ак подкошенный свалился на траву.
Волнению разведчиков и тех, кого они вызволили из лагеря, не было предела. Но лейтенант оказался жив. Чуть ли не бегом несли его друзья к своим траншеям. Следом спешили люди, выведенные из-за проволоки. Маскаева сразу же передали врачам. И битва за его жизнь была выиграна. Однако Михаил Филиппович лишился ноги. В боевой строй он больше не вернулся. Но и так, пройдя от Подмосковья до Витебска, он столько сделал для победы, что вскоре ему было присвоено звание Героя Советского Союза.
Что же стало с лесным лагерем? Примерно через час после того, как из него были выведены люди, он перестал существовать. Гитлеровцы, очевидно заранее спланировав время, обрушили на лагерь шквал артиллерийского огня. Расчет их был прост: тот, кто попытается бежать, найдет смерть от мин, остальных добьют снаряды.
Глубоко переживали мы тяжелое ранение одного из лучших наших разведчиков, тем более что некоторое время даже врачи сомневались, останется ли он жив. Но что делать: война есть война. И мы знали, что от всех нас зависит, когда на смену дням, наполненным горечью утрат, придут дни радости и ликования.
Спустя несколько дней после того, как начальник штаба армии поставил меня в известность относительно предстоящего наступления, нас обоих вызвал командующий. Захватив карты, необходимые документы, я подошел к блиндажу.
– Волнуетесь? – спросил меня начальник штаба.
– Есть маленько, – признался я. – Все же первый доклад новому командарму.
– Ничего, главное, не растягивайте.
К моему удивлению, у генерала Людникова оказались многие офицеры штаба.
– Сейчас мы заслушаем доклад товарища Волошина, – объявил Людников. – Но перед этим мне хотелось бы сделать одно сообщение. Думаю, радостное для всех.
Командующий шагнул к М.И. Симиновскому и протянул ему… генеральские погоны.
– От души поздравляю с присвоением генеральского звания. И остальным желаю того же!
Когда замолкли приветственные возгласы, генерал Людников повернулся ко мне.
– А теперь ваше слово, товарищ Волошин!
Не буду останавливаться подробно на деталях моего доклада. Были перечислены части и соединения, противостоящие нам, охарактеризованы оборонительные сооружения противника. Иван Ильич Людников слушал меня исключительно внимательно, время от времени задавая дополнительные вопросы.
– Где, по вашему мнению, у гитлеровцев наиболее уязвимый участок?
– Здесь, – дотронулся я до карты указкой.
– Какие основания для таких выводов?
Я пояснил, что анализ разведывательных данных, полученных нами за последнее время, позволил установить, что правый фланг фашистского 53‑го армейского корпуса обеспечивается сравнительно слабыми частями многократно битой, но пока еще окончательно не добитой 197‑й пехотной дивизии.
– Почему же гитлеровское командование не заменит ее или не примет мер к усилению?
И на этот вопрос у меня был подготовлен обоснованный ответ. Дело в том, что именно тут местность давала обороняющимся важные преимущества. Серьезной преградой являлась глубокая речка Лучеса, обширные торфяные болота затрудняли действия танков, переброску артиллерии. Видимо, фашисты ожидали активных действий с нашей стороны где угодно, только не здесь.
– Значит, говорите, не ждут? А мы возьмем да и ударим!
Я чувствовал, что командующий удовлетворен моим докладом и предварительными выводами. Не скрою, спустя много лет я с удовлетворением прочитал в его воспоминаниях, относящихся к этому периоду, такие строки:
«Очень помогли мне на первых порах данные армейской разведки. Все ее звенья действовали непрерывно, и подполковник Волошин располагал всеми необходимыми сведениями о противнике, группировке его сил и средств, системе обороны и характере инженерных сооружений»[4].
Могу сказать лишь одно: похвалу эту следует отнести, разумеется, не ко мне лично, а ко всем офицерам, сержантам и солдатам, которые самоотверженно, не считаясь с усталостью и опасностями, выполняли возложенные на них задачи, берегли и приумножали славу доброго имени разведчика.
В дни подготовки наступления на командный пункт армии прибыли представитель Ставки Верховного Главнокомандования Маршал Советского Союза А.М. Василевский и командующий фронтом И.Д. Черняховский. Небольшой группой мы выехали на участок предстоящего прорыва. Там, на хорошо замаскированном наблюдательном пункте, я стал свидетелем и чуть позже участником весьма серьезного разговора.
– Нужно прорвать оборону и ударом в направлении Шарки, Замосточье, Песочна, Малое Островино быстро развивать наступление, – спокойно, будто речь шла о самых обыденных вещах, говорил маршал Василевский. – Во взаимодействии с войсками сорок третьей армии справа и пятой армии слева предстоит окружить и уничтожить витебскую группировку противника. Окружить и уничтожить! – повторил он. – Гитлеровцы должны оказаться в котле. – Осмотрев местность, маршал Василевский покачал головой: – Трудно будет здесь танкам поддержать наступление, если пехота не обеспечит их переправу на правый берег. А без них высокого темпа продвижения не выдержать.
