Двенадцать раз гитлеровцы пытались захватить это здание. Но все атаки отбивались с большими для врага потерями. Однако положение разведчиков становилось все более и более критическим: кончались боеприпасы. На исходе ночи, когда, казалось, не было уже никакой надежды на спасение, капитан Рассохин обнаружил участок, откуда огонь велся реже. Через окно удалось незаметно покинуть церковь. Затем последовал стремительный бросок. Вслед за ним – короткая схватка. Вся группа вырвалась из осады.
Тем временем разведчики во главе со старшим сержантом Яглинским, даже не предполагая, что их товарищи попали в такую переделку, изучали берега реки Митва, находившейся за линией фронта. Удалось установить, что на западном берегу подготовлены окопы. Значит, именно здесь противник предполагает организовать оборону. А какие еще у него планы? Яглинский рассудил, что для получения ответа на этот вопрос лучше всего попытаться захватить пленного.
На рассвете подкрались к какому-то хутору и стали наблюдать за домом. Долгое время ничто не нарушало тишины. Потом послышался скрип двери. Кто-то вышел на улицу. Присмотрелись – гитлеровский солдат. Но сколько их еще осталось в помещении? Не зная этого, было рискованно поднимать шум.
– Будем брать тихо, – скомандовал Яглинский.
Один из разведчиков обогнул дом, неожиданно выскочил из-за угла и схватил немца за горло. Мгновенно подбежали еще двое. Через полминуты солдат был уже в кустах. Рот заткнут, руки связаны. Удача? Нет! Точный расчет, безукоризненное понимание друг друга, профессиональное мастерство, если хотите. Таков был старший сержант Михаил Яглинский! Его хорошо знали не только в своей дивизии, но и во всей 39‑й армии.
Как-то, беседуя с начальником разведки дивизии майором Д.С. Кравчуком, я высказал мнение, что Яглинский заслуживает представления к присвоению звания Героя Советского Союза. Дмитрий Семенович сразу же согласился со мной. Пошли к начальнику штаба дивизии.
– Я и сам хотел об этом говорить с начальством, – оживился он. – Но как-то не решался. Ведь Яглинский – разведчик. Значит, первое слово за вами.
Однако вскоре 158‑я стрелковая дивизия вместе с ее разведротой, в которой служил Михаил Яглинский, была передана от нас другому объединению, даже другому фронту. При прощании я напомнил майору Кравчуку о нашем разговоре.
– Непременно представим, – заверил он. – Я напишу.
И действительно, в ноябре я получил от него сообщение о том, что командование дивизии представило Яглинского к высшей награде. А в марте 1945 года я с удовлетворением узнал, что на гимнастерке Михаила Васильевича Яглинского появилась Золотая Звезда Героя.
Более месяца 39‑я армия провела в обороне на расейняйских позициях, известных военным историкам еще со времен Первой мировой войны. Гитлеровцы чуть ли не каждый день пытались контратаковать нас, но эти попытки не приносили им успеха. Наши части и соединения успешно отражали их, готовясь одновременно к новому удару.
Что касается разведчиков, то им в этой обстановке скучать не приходилось. Только в сентябре они более 300 раз ходили в поиски и засады, захватили более 40 пленных. Постоянная активность разведгрупп оказывала на противника еще и чисто психологическое воздействие.
Помню, как-то при мне допрашивали пленных офицеров 252‑й пехотной дивизии. Когда все основные вопросы были заданы и на них мы получили исчерпывающие ответы, я через переводчика спросил, что думают гитлеровцы о нашей войсковой разведке. Вопрос этот не был праздным. Иногда полезно взглянуть на свою работу глазами врага.
– Я выскажу свое мнение, – ответил немецкий офицер, – и прошу только об одном: не подумайте, что я пытаюсь льстить вам. О своей судьбе я не беспокоюсь. Для меня война кончилась. Поэтому я говорил и буду говорить только правду.
Далее он рассказал, что немецкие солдаты чувствуют себя настороженно. И одна из причин этого заключается в том, что русские разведчики беспокоят их ежедневно. Когда удается обнаружить разведывательную группу и обстрелять ее, наступает временное успокоение. Но именно в этот момент с тыла нападает другая группа, уничтожает солдат, захватывает их в плен.
– Мы никак не можем понять, сколько же у вас разведчиков и откуда они берутся в нашем тылу. Это просто непостижимо! – воскликнул немецкий офицер.
Что ж, ничего удивительного в этом не было. Просто гитлеровцы не могли понять психологию наших разведчиков, их непоколебимую верность своему долгу, готовность отдать жизнь во имя победы, во имя выполнения поставленной задачи. Не буду отрицать, немецкие солдаты воевали храбро, стойко. Но той внутренней убежденности, которая удваивает силы в бою, поднимает на подвиг, у них не было и в помине. Кроме того, конечно, важную роль играл опыт, который мы приобрели в минувших схватках с фашистами.
Разведчики армии беспрестанно тревожили гитлеровцев на переднем крае. Небольшие по своей численности группы проникали в тыл противника, устанавливали районы сосредоточения резервов, нумерацию частей, расположение и состояние оборонительных рубежей. Постоянно действовали две армейские группы подслушивания телефонных разговоров, оснащенные специальной аппаратурой. В полосе армии мы имели к концу сентября уже более 200 хорошо оборудованных наблюдательных пунктов. Словом, для сбора разведывательной информации нами использовались все возможные каналы, дублирующие и дополняющие друг друга.
