Первая линия укреплений состояла из двух траншей полного профиля с бункерами. Перед траншеями, находившимися одна от другой на расстоянии 100–150 метров, располагались, как обычно, проволочные заграждения и противотанковые мины. Для того чтобы добраться до первой траншеи, нужно было преодолеть противотанковый ров и поле управляемых фугасов. Такой же сюрприз ожидал наступающих между первой и второй траншеями. Все это, как предполагали гитлеровцы, должно было существенно помешать атакующим, расстроить их боевые порядки, привести к тяжелым потерям в людях и технике.
Но предположим, что первая линия укреплений прорвана. Означает ли это, что наши подразделения смогут быстро развить успех? Впереди их ждали долговременные огневые точки, доты, как их называли сокращенно. Они располагались на западных берегах рек Шешупе и Ширвиндта. Каждый дот имел хороший обзор и обстрел. Помимо огневой связи, они объединялись в единую оборонительную систему траншеями полного профиля. Подходы к ним были густо минированы. В глубине обороны и между дотами располагались поля управляемых фугасов.
Существенной частью вражеской обороны являлись многочисленные юнкерские и гроссбауэровские (помещичьи и кулацкие) усадьбы. Каждая из них имела здания с толстыми каменными стенами, глубокие подвалы под цементированными сводами. Любое из этих строений легко можно было превратить в долговременную огневую точку, а то и в мощный узел сопротивления. Мы ни на минуту не сомневались, что фашисты постараются в полной мере использовать такую возможность. За счет этого значительно возрастала глубина вражеской обороны, увеличивалась ее стойкость.
Находясь во втором эшелоне, мы, естественно, могли вести разведку только наблюдением, ведя его совместно с разведчиками 5‑й армии, в полосе которой планировался ввод в бой наших частей после начала наступления. Поэтому офицеры нашего разведотдела большую часть времени проводили на наблюдательных пунктах переднего края. С помощью биноклей и стереотруб мы изучали вражескую оборону, дотошно и подробно расспрашивали разведчиков, действовавших в интересах соединений, находившихся в непосредственном соприкосновении с противником. И эта работа позволила нам обогатиться полезными и разнообразными сведениями.
Прежде всего мы убедились, что обнаруживать фашистские доты, построенные еще в довоенное время, очень трудно. Они состояли из подземных казематов, закрытых сверху толстым слоем земли. На ней выросли трава, кустарник, довольно большие деревья. Благодаря этому доты совершенно сливались с окружающей местностью.
Вторая особенность заключалась в том, что амбразуры имели не прямоугольную, а круглую форму. Эти непривычные очертания сбивали наблюдателей с толку. Значительная толщина стен оборонительных сооружений такого типа приглушала звук выстрелов. Вспышки пулеметных очередей удавалось обнаружить только в том случае, когда наблюдатель находился напротив амбразуры. Чуть влево или вправо – уже почти ничего не видно. Мало того, большинство дотов молчало. Фашисты, чувствовалось, приберегают их для отражения решающих атак. Следовательно, основную ставку предстояло делать на разведку боем.
Уже позже, в ходе наступления, мы смогли ближе познакомиться с долговременными огневыми точками противника, захваченными или разрушенными нашими войсками. В районе Ширвиндта по западному берегу реки они представляли собой железобетонные сооружения. Металлический колпак, венчавший дот, имел 6 амбразур, каждую из которых можно было закрывать изнутри специальной пробкой. Замечу, что толщина стенок такого колпака достигала 40 сантиметров. Думаю, что какие-либо дополнительные комментарии здесь не требуются.
Что же мы могли предпринять в период подготовки к прорыву вражеской обороны? Прежде всего, конечно, нужно было выявить максимальное число долговременных оборонительных сооружений. На каждый дот мы заводили отдельный формуляр, в котором были указаны точные координаты и характер огня: артиллерийский, пулеметный. Разрушение дотов возлагалось на тяжелую артиллерию и бомбардировочную авиацию. Но и артиллерия среднего калибра, минометы не оставались в стороне. С их помощью срывалась «маска» с обнаруженных точек. Снаряды и мины вспахивали землю, демаскировали доты. Это облегчало действия авиации и как бы предупреждало наши стрелковые подразделения: «Осторожно, здесь укрепления!»
16 октября после мощной двухчасовой артиллерийской и авиационной подготовки 3‑й Белорусский фронт перешел в наступление. В первый день я с группой офицеров находился в боевых порядках 5‑й армии, двигавшейся в первом эшелоне. Это было необходимо для того, чтобы непрерывно уточнять разведывательные данные. Ведь 39‑я армия должна была вот-вот сменить ее. И это произошло на следующий день.
Я уже упоминал, что перед нами была река Шешупе, отделявшая друг от друга два приграничных городка – литовский Наумиэстис и немецкий Ширвиндт. Сама по себе эта речка не представляла собой какого-либо значительного препятствия для пехоты. Ее можно было форсировать на подручных средствах. Что же касается тяжелой техники, то ее переброска на западный берег могла задержаться. А это неминуемо сказалось бы на темпе наступления.