Командующий фронтом подозвал меня.
– Мосты через Лучесу есть?
– В полосе прорыва их три.
– Товарищ Людников, – генерал Черняховский пристально посмотрел на командующего армией, – постарайтесь сделать так, чтобы мосты остались целы до подхода наших войск.
Постараюсь, но уверен, что враг будет стремиться к диаметрально противоположному. Сделаем все, что будет возможно.
Пожелав нам успеха, маршал Василевский и генерал Черняховский уехали. Командующий армией отозвал меня в сторону:
– Вы, надеюсь, понимаете, насколько серьезно стоит вопрос. Соберите начальников разведок, обсудите с ними план предстоящих действий. Подробнейшим образом проинструктируйте их. Да и сами послушайте, что они скажут. Впереди события огромной важности.
Чуть ли не на следующий день в разведотделе штаба армии собрались начальники разведок корпусов и дивизий. Открывая совещание, я коротко проинформировал их о том, как может сложиться обстановка в ходе предстоящих боев. В частности, речь зашла о той разведывательной информации, которой мы располагали на данный момент. Какими бы подробными ни были сведения о противнике, они позволяют командирам правильно ориентироваться в обстановке лишь на первом этапе сражения – при прорыве вражеской оборонительной полосы. При ведении боя в глубине могут возникнуть самые неожиданные ситуации. Даже зная, где располагаются резервы противника, их состав, нельзя заранее сказать, когда, в какой последовательности они будут вводиться в бой.
Кроме того, наступление, как правило, развивается неравномерно. Одним частям и подразделениям удается продвинуться несколько дальше. Другие, встретив упорнейшее сопротивление, вынуждены несколько снизить темп. По этой причине открываются фланги, образуются даже значительные разрывы между соединениями. Противник, и это естественно, настойчиво ищет слабые места в наших боевых порядках, чтобы именно туда нацелить свои контратаки. Что следует предпринять, для того чтобы избежать неожиданностей? С этим вопросом я и обратился к начальникам разведок. Хотелось выслушать их мнение, какие-то конкретные предложения. И мы услышали немало интересных мыслей.
Начальник разведки 91‑й гвардейской дивизии гвардии подполковник В.Е. Бруй, например, предложил заранее сформировать и подготовить разведывательные группы, которые будут действовать во вражеском тылу на флангах наступающих частей. По его мнению, это позволило бы избежать внезапных контрударов на самых уязвимых направлениях. Предложение, несомненно, заслуживало самого серьезного внимания.
Следом за ним выступил начальник разведки 5‑го гвардейского корпуса гвардии подполковник Г.А. Газарян. Он, опираясь на опыт минувших наступательных боев, подчеркнул, что зачастую приходится организовывать дополнительную разведку. Поэтому нужно подумать о создании сильного резерва разведчиков.
– Откуда же мы возьмем его? – усомнился кто-то. – Боюсь, что Григорий Аракелович вносит нереальное предложение.
– Почему нереальное? – мгновенно вскипел Газарян. Как всегда в минуты волнения, он стал говорить с особо заметным кавказским акцентом: – Я повторяю: реальное! – И он тут же достаточно убедительно обосновал свою точку зрения: – Скажи, дорогой, почему некоторые командиры батальонов ожидают разведданных из штаба полка? Что, в батальоне своих наблюдателей нет? Что, они сами не могут огневые точки обнаружить? Нужно активнее участвовать в разведке на своем участке, добывать информацию, по возможности, своими силами.
Что ж, гвардии подполковник Газарян был, безусловно, прав. Собственно, нештатные разведчики стрелковых подразделений и прежде вскрывали систему огня противника, обнаруживали препятствия, задерживающие продвижение пехоты и танков. В ходе боя они захватывали пленных и через них устанавливали численность противостоящего врага. Следовало лишь нацелить командиров батальонов и рот на резкую активизацию подобной деятельности, на проявление инициативы. Тогда из штатных разведчиков соединений и частей действительно можно будет создать столь необходимые резервные группы. Разве не так?
Любопытные мысли высказал начальник следственной части разведотдела майор Рыбаков:
– Я думаю, что можно принять предложение антифашистов из числа перебежчиков. Они просятся в разведку. Мы же видим, как изменилось поведение немцев за последнее время.
И действительно, теперь вражеские солдаты, да и офицеры тоже, вели себя иначе. Конечно, попадали к нам и убежденные гитлеровцы, фанатики. Но даже они на допросах держались не так, как в прежние годы. Раньше, бывало, пленный нагло смотрит в глаза, хамит. Словом, всеми силами дает понять, что ему и плен не плен, и смерть не смерть. Я, дескать, был и остаюсь хозяином положения.
Теперь картина была совершенно иная. Даже отъявленные фашисты не стремились выставлять напоказ свои убеждения и верность фюреру. Многие заискивали перед переводчиком, офицерами, проводящими допрос. Все большее число солдат убеждалось в том, что поражение гитлеровской Германии неизбежно, что теперь дело только во времени.