужество гвардии старший сержант Николай Лукьянович Бондарчук был награжден орденом Красного Знамени.
Отличился в этих боях и старшина Петр Иванович Кондрашов. Он сражался в составе разведроты 262‑й дивизии, которая наступала в направлении города Юрбаркас.
В ночь на 8 октября девять разведчиков под его командой проникли во вражеский тыл, для того чтобы выяснить, как укреплен Юрбаркас. Многое нам уже было известно. Знали мы, в частности, что с севера подступы к городу преграждал обводной канал. За ним были построены доты, установлены бронированные колпаки. С южной стороны укреплений было меньше, но, для того чтобы выйти в этот район, нужно предварительно переправиться через Неман. Существовал мост, но мы почти не сомневались, что гитлеровцы взорвут или уже взорвали его. Это в основном и предстояло уточнить.
К четырем часам утра разведчики были на месте. Свой наблюдательный пункт они устроили на чердаке полуразрушенного домика, стоявшего на высотке. Целый день группа Кондрашова следила за гитлеровцами. Убедилась она и в том, что мост через Неман действительно взорван. Из воды торчали только сваи. И тут созрел исключительно дерзкий по своему замыслу план. Передав по радио в штаб дивизии данные наблюдения, Кондрашов сообщил и о своих дальнейших намерениях. Они показались настолько необычными, что ему ответили: «Ждите указаний через час».
Получив разрешение командования, разведчики в ночь на 9 октября переправились через Неман. Переправились по сваям разрушенного моста. Дожидаясь назначенного часа, они тихо переговаривались.
— Пройдут ли остальные?
— А Суворов что сказал? Там, где прошел солдат, пройдет армия.
Об армии, конечно же, и речи не было. Но по приказу командования один из полков 262‑й дивизии уже двигался форсированным маршем по маршруту, указанному разведчиками. Вскоре бойцы этой части также оказались в тылу врага.
Первыми ударили по врагу те, кто входил в группу Кондрашова. Разумеется, девять человек не могли добиться решающего успеха. Но они лучше всех знали, где находятся опорные пункты, где слабые звенья во вражеской обороне. И свою основную задачу — посеять панику, внести дезорганизацию — они выполнили блестяще. Следом за ними, обойдя укрепления, в город ворвались подразделения полка. На улицах Юрбаркаса закипел ночной бой. Гитлеровцы не выдержали натиска и побежали. К утру 9 октября на южном берегу Немана была почти вся 262‑я стрелковая дивизия.
Однако напряженные бои продолжались. Особенно сложная и неопределенная обстановка складывалась в районе города Таураге. Мы и прежде знали, что здесь созданы мощные оборонительные сооружения. Но они, как подсказывал опыт, сами по себе никогда не решали дела. Все зависело от того, сумели или нет гитлеровцы спокойно занять их, подготовиться к отражению наших атак.
Я связался по телефону с 17‑й гвардейской дивизией, наступавшей на этом направлении.
— Что сделано для уточнения данных? — спросил я.
— Вышла группа, — ответил начальник штаба дивизии гвардии полковник В.Г. Карако, оказавшийся у аппарата. — Ожидаем первых донесений.
— Кто возглавляет ее?
— Горобец.
— Какой Горобец?
— Иван Горобец, — невозмутимо подтвердил начальник штаба.
Удивлению моему не было границ. Я знал, что гвардии капитан Горобец был тяжело ранен в бою под Витебском. Во время вражеской контратаки он со своими подчиненными сумел отстоять позиции полковой артиллерии. Фашисты были отброшены, но своего командира разведчики нашли лежащим на земле. Вражеская пуля попала ему в живот.
Рана оказалась очень тяжелой, и мы, откровенно говоря, уже не надеялись увидеть Горобца в строю разведчиков. Тем не менее накануне Таурагской операции, буквально за день до ее начала, Иван неожиданно объявился в штабе дивизии.
— Прибыл для дальнейшего прохождения службы, — доложил он.
В дни, предшествующие наступлению, никто толком не поинтересовался, каким образом Горобец так быстро залечил рану. Лишь позже выяснилось, что он попросту сбежал из госпиталя, когда узнал, что его включили в список тех, кто подлежит эвакуации в тыл.
И вот гвардии капитан с группой разведчиков ушел для выполнения задания. Утром 9 октября Горобец доложил, что в районе Таураге оборона противником занимается поспешно, разрозненными подразделениями. Это весьма существенное уточнение предопределило характер дальнейших действий наступавших частей. Командир дивизии гвардии генерал-майор А.П. Квашнин не стал ждать, пока подтянутся соседи. После десятиминутного артналета он приказал атаковать вражеские позиции. Подоспели части 91‑й гвардейской дивизии. Об