Еще в период подготовки мы установили, что городки, расположенные на западном и восточном берегах, связаны между собой большим железным мостом на каменных быках. Как говорится, лучшего и желать было бы грешно. Но сумеем ли мы воспрепятствовать его разрушению? В том, что гитлеровцы постараются взорвать мост, сомнений не было.
За несколько дней до начала наступления меня вызвал командующий армией.
– Какие есть соображения насчет моста? – спросил генерал И.И. Людников. – Нужно попытаться спасти мост. И думаю, что лучше всего с задачей справятся разведчики. Судя по прошлому, они приобрели некоторый опыт в этом отношении.
– Задание такого рода включено в план разведки, товарищ командующий.
– Вот и хорошо. Если мост останется цел, за наградами дело не станет. Сотни, быть может, тысячи жизней будут спасены.
Выполнение ответственного и опасного задания мы поручили разведчикам 32‑й инженерно-саперной бригады. В ночь на 17 октября старшина Виктор Петрович Зимин с двумя разведчиками, обогнав наступающую пехоту, устремился к мосту. Да, я не оговорился: старшина Зимин всего с двумя разведчиками.
Поначалу мы собирались сформировать и направить на выполнение задания более многочисленную группу. Но некоторые, в том числе и сам Зимин, возражали:
– Тут числом не возьмешь. Главное – внезапность. Обнаружат гитлеровцы взвод – сразу поймут, с какой целью он появился здесь. Крутанут машинку – и нет моста. А троих, если и заметят, торопиться не будут. Им и в голову не придет, какая задача перед нами поставлена.
В этих рассуждениях была определенная логика. Многочисленная группа, несомненно, насторожила бы фашистов, и они не замедлили бы привести свой план в исполнение. Да и чем больше народу, тем сложнее скрытно подобраться к объекту. Решили сделать ставку на внезапность.
Противник, занимавший левый берег излучины реки, вел непрерывный огонь. Укрываясь за насыпью, разведчики все ближе и ближе подбирались к мосту.
– Стоп! Кажется, мины, – остановил товарищей старшина Зимин.
Действительно, перед ними было минное поле. Возвращаться назад, как-то обходить его? Во-первых, наверняка будет потеряно немало времени. А каждая минута может сыграть решающую роль. Во-вторых, если здесь установлены мины, то именно это направление фашисты считают наиболее безопасным для себя. Следовательно…
– Делаем проход, – распорядился старшина. – Или мы, братцы, не саперы?
Тридцать две мины обезвредили разведчики, прежде чем им удалось подобраться вплотную к мосту. И они подоспели как раз вовремя. Гитлеровцы заканчивали подготовку к взрыву. Взрывчатка, судя по всему, была уже уложена на место. Солдаты торопливо тянули на западный берег провода, уходившие вниз, к опорам. Сейчас трудно сказать, как это получилось, но фашисты заметили разведчиков. И вот тут-то и оправдался наш расчет. Видя, что у моста находится всего несколько русских, гитлеровцы не проявили особого беспокойства. Они были уверены, что без особого труда уничтожат смельчаков, неизвестно каким образом и с какой целью оказавшихся тут. Разведчикам оставалось одно: принять бой.
– Прикройте меня! – крикнул Зимин, бросаясь вперед. Через несколько мгновений он был на мосту. Трое вражеских солдат, заподозрив неладное, побежали ему навстречу. Но меткая автоматная очередь скосила их. Сильным ударом ножа старшина перерубил провода, уходившие под мост, и сбросил концы их в воду. Если даже гитлеровцы сумеют вернуться сюда, то восстановить цепь подрыва заряда будет не так-то просто. Ползком он возвратился к товарищам.
– А теперь, братва, держаться. До последнего патрона! Не пускать гадов на мост, пока не подойдут наши части.
Отбиваться пришлось недолго. Пехота и танки 338‑й стрелковой дивизии 113‑го стрелкового корпуса, недавно вошедшего в состав 39‑й армии, были недалеко. С ходу преодолев реку, они к 11 часам утра овладели пограничным немецким городом Ширвиндт.
Генерал Людников выполнил свое обещание. За спасение моста, обеспечение переправы наших войск на западный берег реки Виктор Петрович Зимин был удостоен звания Героя Советского Союза. Его боевые друзья разведчики Владимир Данилович Ёащкин и Николай Петрович Кожохин получили ордена Красного Знамени.
Мост этот памятен мне не только потому, что был сохранен разведчиками. Около него мы оказались под вечер того же дня, проезжая на НП командарма. Мой заместитель по политчасти Н.В. Поздняков неожиданно попросил остановить машину на восточном берегу.
С Николаем Васильевичем у меня давно уже сложились дружеские отношения. Во всем, что касалось службы, он оставался подчеркнуто официальным, предельно исполнительным. Но в те редкие часы, когда мы имели возможность отдохнуть, Поздняков становился совершенно иным. И я до сих пор благодарю судьбу за то, что она послала мне человека, с которым можно было разделить и радость, и горе. Тот, кто прошел через войну, хорошо знает, как важно иметь рядом настоящего друга.