одятся по ней вправо и влево на 200–250 метров. Теперь их задача — обеспечить переход (а потом и возвращение) остальных подгрупп, которые двигаются следом на некотором удалении. Вторая подгруппа должна была захватить пленных (а также документы) в штабе батальона, третья — во второй траншее.
Была еще одна подгруппа, состоявшая из пяти человек, с радиостанцией. Она двигалась в глубину обороны противника для разведки резервов и оборонительных сооружений.
Для прикрытия антифашистов-разведчиков были выделены значительные огневые средства. Их вступление в бой, разумеется, предусматривалось на тот случай, если гитлеровцы разгадают наш замысел и попытаются воспрепятствовать выполнению боевой задачи.
Генерал-майор 3. Н. Усачев утвердил план поиска. Он разрешил также включить в поисковую группу пленного немецкого солдата, взятого накануне. Курт — так звали солдата — за незначительный проступок был жестоко избит и отправлен на передовую. Обида побудила его осуществить давно созревшее решение: сдаться в плен.
Пленному солдату дали возможность встретиться с руководителем группы немцев-антифашистов.
— Курт дает слово взять командира батальона живым, — пояснил руководитель группы. — Кроме того, он точно знает, где штаб, знает по имени многих людей. Это может пригодиться.
Пока шли приготовления к поиску, разведчики 940‑го стрелкового полка сумели захватить еще одного пленного. Его допросили немецкие антифашисты. В ходе допроса удалось выяснить пропуск, действующий в избранном для поиска районе. Это весьма ценная находка. Зная пропуск, можно было действовать куда смелее и решительнее.
В час ночи разведчик рядовой И. Заботин повел первую подгруппу к проходу, сделанному саперами. Когда ракеты освещали местность, участники поиска замирали, прижимаясь к земле. Потом, как и было задумано, пошли открыто, негромко разговаривая на родном языке. Все это получилось настолько естественно, что кто-то из первой траншеи даже радостно окликнул: «А, вы уже здесь!»
Дежурный наблюдатель был обезоружен мгновенно. Теперь, уже разговаривая в полный голос, перебрасываясь шутками, немцы-антифашисты становились хозяевами траншеи. Они подходили к автоматчику или пулеметчику и предлагали добровольно сложить оружие. И ни одного отказа! Так за несколько минут без какого-либо шума было пленено 45 солдат и унтер-офицеров.
Тем временем вторая подгруппа продвигалась в глубину обороны. Курт уверенно вел ее к штабу батальона. Антифашистам удалось без выстрела снять часового у землянки комбата. Трое, в том числе Курт, вошли внутрь. Офицер сидел на кровати и читал газету. Он грубо выругал солдат за то, что те вошли. И вдруг, узнав Курта, вскинул пистолет. Прогремел выстрел. Солдат, схватившись за живот, упал. Выстрелить вторично офицер не успел. Его опередил один из вошедших.
Военфельдшер, находившийся в разведгруппе, оказал Курту первую помощь. Антифашисты забрали документы, карты и, конвоируя пленных, захваченных в соседних землянках, возвратились в первую траншею. Курта, разумеется, вынесли туда же.
Третья подгруппа, действовавшая во второй траншее, обезоружила двух офицеров и склонила на свою сторону 58 солдат и унтер-офицеров из состава пехотной роты и подразделений обслуживания. Что касается пяти антифашистов с радиостанцией, то они, благополучно миновав передний край, ушли в район расположения оперативных резервов противника.
Мы несколько дней и ночей допрашивали пленных. Ведь их в общей сложности набралось более ста. И хотя все они были из одной части, нам удалось пополнить сведения о противнике, которыми мы располагали ранее.
Кто эти люди, активно помогавшие нам в борьбе с фашизмом? К сожалению, память не сохранила их имен.
До начала решающего штурма оставалось несколько дней. Я с удовлетворением посматривал на карты. Они были испещрены условными знаками: артиллерийские и минометные батареи, доты, огневые точки, траншеи, минные поля. Пожалуй, еще ни разу мы не располагали такой исчерпывающей информацией о противнике. И вдруг начальник штаба сообщает: получен приказ передать полосу 50‑й армии и занять новую — на северо-западном фасе Кенигсберга.
Офицеры отдела немедленно выехали в соединения. Разговор с разведчиками был предельно кратким: нужно уточнить сведения о противостоящем противнике; сроки сжатые, вся надежда на вас, товарищи.
В первую же ночь ушла в поиск группа старшего сержанта Александра Щербакова из 338‑й стрелковой дивизии. Пробыв в расположении противника менее часа, разведчики возвратились с тремя пленными. От них мы узнали, что 43‑й пехотный полк 1‑й пехотной дивизии полностью укомплектован личным составом и боевой техникой.
Так же мастерски был организован и проведен поиск командиром разведвзвода 950‑го полка 262‑й стрелковой дивизии старшиной Екатериной Гусевой.
31 марта в моем присутствии командир полка поставил перед ней задачу: захватить пленного в районе станции Метгетен. Круглолицая, с упрямым подбородком, насупив густые брови, она внимательно слушала указания, уже что-то прикидывая в уме. Так оно и было. Позже выяснилось, что Катюша (ее все так звали в полку) еще раньше оценивала возможность поиска именно здесь. Так что план у нее фактически был готов. Оставалось уточнить отдельные детали, согласовать сигналы вызова огня с артиллеристами, договориться с саперами.