Накануне наступления в 39‑ю армию снова, как и под Витебском, прибыл маршал Советского Союза А.М. Василевский. Предварительно побеседовав с генералом И.И. Людниковым, он приказал собрать командующих родами войск и начальников отделов штаба.
Я изрядно волновался, зная, что мне предстоит докладывать маршалу. Вроде бы все разведывательные данные были тщательно перепроверены и уточнены, но чувствовал я себя, будто студент перед трудным экзаменом. Вот бы еще денек для подготовки, хотя бы полдня!
Однако стоило мне выйти к картам и ящику с песком, в котором мы достаточно точно воспроизвели рельеф местности, все сразу же встало на свои места. Докладывая об обороне противника, я показывал на макете, где располагаются траншеи, огневые позиции, наиболее трудные огневые точки. В заключение я подробно остановился на группировке гитлеровцев, местах сосредоточения резервов.
Маршал А.М. Василевский поблагодарил меня, не задав ни одного дополнительного вопроса. Видимо, доклад получился достаточно полным и обстоятельным.
Я далек от мысли приписывать какие-то заслуги себе. Дело совсем не в том, как я говорил. Дело в том, какие данные приводил. А они были исчерпывающими лишь потому, что разведчики не щадили сил при выполнении сложных и ответственных заданий. Поэтому, возвратившись на свое место, мысленно я сказал им «спасибо».
6 октября 1944 года 39‑я и 43‑я армии, поддержанные танками и авиацией, перешли в наступление, целью которого был разгром соединений 9‑го армейского корпуса противника и овладение городом Таураге. В этой операции вновь отличились многие разведчики частей и соединений.
Хорошо запомнился мне гвардии старший сержант Николай Лукьянович Бондарчук. До прихода к нам он партизанил в Белоруссии. Это помогло ему узнать, как фашисты ведут себя на переднем крае и в тылу, во время несения службы и на отдыхе. Храбрость, боевая дерзость органически сочетались в нем с любознательностью.
Как-то, во время допроса пленного, переводчик заметил, что Бондарчук, устроившись за соседним столом, внимательно вслушивается в разговор. Вначале переводчик не придал этому значения, а потом все же сказал:
– Обед привезли, пропустишь.
– Ничего, – улыбнулся Бондарчук, – обед и холодный никуда не денется. А тут – польза!
– В чем же ты ее увидел?
– Немецкий язык изучаю.
Выяснилось, что он, будучи еще в партизанском отряде, заучил несколько десятков фраз и сейчас стремился углубить и расширить свои познания в этой области. И немецкий язык ему пригодился при выполнении заданий.
Еще во время подготовки к наступлению Бондарчук повел в ночной поиск группу разведчиков. Она, благополучно миновав передний край, несколько углубилась в тыл и уже оттуда повернула к вражеским окопам. В короткой схватке было уничтожено 19 гитлеровцев. Захватив пленного, разведчики уже готовились к отходу. В этот момент кто-то увидел вражеских солдат, бегущих к траншее.
– Быстро готовить гранаты! – скомандовал Бондарчук. А сам, повернувшись к фашистам, крикнул по-немецки, чтобы те не обеспокоились, дескать, все в порядке. Лишь на несколько секунд остановились недоумевающие гитлеровцы. Какой же порядок, если они только что слышали крики, автоматные очереди? Но именно этих секунд и оказалось достаточно, чтобы изготовиться к бою. Несколько гранат одновременно разорвались в самой гуще врагов. Теперь отходивших разведчиков преследовать было некому.
Спустя несколько дней Бондарчук снова, как он любил выражаться, «поболтал» с немцами. Вместе с пятью товарищами он пробрался во вражескую траншею, окликнул находившихся там солдат, спокойно подошел к ним и принудил поднять руки. Те были настолько ошеломлены, что выполнили команду беспрекословно. Шесть пленных были захвачены без единого выстрела, без рукопашной схватки.
Бывая в 19‑й гвардейской дивизии, где служил Бондарчук, я не раз встречался с ним, слушал его рассказы о ночных и дневных поисках. И должен сказать, что рассказывать он был непревзойденный мастер. Нет, он ничего не преувеличивал. Но неизвестно откуда появлялись такие детали, что слушавшие неизменно хватались за животы. Необычайная гамма интонаций, жестов делали Бондарчука прекраснейшим импровизатором. Он образно показывал, как шли разведчики, как он командовал гитлеровцами. Причем когда в землянке или на лесной поляне раздавался его голос, выкрикивающий немецкие команды, некоторые даже вздрагивали. Уж очень естественно звучали они.
…Еще продолжалась артподготовка, а гвардии старший сержант Бондарчук со своей группой двинулся вперед. Подобравшись почти вплотную к первой траншее, разведчики убедились, что она пуста. Гитлеровцы, спасаясь от мощного огня артиллерии и минометов, оставили ее и укрылись в небольшом лесочке. Они рассчитывали вернуться обратно, как только закончится первый этап артиллерийской подготовки. По опыту они уже знали, что перенос огня в глубину обороны совпадает с началом атаки.