Глядя на Гусеву, я невольно думал о судьбах людей. Ей бы сейчас растить ребятишек, а она, в грубой гимнастерке, в тяжелых сапогах, готовится к очередной вылазке в стан врага. Все мы знали, что муж Катюши был летчиком и погиб в самом начале войны. Вот тогда-то она и надела военную форму. «Кто-то из Гусевых должен бить фашистов», — часто повторяла она. И она воевала не хуже мужчин.
В ходе контрольной тренировки я и начальник разведки дивизии разместились в специально подготовленном окопе. Мы договорились с Катюшей, что если обнаружим приближение группы, то подадим сигнал. Но разведчики действовали настолько искусно, что мы невольно вздрогнули, когда они обрушились на нас. А ведь мы ждали их появления! Оставалось лишь поблагодарить старшину Гусеву и ее подчиненных, пожелать им успеха.
Поиск, говоря словами Катюши, прошел как по нотам. Но легким его назвать было нельзя. Гусева была легко ранена в руку и ногу. Тем не менее группа, которой она продолжала командовать, задание выполнила. Захваченный разведчиками пленный показал, что 5‑я танковая дивизия из западной части города ушла на Земландский полуостров.
Очень многое можно было бы рассказать о действиях разведчиков 39‑й армии в эти горячие дни. Но суть не в отдельных эпизодах, не в перечислении фамилий людей. Главное заключалось в том, что все они трудились с полной отдачей сил, не щадя себя, сердцем понимая: к тому моменту, когда прозвучит сигнал «Вперед!», вся подготовительная работа должна быть закончена.
И этот сигнал прозвучал. 6 апреля в 10 часов утра началась мощная артиллерийская подготовка. Все мы, как известно, были не новичками на фронте. Однако такое нам довелось увидеть впервые. Земля дрожала под ногами от разрывов снарядов. Собственно, отдельные разрывы было невозможно различить. Уши заполнял сплошной гул, будто лавина сорвалась с горной вершины и катится вниз, все сметая на своем пути. Свист пролетающих над головой снарядов и мин, ни с чем не сравнимый рев «катюш» и — разрывы, разрывы, разрывы… В стереотрубу было видно, как они сплошной стеной встают там, где были траншеи, форты, казематы. Я не случайно говорю «были». В таком смерче уцелеть просто невозможно.
Чуть позже в бой вступила штурмовая авиация. Стремительные машины, которые гитлеровцы называли «черная смерть», большими группами направлялись к охваченному пламенем городу. И нам было слышно, как в общий грохот вплетаются тяжелые разрывы авиационных бомб. Море дыма, море огня. От целей самолеты уходили другим маршрутом. Поэтому нам казалось, что череда их бесконечна. Уже потом мне стало известно, что на первом этапе наступления действовало около 5 тысяч орудий и минометов, свыше 2 тысяч самолетов.
Глядя на все это, командующий армией генерал-полковник И.И. Людников, дравшийся с фашистами еще под Сталинградом, вполголоса произнес:
— Немцы признавались, что в ноябре сорок второго они в ад попали. Ничего, теперь им тот ад раем показался бы!
Лишь спустя два часа вперед пошли пехота и танки. Наша 39‑я армия, одна из четырех, участвовавших в штурме Кенигсберга, начала продвигаться к морю, стремясь отрезать кенигсбергскую группировку от земландской. Пытаясь сохранить коридор, гитлеровское командование бросило в бой резервы — 5‑ю танковую дивизию со стороны полуострова, часть сил 561‑й пехотной дивизии и всю остававшуюся в наличии авиацию. На долю нашей армии пришлось более половины всех контратак, предпринятых противником против войск 3‑го Белорусского фронта.
Характер боя определял и основные методы действия войсковых разведчиков. Группы находились впереди наступающих соединений и частей, на их флангах. Задача — установить места сосредоточения сил врага для контратак, взять пленных.
Части нашей армии продвигались медленно. За первый день удалось преодолеть всего четыре километра, но дорога Кенигсберг — Пиллау оказалась перерезанной. Назавтра мы смогли пройти еще меньше. В боях погиб начальник разведки 17‑й гвардейской дивизии гвардии майор X. А. Джанбаев, был ранен начальник разведки 192‑й стрелковой дивизии майор Ю.В. Трошин. Жена Юрия Васильевича, Ольга Семеновна, служила в медсанбате дивизии. Она, будучи военфельдшером, и оказала первую помощь мужу, которого разведчики вынесли с поля боя.
Мы всеми силами стремились выйти к морю. А где-то справа от нас продолжался штурм самого города-крепости. Новые и новые снаряды обрушивались на него. Снова и снова появлялись штурмовики и бомбардировщики.
Командующий 3‑м Белорусским фронтом маршал Советского Союза А.М. Василевский предложил гитлеровцам капитулировать. «Офицеры и солдаты! — говорилось в обращении. — В этот критический для вас час ваша жизнь зависит от вас самих… Складывайте оружие и сдавайтесь в плен».